Вечное таинство – смерть - Валерия Леман

«Прости меня, Мари, — прошептал я еле слышно. — Наверное, я мог бы тебя спасти, если бы вовремя прислушался, если бы…»

«Если бы любил!» — эти слова вдруг словно прозвучали «за кадром», перебив мой нестройный ход мыслей, и я в одно мгновенье понял, что в том и есть правда: я был очарован Мари — реально красивой девушкой, — но я ее не любил. Любовался, восхищался, желал — но не любил. Любовь дала бы мне силы, мудрость, интуицию, чтобы спасти любимую. Но — на нет и суда и нет.

С этой печальной мыслью я и уснул.  

Глава 45. Бумажная рутина

Вся последующая неделя превратилась в некий «бумажный» кошмар: с самого утра я выезжал в управление, чтобы оформить свои показания в письменном виде, подписывал море всевозможных протоколов и прочих бумаг, не считая добровольного прочтения протоколов допросов мадам Бишу, которые мне давал прочесть — чисто по дружбе! — славный комиссар Риво.

В перерывах между всей этой рутиной бытия мы с комиссаром спускались в кафе, расположенное по соседству с управлением, и там неторопливо обедали, болтая о чем угодно, только не об этом деле, от которого к тому времени оба успели изрядно утомиться.

Как правило, говорил больше комиссар — до его долгожданной пенсии оставалось чуть больше года, он мечтал о домике в деревне, куда они уедут с мадам Риво и где будут наслаждаться покоем. Сам он собирался рыбачить и разводить кроликов, а мадам Риво, по словам супруга, мечтала выращивать овощи на собственном огородике и на зиму заполнять погреб собственными закрутками и консервами.

Отобедав и испив по чашечке ароматного кофе, мы возвращались в управление, и бесконечная бумажная волокита продолжалась: протоколы, показания, подписи… К концу всего я уже готов был бежать в Москву, в свой домик с петушком на флюгере, закрыв глаза даже на возможное присутствие грозной Веры Буниной в качестве неприятной «нагрузки».

Но, как известно, все когда-нибудь завершается: 20 октября все материалы этого «собачьего» дела были переданы в судебные органы.

— Будем надеяться, мадам Бишу собственной свободой заплатит если не за смерти Мари и Нико, которые она полностью свалила на своего любовника Мориса Буасье, то уж за похищение коллекции, за убийство оного любовника, а также за покушение на убийство, — в последний наш совместный обед подвел итоги комиссар. — Думаю, свою жизнь мадам завершит в тюремных стенах. И мне ее ничуточки не жаль!

Что ж, я тоже не испытывал сочувствия к мадам. Если признаться честно, в те дни мне было жаль лишь самого себя: меня в очередной раз «кинули»! Позвонив чисто наудачу своей «пожизненной» возлюбленной Соне Дижон, находившейся в благословенной Швейцарии, я лишь увеличил свою перманентную депрессию: как оказалось, синеокая красавица на презентации персональной выставки в Монтрё влюбилась в скрипача из местного оркестра, так что скрипку моего сердца совершенно не слышала.

Что делать! Я пожинал плоды собственной глупости: когда-то, в год нашей встречи с Соней, я сам как-то предложил не хранить верность друг другу, а гулять от души все годы юности. Конечно, при этом я имел в первую очередь себя самого, полагая, что быть верной — святой удел всех женщин, но… Но я ошибся — с тех самых пор Соня не устает изменять мне с каждым интересным, на ее взгляд, мужчиной, а я лишь плачу и рыдаю.

Известно, что рыдать лучше всего в удобную жилетку. К счастью, таковая в славном городе Париже у меня имелась: Рафик! Так что сразу после неприятного звонка я отправился к нему, чтобы поужинать, а заодно и излить приятелю всю муку своей истерзанной души.

Я с удовольствием поужинал, а когда принесли кофе с кардамоном, за мой столик по доброй традиции присел Рафик, которому я и рассказал последние новости об измене Сони Дижон — кому-кому, а Рафику нет нужды рассказывать всю нашу долгую love story: он хорошо знал нас обоих.

— Знаешь, какая мысль пришла мне в голову вчера?

Эта неожиданная фраза приятеля была его первой реакцией на мой душещипательный рассказ о Сониной измене в Монтрё.

— И какая же мысль пришла тебе в голову вчера?

Рафик улыбался, непринужденно ковыряясь в своих белоснежных зубках деревянной зубочисткой.

— Вчера, вот так же после ужина, я вдруг подумал, что все мы, сколько бы нам ни было лет, до самого конца остаемся детьми. Ты, кстати, помнишь себя в детстве?

Если честно, собственное детство и воспоминания о нем в данный конкретный момент волновали меня меньше всего, и я лишь неопределенно пожал плечами.

— Более-менее. А что?

Рафик смотрел на меня черными блестящими глазами.

— А я вот прекрасно помню. В детстве все мы зависим от взрослых. Чтобы уйти от этого контроля, мы играем. В наших детских играх мы независимы и могущественны, покупаем автомобили и дома, путешествуем и уплетаем мороженое — словом, делаем все, что нам хочется, ни у кого не спрашивая на то разрешения. И эта привычка играть сохраняется у каждого из нас на всю жизнь. Мы, став лысыми дедками, продолжаем играть, сами придумывая правила для своих игр. Вот, к примеру, твоя история с Соней…

Это уже было интересно! Я мгновенно ожил, вдумчиво кивнул, ожидая продолжения.

— Когда-то ты сам предложил ей свои правила игры — ведь вы тогда и были настоящими детьми. Почему бы не поиграть в любовь? Но ты совершил ошибку: ты думал, что Соня откажется от твоей игры, позволив играть тебе одному, а сама будет ждать, когда ты вернешься к ней. А она неожиданно согласилась, более того — первой начала игру и сразу повела в счете! Это тебя потрясло…

— Друг Рафик, это меня почти убило! — трагически перебил я речь доморощенного философа.

Он с улыбкой покачал перед самым моим носом тонким смуглым пальцем.

— Э, нет! Ведь ты не ушел в монастырь или с головой в работу! Ты тоже ей изменял, притом не забывая, что Соня — вторая половинка. А что было бы, если бы Соня покорно тебя ждала?

В ответ я приподнял плечи.

— Нагулявшись, я бы на ней женился. А что еще я могу сделать? Я и сейчас женился бы на ней, будь она…

Меня прервал негромкий, но веселый смех Рафика: он смеялся, покачивая головой и хлопая ладонью по столу, так что в конце концов не удержался и я, коротко хохотнув и выжидательно уставившись на шутника.

— Нет, я не понял, Рафик: что тебя так развеселило?

— Ты! — с трудом успокаиваясь, произнес Рафик. — Как ты это произнес: «А что еще я могу сделать?» Как будто принес себя в жертву! Неужели ты сам не видишь, что измены Сони — подарок для тебя?

Рафик смотрел на меня все так же смеющимися глазами.

— Не изменяй она тебе, ожидай, когда ты созреешь для брака, и ты начал бы ее избегать, панически придумывая отговорки. Но она изменяет! И это дает тебе свободу одновременно с возможностью себя жалеть, ругая неверную красавицу. Вот ты и жалеешь себя, любимого! Только не обижайся! Ведь все так и есть. И интерес к Соне у тебя не угасает, потому что она недоступна.

— Ну, не знаю…

— А я знаю! — весело подмигнул Рафик. — Играй и дальше в свою любовь: ревнуй, изменяй, люби. И наслаждайся жизнью! А если завтра Соня приедет к тебе и потребует назначить дату вашего бракосочетания…

— Ты думаешь, это меня напугает? — воинственно перебил я болтуна. — Да я скажу ей: хоть завтра!

Рафик немедленно достал из кармана календарик и задумчиво провел по нему пальцем:

— Ловлю тебя на слове! Итак, сегодня 20 октября; стало быть, завтра, 21 октября — счастливое число, кстати, «очко»! — играем вашу свадьбу. Давай сразу обговорим стол. Начнем с салатов…

— Стоп-стоп-стоп, — усмехнулся я. — Кончай играть в свои детские игры! Соня ничего не знает ни о какой свадьбе, ни о чем меня не просила…

— А если бы просила? Завтра — ты готов завтра вступить в законный брак с Соней Дижон? Отвечай честно!

Сами понимаете, честно ответить на такой вопрос не так просто.

— Повторяю, я готов жениться на Соне в любой день. Но завтра нереально. Нужно хотя бы оповестить всех родных, чтобы мама приехала из Танзании. И потом, нужны деньги, и немалые — ведь ты не будешь нас бесплатно кормить? Вот видишь!

— Вот видишь! — повторил мои слова Рафик с веселым хохотом. — Видишь, ты заговорил и о маме, и о деньгах — и все это вместо счастливого смеха: я женюсь!!!

Да, да, в этих словах что-то было! Возможно, Рафик был абсолютно прав в этом своем рассуждении об игре в вечную любовь, но…

Словом, я поспешил непринужденно перевести разговор на другую тему; мы еще немного поболтали, посплетничали, поделились последними анекдотами, и я отправился в офис «Садов».  

Глава 46. Тринадцатое, золотое

На календаре было 23 октября, собачье дело благополучно завершилось; к этому времени я случайно узнал, где объявившиеся дальние родственники Мари Петрофф ее похоронили, а потому почел своим долгом съездить на могилу, чтобы положить алую розу — в память о нашей короткой истории любви.