Ревет и стонет Днепр широкий - Юрий Смолич

— Свои прерогативы она будет расширять сама, если мы будем ей потакать! Вон в Харькове, под носом твоего «пролетарского сепаратизма», вопреки твоему национальному нигилизму, а может, как раз благодаря ему, националисты тоже создали уже свою Национальную раду и украинизируют полки! A ты плюешь на это: значения не имеет, роли не играет! Смотри, не оберешься хлопот с петлюровскими гайдамаками и «вольными казаками» генерала Скоропадского…

Спору не было конца.

Бош сидела в сторонке, у стола, подперев голову руками.

Как трудно приходится партии! Как не просто найти верный путь! Еще труднее выйти на этот путь всем вместе, плечом к плечу. Вот все они — Ян, Коля, Чудновский, Иванов, — все кристально чистые люди, настоящие большевики, на верном ленинском пути, а вот ведь не нашли еще общего языка по всем пунктам. Нелегко партии, и особенно на бывших окраинных территориях царской империи, где возникает этот — для Центральной России только теоретический — национальный вопрос. В теории все так ясно, так просто, а вот на практике… Хитро придумал себе Юрий — отгородился тем, что для городской организации, дескать, нет крестьянских проблем, следовательно, и украинской проблемы, источником которой является село. А вот ей с Тарногродским в областкоме то и дело, на каждом шагу приходится практически сталкиваться именно с этой проблемой. Нет, и на практике, и в теории тоже все это вовсе не так просто, — вон ведь сколько напутала она сама, вместе с Юрием Пятаковым, в теории национального вопроса — еще тогда, раньше, до революции, в своих выступлениях и спорах с Лениным в эмиграции. Как хорошо, что Ленин помог ей выбраться наконец из этой путаницы!

Но Гамарник прав: именно через пролетариат нести свое влияние и на село, вести его за собой — тогда будет решена и национальная проблема! Только через пролетариат! Только через социальную революцию!

И только — наступать. И пора уже готовиться к решительному наступлению.

Евгения Богдановна положила руки на стол и решительно встала:

— Товарищи! Призываю вас к порядку! Прекратите споры! Давайте примемся за резолюцию. — Она улыбнулась Марии. — Вы уж, Мария, простите. Испортили мы вам свадьбу. Но поймите: неотложные партийные дела… Видите, как наши партийцы… друг друга за чубы таскают?..

ВОПРОСЫ ОРИЕНТАЦИИ

1

Бердичев никогда не претендовал на то, чтобы пользоваться репутацией фешенебельного города.

Не прибавляли городу славы ни речка Гнилопять, всеми своими качествами полностью оправдывающая свое наименование; ни скопление бедняцких лачуг по окраинам, да и в самом центре, как и в любом поселении «черты оседлости» царских времен; ни десять ежегодных ярмарок, богатых, шумных и живописных, как и всюду по Украине.

Некогда, еще в казачьи времени, Гнилопять в вешнюю пору была судоходной — теперь ее совсем занесло илом: лишенный канализации город спускал сюда свои нечистоты, а табачные фабрики, кожевенные, пивоваренный и рафинадный заводы сбрасывали отходы производства.

Городские строения, не ремонтировавшиеся на протяжении трех последних военных лет, обветшали, облупились и являли ныне зрелище отнюдь не привлекательное. А ярмарки в этой прифронтовой полосе были закрыты еще со второго года войны.

Славный своим историческим прошлым, в дни битв Богдана Хмельницкого, построенный три века тому назад щедротами графа Тышкевича, с целью окатоличивания Украины — Руси, монастырь ордена «Босых кармелитов» еще со времен Колиивщины возвышался над околицами жутким скелетом средневековых стен, сводов и бойниц.

Знаменитый подземный костел, в мрачных подземельях которого некогда тяжко томился народный вожак Семен Палий, брошенный туда злобным, коварным Мазепой, — ныне превратился в развалины, и катакомбы его служили только местом для игр романтически настроенной детворы. Руины надземного костела — иждивением папы Бенедикта возведенного после Колиивщины в ознаменование того, что иезуиты–кармелиты вновь вернулись к исполнению своей миссии окатоличивания украинцев, — вздымались к небу бесформенной грудой изъеденных ветром башен, на которых воронье свило сотни гнезд.

Во дворце последних феодалов Правобережья, князей Радзивиллов, разместились синагога — в правом крыле, и харитативная[4] больница городской общины — в левом.

И только зелень — буйная, роскошная зелень графских, княжеских и монастырских парков и тенистые чащи безграничных кладбищ, которые одни и хранили тут память о целых поколениях православных, католических и иудейских душ, рожденных и умерших здесь, убиенных или тихо в бозе почивших, замученных или павших в боях, — только зелень украшала Бердичев того времени, да и то лишь в летнюю пору, пока не опадет прибитая зноем и уничтоженная зимним холодом листва.

И вот, волею судеб, точнее в силу обстоятельств фронтовой войны, Бердичев снова попал в орбиту исторических событий: после очередного отступления русской армии, вслед за катастрофой на Югo–Западном фронте в дни июньской авантюры Керенского сюда перебазировались штаб фронта и ставка нового главкоюза генерала Деникина.

И главная улица Бердичева, патриархальная Белопольская, наименованная так в увековеченье памяти богатейшего в этих краях польского графа–скотопромышленника, вдруг превратилась в фешенебельный проспект, мало в чем уступающий даже киевскому Крещатику.

По выщербленной мостовой главной улицы теперь беспрерывно сновали фаэтоны и автомобили со штабными офицерами в аксельбантах и разодетыми дамами их сердец; по тротуарам с утра до ночи шатались толпы оборванных солдат разных этапных команд и маршевых рот или расхаживали элегантные писаря корпусных штабов и батальонные каптенармусы под ручку с расфуфыренными марухами, а также бесчисленные, быстрые и юркие, шумные и надоедливые, не отпускавшие своей жертвы, пока не вытряхивали из нее душу и деньги, — местные коммивояжepы, факторы и мишурисы[5]. Там и тут сверкали в лучах ослепительного сентябрьского солнца белые крахмальные косынки сестер милосердия бесчисленных военных лазаретов.

A по обе стороны шоссе, вдоль тротуаров, всеми цветами радуги поблескивали — только что, специально ко дню перебазирования сюда штаб–квартиры фронта намалеванные — крикливые и брехливые вывески разнообразных магазинов и «заведений»: конфекционы, салоны, ателье, кафе, ресторации и замаскированные дома терпимости.

И именно здесь, на Белопольской, в салоне кафешантана «Эдьдорадо» — собственность наследников А. Бурка и Я. Зильберберга — и должно было свершиться историческое событие, о котором пойдет речь. Происходило оно, правда, никем и ничем заранее не подготовленное — разве что самой логикой развития событий, и случилось лишь вследствие обыкновенного стечении обстоятельств.