Под Луной - Макс Мах

– Принято.

– И учти я хочу про это дело знать все, что возможно и даже больше!

– Сказал же!

– И так быстро, как только возможно.

– Понял уже!

– Я знаю, что понял, но должен же я показать тебе всю меру своей заинтересованности и обеспокоенности?

– Кстати об обеспокоенности… Слушай, Макс, а это правда, что Лонгва наверху бильярд поставил?

– Правда. Хочешь сыграть?

На самом деле, когда в двадцать втором обустраивали кабинет начальника управления, выяснилось, что прямо над ним – но уже под самой крышей – осталось изолированное после общей перестройки помещение бывшей мансарды. И лестница вдоль стены кабинета вела к потолочному люку, то есть именно туда, наверх. Вот кто-то из сотрудников – кажется, это был Малкин – и предложил оборудовать там комнату отдыха для начальника управления, пробив заодно выход на черную лестницу, что обеспечит начальству большую мобильность и секретность перемещений. Вообще-то такая роскошь, как личные апартаменты при начальственном кабинете, была в те времена еще не в ходу, хотя у некоторых вождей комнаты отдыха уже имелись. Зато другие, тот же Феликс Эдмундович, ставили себе койку без всяких буржуазных вычурностей прямо в кабинете. За ширмочкой, так сказать, а то без нее. Но в случае Кравцова такое решение подсказывала сама жизнь. Верхнее помещение было, что называется, не пришей кобыле хвост. Его трудно было использовать с любой другой целью, да и перекрытия над кабинетом начальника управления оказались тонковаты: нельзя было исключить факт подслушивания. И хотя перекрытия вполне можно было укрепить, лестницу сломать, а потолочный люк заделать, и отдать комнату под какую-нибудь второстепенную надобность, решено было "не плодить сущностей", и обеспечить начальника Управления Военконтроля нормальными условиями для отдыха, раз уж он, бедолага, горит на работе. Так возникла пресловутая комната отдыха, в которой если и было что ценное, так это старый кожаный диван, на котором можно было вздремнуть при случае минуток сто двадцать для поправки общего расстройства организма. Но в бытность свою начальником Управления Роман Войцехович поместил там изъятый у одного проворовавшегося красного командира бильярдный стол.

– Правда. – Подтвердил Макс бытовавшие в Управлении слухи. – Хочешь сыграть?

– Ну, если у тебя есть время…

– Времени нет. – Усмехнулся Макс. – Но у меня к тебе еще, как минимум, два поручения, и ты мне не рассказал, кстати, что там у тебя возникло вдруг в связи со словом "озабоченность".

– Не озабоченность, а обеспокоенность. – Поправил Семенов, поднимаясь вслед за Максом по крутой деревянной лестнице. – Охрану, как я понимаю, ты не возьмешь?

– Правильно понимаешь. Мне одного Гудкова за глаза и за уши хватает.

– Я бы наружку за тобой пустил… временно.

– Таптунов, что ли? – удивился Макс. – А их-то на кой хер?

– А чтоб посмотреть, не пасет ли тебя или Рашель кто-нибудь другой.

– А знаешь что… есть в этом что-то. – Макс задумался, представляя, как сам стал бы устраивать "охоту на крупного зверя". Выходило, что если нет принципиального решения на устранение, вполне могли повесить хвост. – Ладно, валяй.

Он выставил шары пирамидкой и убрал рамку.

– Двойку. – Сказал Семенов, примериваясь к столу.

– Заказные удары по пирамиде редко когда удаются. – Макс тоже взял кий и взвесил его в руке.

– Не учи, ученого! – Жорж выставил биток справа между ближней и средней лузами, прицелился, ударил. Биток пролетел поле справа от пирамиды, отскочил от заднего бортика и аккуратно послал крайний правый шар в основании пирамиды – двойку – прямехонько в лузу, под правый локоть Семенова.

– Браво! – Сказал Макс, по достоинству оценив скромность Жоржа. Сам бы он попробовал забить единичку в среднюю лузу, но хозяин, как говорится, барин. – Помнишь наши планы по поводу спецчастей?

– Не забыл.

– Надо к этой теме вернуться. Я тут обмозговал это дело на досуге, – откровенно усмехнулся Кравцов, вспоминая свои досуги в округах. – Нам нужны городские боевики, уж не знаю, как их назвать. Группы захвата? Группы силовой поддержки? Надо еще подумать, но смысл ясен: это должны быть бойцы, способные организовать задержание вооруженного преступника, устроить засаду, ворваться на защищенный объект… Квартира, там, или еще что…

Что это может быть еще, Семенов, надо полагать, и сам догадается. Не маленький.

– Это раз. А два, соответственно – настоящее воинское формирование. Для начала две-три роты… или сотни. Максимум полк. Больше не потянем, да и товарищи из Наркомата не позволят. Но полк – вполне. Люди, способные взять вооруженных бандитов, диверсантов или шпиЁнов на местности. В лесу, в поле, в горах. Выследить, приблизиться, взять, по-возможности, бессшумно. Догнать, если потребуется. В конце концов, устроить засаду и всех в ней положить.

– Ну, это не проблема. – Ответил Жорж, резко отправляя в путь очередной шар. – В Туркестане сейчас таких хватает, да и на Украине, в Белоруссии. В Чоне поискать еще можно. Они с бандами все время воюют, опыта накопили выше головы! Есть там рукастые мужики, которым на гражданке голодно и скучно.

Еще один шар в лузе.

– Дуплет… А вот городские… Лучшие уже давно в ОГПУслужат.

– А у нас? – Макс достал из кармана трубку и стал ее неторопливо набивать. – У нас что, таких нет?

– Таких нет. – Про группу Колядного Жора, разумеется, не знал, это были тайны другого уровня. – Пятерка!

– Нет, значит, надо учить.

– Научим. – Пожал плечами Степанов.

– Найди приличных людей. – Предложил Макс, провожая взглядом очередной шар, отправившийся в замысловатое путешествие меж трех бортов. – Сам все не делай и Павлуновскому скажи, что это не в обход субординации, а из уважения к нему. Впрочем, не надо, я сам с Иваном Петровичем поговорю. На нем Оперативный отдел, а тебе, мне кажется, эта тема будет куда интересней.

– Допустим. – Согласился Семенов и, отложив кий, вопросительно посмотрел на Макса.

– Пока пусть будет в качестве силового отделения Оперативного отдела…

– "Силовой" – звучит нехорошо.

– Вот и придумай название. В переспективе это твой собственный отдел. Что-нибудь вроде активных операций… ну, не знаю! Думай!

– Принято. Что-то еще?

– Я хочу создать отдел разведки… ну, не разведки, разумеется. Активная контрразведка. Собственная разведка Военконтроля… Не знаю, но смысл понятен, или нет?

– Понятен. – Кивнул Семенов. – А я тут при чем?

– Подумай о кандидатуре. – Сказал тогда Кравцов и улыбнулся. – Это я по дружбе прошу, а не как начальник. Мне на эту должность волк нужен с лисьим умом, никак не меньше…

До полудня колесо вертелось так, что, как говорят на Руси, не дыхнуть, не пернуть. Дел накопилось множество, тем более, что Макс не только восстанавливал разрушенное, он и новое строил, предполагая ввести в практику контрразведки такие приемы и методы, до которых не додумались еще и признанные мастера этого дела – немцы да англичане.

"Ну, ничего! – думал Кравцов в азарте. – Дайте срок! Такого монстра вырастим, ЧК от зависти удавится!"

Были у него и другие – вполне наполеоновские – планы. Теперь были, чай, не двадцать первый год на дворе. Макс только не знал пока как подступиться к главному, как не решил пока и того, каким должен быть, пусть не идеальный, но приемлемый – с точки зрения соотношения "цена-качество" – искомый локомотив истории. Он твердо решил, чего не хочет допустить на пути в Комуну, оставалось понять, что из оставшегося – люди и обстоятельства – возможно и достаточно, чтобы в конце концов сделать там остановку.

– Март восемнадцатого. – Сказал Кравцов. – Ты встречала Котовского в марте в Елизаветграде?

– В Екатеринославе. – Кивнула Маруся. Ну, что хочешь с ним делай, а назвать Никифорову Марией Григорьевной он не мог. Даже мысленно. Только мысленно, поскольку "бандитка" Маруся Никифорова была казнена белыми в сентябре 1919 года.

– В Екатиринославе… Что он там делал?

– Бежал с фронта. Ты же помнишь, немцы начали наступление, взяли Киев…

– Я был в Одессе с Муравьевым. – Макс пыхнул трубкой, прищурился, вспоминая Котовского. Григорий Иванович командовал сотней, входившей в Тираспольский отряд. Среднего роста – ниже Кравцова на голову или даже больше – но крепкий, жилистый, из тех, про кого говорят силач, едок. Ел много. Макс как-то раз видел, как Катовский умял яичницу с салом из двух дюжен яиц. Еда в нем сгорала, видно, иначе давно должно было разнести, но полнеть Григорий начал, как рассказывали Кравцову, значительно позже, после тяжелых ранений, то есть уже году в двадцатом. А тогда, зимой восемнадцатого, о "дородности" не могло быть и речи. Был быстрым, решительным, но при том нервным, дерганным. Иногда начинал вдруг заикаться, да и в глазах у него было нечто…

"Ну, да! – Вспомнил Кравцов. – Он же эпилептик!"