Черное Солнце - Ребекка Роанхорс

и выглядело это так, словно солнце, увидев его, заколебалось. Облаков не было, но на корабль легли тени, а ветер, который несколько мгновений назад был едва заметен, резко усилился. Зашуршав тростниковым навесом, он столь неистово ударил по корпусу корабля, что Ксиале пришлось раздвинуть ноги, чтобы устоять.

Остальным не так повезло. Полок скользнул по скамье, размахивая руками, а Бейт, который сидел, наклонясь в сторону моря, между Полоком и бортом каноэ, сильно ударился об ограждение, едва не выпав за борт.

Затем мир словно икнул, и солнце снова вернулось на свой курс, и все словно стало таким же, как раньше – свет, без теней, без ветра, – за исключением того, что вода продолжала бить по деревянным панелям правого борта – как доказательство, что ей не показалось.

Серапио поступил, как она советовала. На нем была простая рабочая юбка – длиной до бедер, обернутая вокруг талии, удерживаемая на веревочном поясе. Волосы, скрытые прошлой ночью капюшоном, были черны, как беззвездная ночь, и падали на плечи, развеваясь от ветра. На глазах, как она и предлагала, по-прежнему была повязка, но до этого ей не пришло в голову спросить, как выглядит его остальное тело.

Покрыт шрамами, сказал Балам, а она легко забыла это. Возможно, очарованная его странными манерами.

Но он был покрыт шрамами.

Кто-то не особо умелый приставил нож к его торсу и начал вырезать. На обнаженной груди Серапио была изображена птица, которую она видела прошлой ночью, точнее, скелет этой птицы с зияющими глазницами и острым клювом, указывающим на живот. Вороний череп начинался у яремной впадины и покрывал всю грудь. Недавно его обвели красной краской, отчего он выделялся еще сильнее. На спине же были изображены также обведенные красным расправленные крылья с тщательно нарисованными перьями. Были и другие шрамы – на руках и ногах, и каждый из них символизировал движение, полет.

– Мать Вода! – пробормотала Ксиала. Все сомнения, что прошлой ночью она видела над Серапио огромного призрачного ворона, немедленно пропали. А еще она вспомнила другого чересчур умного ворона, парившего над нею, и поняла, чье лицо она видела на пирсе перед отплытием. Серапио имел какое-то отношение к ворону, что наблюдал за ней, хотя она не понимала, как он это сделал. Она потерла руки, внезапно почувствовав, что замерзла, несмотря на теплое утро.

Команда погрузилась в молчание. Она не знала, видели ли они прошлой ночью то же, что и она, но если да, это вряд ли бы развеяло их суеверия. Она шагнула вперед, не зная, что будет говорить или делать, но будучи уверена, что сделать что-то надо.

– Одо Седох.

Это сказал Луб. Ксиала повернулась к нему. Мужчина сидел на скамье для гребли лицом к Серапио, глаза его были расширены.

– Что? – спросила она.

Луб глянул на нее и повернулся к команде.

– Одо Седох. – Голос его был хриплым от страха. – Праотец Ворон. – Он повернулся к Серапио. – Ты сказал, ты – обреги, но я узнаю в этом Тову. Моя жена из Товы, не из клана Ворон, – он категорично покачал головой, словно это было немыслимо, – но я узнаю это. Одо. Ворон. Это ты. – Он указал на Серапио.

Едва Луб заговорил, Серапио повернулся к нему, прислушиваясь к его словам, но в то же время не отходя далеко от комнатки, в которой провел ночь, как будто готовясь отступить, если понадобится.

– Это я, – просто сказал он.

Люди зашептались, голоса звучали сердито, но Луб разом оборвал их.

– Вы не понимаете! – громко сказал он, поднимаясь. – Если Одо Седох путешествует с нами, если мы доставим Одо Седоха в Тову, – он резко кивнул, словно в этот миг ему открылась истина об их миссии, – тогда мы благословенны. Путешествие с божьей милостью в святой город!

– Он не мой бог, – сказал Пату, и Ксиала удивилась, услышав его слова: до этого ей казалось, что он не настолько верующий или суеверный, как Келло.

– Единственный твой бог – твое брюхо! – крикнул кто-то. Ксиала поняла, что это Бейт, друг Луба. – Что ты знаешь о богах?!

Пату уставился на Серапио, скрестив руки на груди и выставив подбородок вперед, как капризный ребенок.

– Я приношу жертвы Богу-Ягуару. Кьюколанцы не знают Бога-Ворона.

– Мы не в Кьюколе, – раздраженно откликнулся Бейт. – Вдобавок твой Бог-Ягуар умер три сотни лет назад. Это богохульство говорить о нем в такой день.

– Бейт прав, – сказал Полок. – Кьюкола платит десятину Жрецам Солнца, не так ли?

– И не все из нас из Кьюколы, – добавил Луб.

– И что это значит? – вдруг спросил Келло. Остальные повернулись к нему, а он же медленно пошел от носа корабля, меж рядами скамей. Глаза первого помощника остановились на Серапио, а зубы были плотно сжаты. – Поклониться этому богу. Что это значит? Кровь? Огонь? Чего желает этот Ворон?

– Не важно, чего он желает, – сказала Ксиала, и вся команда повернулась к ней. – Важно, что мы отвезем этого человека в Тову, как и обещали, и господин Балам заплатит нам. Тогда все будет кончено.

– Ты – Наблюдатель? – спросил кто-то.

Серапио ощутимо содрогнулся, словно само это предположение оскорбило его.

– Он – благословение, – ответил Луб, – и я говорю вам это сейчас. Мы несомненно благословенны в кругу тика и Одо Седоха. – Он со смехом хлопнул Бейта по плечу. Тот добродушно хрюкнул и повернулся к своему веслу, окончательно решив для себя этот вопрос.

Ксиала решила рискнуть:

– Тогда ладно, – сказала она, хлопнув в ладоши. – Все всё увидели, так что возвращайтесь к работе. Всем грести. Нам надо пересечь море.

Казалось, это разрушило чары, и команда вернулась к веслам. Келло все еще таращился – но уже на нее, а не на Серапио. Она склонила голову набок. Проблемы?

Его глаза блеснули. Зубы все еще были сжаты.

Ксиала ожидала, что он что-нибудь скажет, но Келло отвернулся от нее и, не говоря ни слова, направился обратно на нос. Лишь дождавшись, когла он пройдет мимо тростникового навеса и скроется из вида, она рискнула подойти к Серапио.

Услышав ее шаги, он повернул голову.

– Ты не сообщил мне об этом прошлой ночью, – понизив голос, чтоб не услышала команда, сказала она, жестом указав на его тело.

– О чем?

– О… шрамах.

– Ты не спрашивала.

– О, – она раздраженно щелкнула зубами. Возможно, это действительно частично была ее вина. Она сказала ему снять мантию и выйти наружу, но он мог бы сказать, что они увидят. Должен был сказать. – Тебе повезло, что Луб опознал твои шрамы.

– Мы называем их хааханами.

– Как бы вы их ни называли, все могло обернуться по-другому.

Он поджал губы, как бы размышляя над ее словами.

– Я так не думаю.

– Нет? Это тоже один из твоих секретов? Расскажешь в будущем?

Он вздрогнул:

– Нет, – но голос его был ровен.

Он нахмурилась. Могли ее слова значить больше, чем она думала? Впрочем, она смогла обуздать