Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антьетам удержал Британию и Францию от дипломатического признания Конфедерации Штатов Америки. Поступи две главнейшие европейские державы таким образом, Соединенные Штаты раскололись бы на две отдельные республики, 22 штата составили бы Федерацию, а 13 — Конфедерацию.
Кроме того, Антьетам предоставил президенту Линкольну великолепную возможность издать «Прокламацию об освобождении», отменяющую рабство. Сменились два поколения, и Соединенные Штаты Америки стали мощнейшей в мире промышленной державой.
Если оглянуться назад: тщательное изучение тактических особенностей битвы при Антьетаме позволило бы европейским державам избежать страшных ошибок, допущенных ими в ходе европейских войн 1866 и 1871 годов, а также в начале Первой мировой войны. Американцы испытали на собственной шкуре весь ужас сосредоточенного артиллерийского огня по плотным скоплениям живой силы — однако европейцы не усвоили этого урока.
Решающим фактором битвы при Антьетаме явился сверток с тремя сигарами. Из-за него гражданская война в США продлилась на четыре кровавых года больше.
3 июля 1866 г., Кенигграц
Два графа и один принц
Ihr glaube Ihr habt ein Reich gegrundet?.
Und habt doch nur ein Volk zerstort[157].
Франц Грильпарцер.
Комендант австрийской крепости Кенигграц[158] приказал открыть шлюзы; вода перед крепостными стенами начала медленно подниматься. Армия en deroute[159] безнадежно забила узкую, на одну колею, дамбу — единственную дорогу через затопленный glacis[160]. Офицеры, облепившие бастионы крепости, кричали по-немецки и по-венгерски, по-польски, по сербо-хорватски и по-итальянски, пытаясь навести хоть какой-то порядок в окружающем хаосе. Длинная, чуть не до горизонта колонна солдат в белом, измазанном в грязи, усеянном черными точками пороха, окровавленном обмундировании уныло тащилась от реки к крепостным воротам. Толпа сталкивала телеги, в несколько слоев заваленные ранеными, в неуклонно поднимающуюся воду. Утопающие взывали о помощи. Туда же, в воду, летели артиллерийские орудия. Всадники спускались по крутому каменному склону дамбы, чаще всего — ломая шею и коню, и себе. Беги, армия, беги, все уже потеряно. Вечерний туман, поднимавшийся над затопленными полями, окутывал трагедию полупрозрачной пеленой.
Командующий разгромленной армии ничего этого не видел и не знал. Он оставался на поле битвы до самого конца, затем воспользовался другим мостом, направился на юг и вернулся в ту же самую гостиницу, которую покинул ранним утром. Двенадцать часов назад — но эти двенадцать часов решительно изменили будущее Европы. Побежденные генералы уже сидели за столом. Худощавый человек с огромными усами поднял бокал и провозгласил: «Помянем всех отважных людей, которые погибли сегодня попусту». Двенадцать часов назад он повел в бой 215000 юных, воодушевленных солдат. И во что превратилась эта гордая армия за какие-то часы? Судьба была к ней предельно жестока. Фельдмаршал медленно встал и вышел за дверь. Сев на своего коня, он поехал прочь.
С закатом солнца комендант крепости отбил императору телеграмму: «Все армейские корпуса en debandade[161] в Кенигграце и вокруг него. О дальнейших оборонительных действиях не может быть и речи. Телеграфируйте, пожалуйста, ваши приказы».
Никаких приказов не последовало.
Австро-прусская война 1866 года обычно теряется в тени франко-прусской войны 1871 года. Однако именно этот конфликт заложил основу прусской военной экспансии, которая привела к созданию Германской империи Гогенцоллернов,— каковое, собственно, и произошло в зеркальном зале Версаля. Победи Австрия в битве при Кенигграце[162], Отто фон Бисмарк если и попал бы в учебники истории, то лишь в примечания — как человек, чьи фантазии далеко превосходили реальные возможности. Осуществление его грандиозного плана объединить все германские народы произошло бы значительно позже — или вообще никогда. Не было бы кайзеров Вильгельма I и II; вполне возможно, что не было бы и мировых войн, Первой и Второй. Немецкая военная дисциплина и эффективность не стали бы образцом, которому пытался подражать весь мир.
Бисмарк придерживался крайне простой стратегии: держать армии тщеславного императора Наполеона III подальше от полей сражения в течение времени, достаточно продолжительного, чтобы успеть разгромить Австрию и установить прусский контроль над всеми германскими княжествами. Для этого требовалась быстрая и решительная победа. Решительная — и в то же самое время не унизительная для Австрии. Было жизненно необходимо, чтобы Вена сохранила нейтралитет, если разразится война с Францией,— в более далекой перспективе Австрия представлялась наиболее подходящим союзником для возможной войны с Россией[163]. Нужны были скорость и готовность идти на риск. Исходя из этих соображений, Бисмарк мудро выбрал военным инструментом осуществления своей политики генерала графа Гельмута фон Мольтке.
Австрия представляла собой огромную империю, слепленную из множества народов и рас, языков и религий. Поляки, венгры и итальянцы восставали против жесткого диктата Вены, однако армия императора Франца-Иосифа немилосердно подавляла эти мятежи. К середине девятнадцатого столетия австрийская армия стала основной опорой восьмисотлетней, быстро клонившейся к распаду монархии Габсбургов. Армия, и только она одна, несет ответственность за поражения Австрии в войнах с двумя слабейшими, чем она, противниками — Италией (1859 г.)[164] и Пруссией (1866 г.).
Основной причиной этих поражений была вопиющая некомпетентность австрийского офицерского корпуса, который растратил долгие годы Меттерниховского мира на парадную шагистику вместо того, чтобы научить солдат пользоваться винтовкой, а также уделял плачевно мало внимания моральному духу войск — если не считать таковым вниманием выдачу перед битвой двойных порций спиртного. Деньги военного ведомства щедро растрачивались на излишних офицеров и удушающую все живое бюрократию. Неэффективность армейской администрации могла сравниться разве что с ее коррумпированностью, основная часть средств уходила не на закупку современного оружия, а на жалования. Технические факторы, стремительно изменявшие лицо войны,— не нужно забывать, что это был период промышленной революции — полностью игнорировались.
Командиры австрийских дивизий продолжали цепляться за наполеоновскую charge а l'outrance[165], забывая, что на дворе уже середина века. В результате огромные армии гибли в бессмысленных атаках. И это при том, что под руководством компетентных военачальников австрийская пехота сражалась вполне успешно. При Мадженте (1859 г.) австрийский центр выстоял перед яростным натиском французов и решительно их отбросил[166]. При Сольферино граф Стадион успешно отразил натиск Императорской гвардии Наполеона III и лишь потом отступил, причем нанес французам настолько серьезные потери, что они не смогли воспользоваться организованным отходом австрийской армии[167]. В тот день многонациональные войска показали себя с самой лучшей стороны — особенно те, которыми руководил командир австро-венгерского корпуса. Это был риттер Людвиг
