Исповедь якудзы - Дзюнъити Сага

Через некоторое время Камэдзо напомнил мне об этом случае:

— Слушай, Эйдзи, — сказал он. — Неужели ты позволишь этому ублюдку продолжать в том же духе? Он же откровенно глумится над нами…

— Не бери в голову, — поспешил я осадить приятеля. — Он просто ляпнул не подумав, первое, что в голову взбрело… Хотя я уже прикидывал, может, и вправду пора устроить большую игру?

Мои слова звучали умиротворяюще, но в душе у меня не было ни мира, ни покоя. Издевательское предложение глубоко застряло в тайниках моей памяти!

Так все и тянулось еще какое-то время. Я собирался серьезно поговорить с Мурамацу и попросить избавить меня от ответственности за строптивого чужака, но тут произошли события, вылившиеся в серьезные неприятности и имевшие весьма плачевный итог. Однажды поздним вечером Киёмаса изрядно перебрал с выпивкой и ради развлечения помочился на вывеску соседнего борделя. На дворе уже стояла глубокая ночь, бордель успели закрыть, и я полагаю, Киёмаса рассчитывал, что никто его не увидит. Но девушка-прислуга из овощной лавочки напротив — заметила, как он обрабатывал своей струей вывеску.

Конечно, это настоящее непотребство, но, случись такое один-единственный раз, никто бы не стал поднимать шум. А тут выяснилось, что Киёмаса давно завел себе такую привычку — напиваться и “помечать” вывески близлежащих веселых домов. Молва о его пьяных подвигах ширилась по округе, и в конце концов девушка из овощной лавки решилась поговорить с “младшим братом” из моей группы — молодым якудзой по прозвищу Малыш Мицу — и пожаловалась на эти пьяные выходки.

— Послушайте, — сказала она. — Ваш парень взялся вытворять такое, что даже воспитанный пес постыдится делать. Каждый вечер напивается, ходит и пускает струю на вывески здешних борделей. Разве ж это дело? Если ваш босс его не вышвырнет, этот тип испортит репутацию всему вашему клану!

Можете себе вообразить, как Малыш Мицу был шокирован такой новостью! Первым делом он попросил девушку одолжить ему ведерко, помчался к каналу, набрал немного воды и отмыл вывеску дочиста. Потом прошел по окрестным увеселительным заведениям и извинился перед хозяевами за недостойное поведение члена нашего клана. И только потом прибежал ко мне и рассказал, какая неприятность приключилась.

— Ясно, — только и смог выдавить я. А потом добавил: — Я уже давно собираюсь поговорить с Мурамацу про его ставленника. Так что погоди немного — посмотрим, что я смогу сделать…

Но Мицу чувствовал себя глубоко задетым. Оказалось, когда речь зашла о чести клана, успокоить ребят не так-то просто. Мицу вышел от меня, разыскал бесстыдника Киёмасу и принялся отчитывать:

— Послушай, Киё, я понимаю, ты выпил лишку, был пьяный и все такое. Но, если ты будешь продолжать такие непотребства, это повредит репутации Эйдзи, а значит, повредит репутации всего клана!

Вполне оправданный упрек, после которого любой нормальный якудза принес бы свои извинения, и тем бы дело закончилось, но Киёмаса был не таков. Ему и в голову не пришло извиняться — вместо этого он ударился в пререкания, стал заводиться все больше и больше. Буквально накинулся на Мицу и обвинил его в том, что он сговорился с женщиной и подкупом заставил ее шпионить за Киёмасой.

Естественно, после такого заявления Малыш Мицу тоже пошел вразнос:

— Слушай, ты, говнюк, — заорал он в ответ. — Ты слишком много на себя берешь! Думаешь, тебе все можно? Нет! Я никому не позволю себя обсирать! Или закрой свой вонючий рот, или я научу тебя правилам вежливости…

Вместо ответа Киёмаса размахнулся и ударил Мицу в лицо. Мицу бросился на него с кулаками, угрожая непременно убить. По счастью, Камэдзо оказался рядом, вмешался в перепалку и сумел разнять их.

После этого примечательного происшествия Киёмаса явился ко мне, упал на колени, низко склонил голову, принялся виниться и вымаливать прощение. На некоторое время все опять притихло. Но Камэдзо пару раз подходил ко мне и просил избавить клан от этого несносного типа, а другие ребята его поддерживали. Я прикинул, что недавнего скандального происшествия будет вполне достаточно, чтобы убедить Мурамацу. Причин откладывать дело больше не было, я решил отправиться к боссу с визитом на следующий день. Но в тот роковой вечер события стали развиваться настолько стремительно, что планы мои поломались, а вся жизнь двинулась совсем другим маршрутом.

Я не видел, как начался скандал, много позже мне рассказали, что произошло. Киёмаса неожиданно ухватил Малыша Мицу, потащил за собой и стал требовать, мол, отведи меня к той склочной бабе, которая сказала, будто видела, как я обмочил вывеску. Мицу заартачился, стал спрашивать — зачем она тебе? А Киёмаса только глазами на него сверкал — дескать, не твоя забота — отведи молча, и все!

Мицу снова принялся поносить Киёмасу на чем свет стоит, и тот полез в драку. Парни, которые присутствовали при этом безобразии, кинулись их разнимать, но Киёмаса оказался слишком силен для них, все их попытки пошли прахом, и тогда Камэдзо побежал за мной…

Как видите, это мутная история. Не взыщите, но тут я буду краток. Когда мы прибежали, Киёмаса уже окончательно слетел с тормозов. Он помчался на кухню и схватил здоровенный нож. Знаете, такие большущие ножи — трехгранник, похожий на штык? — такими раньше пользовались для колки льда в летнюю жару — и бросился с этим ножом на Мицу. Но когда я попробовал вмешаться и остановить его, Киёмаса внезапно развернулся и двинулся с этой железякой на меня:

— Я убью тебя, ясно? — орал он как безумный и подходил все ближе. Когда он оказался почти вплотную, я тоже схватил первое, что под руку подвернулось, — это был тонкий и острый кухонный нож, которым разрезают сухожилия, с виду похожий на стилет, и всадил ему в грудь. Нож вонзился между ребер, легко скользнул внутрь и поразил его в самое сердце. Кровь из раны ударила фонтаном и обрызгала меня с головы до пят.

Я так и стоял весь мокрый от свежей крови…

А вокруг начался настоящий кордебалет — спорили, кому звонить в полицию, кому давать показания. Потом появились полицейские, приехала целая толпа, все суетились, пытаясь разобраться, что же произошло.

Наконец, один пожилой детектив подошел ко мне и спросил напрямик:

— Эйдзи, это ты учинил?

— Да, это действительно сделал я! — А что еще я мог ответить?

— Тогда поехали с нами! — В полиции меня уже знали достаточно хорошо, так что обошлись без наручников.

Меня взяли под арест, заключили в полицейский участок Итигайя, где я провел все время до суда. Только на суде я понял, как далеко простирается влияние клана Дэвая и какой выдающийся человек наш босс. Никто не мог бы сделать для меня большего, чем он, — он обошел всех жителей окрестных районов и от их имени предоставил в суд петицию в мою защиту, нашел подходящих адвокатов и так далее. Другими словами, босс сделал для меня все, что было возможно.

Босс лично, в сопровождении Мурамацу, обошел весь район Асакуса, заглянул во все магазинчики и лавочки в окрестностях храма и поговорил больше чем с сотней человек, чтобы собрать нужное число подписей под ходатайством. Когда детектив рассказывал, как наш босс — тяжелобольной человек! — переходил от двери к двери, низко кланялся и просил людей подписать петицию, — на мои глаза невольно навернулись слезы. Я сложил ладони, сцепил пальцы в замок, склонил голову и произнес короткую благодарственную молитву о его здоровье и благополучии.

Но дело было не только в подписях. Боссу удалось добиться переквалификации моего дела в категорию “самооборона”, а еще он смог разыскать родителей Киёмасу и убедить их дать показания в суде, причем показания были в мою пользу.

Выяснилось, что отец Киёмасы был крупным торговцем лесом и весьма огорчился, когда узнал, что его сын связался с бандитами. Парень стал попадать в одну скверную историю за другой, вверг в беду порядочную девушку, дошло до того, что он украл отцовские деньги. Тогда оскорбленный отец обратился к боссу Синагава и попросил выгнать его беспутного сына из клана.

И отец собственной рукой написал в суд, что считает несчастье, приключившееся с сыном, вполне естественным следствием порочного образа жизни, который парень вел уже долгое время. Отец давно ожидал чего-то подобного и считал почти чудом, что молодой человек прожил так долго. Напиться, наброситься с ножом на человека и погибнуть по нелепой случайности — практически неизбежный конец для такой беспутной жизни! Отец покойного и его остальная родня не питали ко мне злобы и просили не наказывать меня слишком строго.

Босс привлек к моему делу внимание влиятельных политиков — был такой депутат по имени Окубо, который пользовался значительной поддержкой избирателей в районе Асакуса. Господин Окубо, со своей стороны, предоставил мне юридическую помощь и вообще делал все, дабы облегчить мою участь.