Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) - Алан Милн

– Перестань, Клод. Ты и правда идиот.

– Тогда давай оба образумимся. Я считаю, что нельзя быть чересчур юной и чересчур неопытной, чтобы привлечь взгляд престарелого антрепренера.

– Понимаю, о чем ты, – сказала Клодия, которая теперь чуть поколебалась. – Цветастый хлопок и большая шляпа.

– Те самые, в которых ты была у Толботов? Самое то. Все, что любил Теннисон. Дочка мельника, что стала мне дорога, так дорога, что стал бы сережкой, что качается у нее в ушке. Но никаких серег, это была бы ошибка. Просто прекрасное дитя с заколкой в золотых волосах, которая пораньше пришла: «Я буду королевой мая, да, мама, королевой мая», и забежала сказать: «Увы, он не придет!» Розовый бутон с капризными маленькими шипами, настолько мило розовощекая, насколько могла расцвести под английским небом. «И о руку друга сердечного облокотясь, она вдруг почувствовала, как к талии тянется рука…»

– Конечно, эти чулки как раз подходят к цветастому хлопку, – сказала Клодия. – Тогда не придется покупать еще пару, и я смогу позволить себе новый носовой платок.

– Я подарю тебе маленький платочек, – сказал Клод, вытягиваясь во всю длину кровати. – Это мне обойдется больше двух шиллингов и девяти пенсов?

– Полкроны. Прямо сейчас и примерю. Возможно, тебе понравится меньше, чем ты думаешь. – Она достала из шкафа хлопчатое платье. – Закрой глаза, милый, речь о комбинации и панталонах.

– У Теннисона ничего про панталоны нет, – запротестовал с закрытыми глазами Клод. – Он писал только, что ждал поезда в Ковентри и остановился рядом с грумами и носильщиками на мосту, чтобы посмотреть на три высоких шпиля, а потом преобразил увиденное в старинную городскую легенду.

– Теперь порядок, дело было только в комбинации. – Просунув в платье голову, она поизвивалась, чтобы оно опустилось ниже. – А оно и правда премилое, знаешь ли. Понимаю, что ты имел в виду.

– Я – пейзажист, а она – деревенская дева. Очаровательно. Попозируете для моего следующего ландшафта, мисс Лэнсинг?

Платье было очаровательным. Клод был прав. Она наденет его в пятницу.

3

Но пятница не задалась с самого начала. Актрисы, вспомнила потом Клодия, всегда относились к пятнице с суеверным страхом, – возможно, это все объясняло. Она назвала их с братом имена швейцару, и после толики телефонных переговоров их отвезли наверх. В дверях их встретила Эллен, которая сказала, что ждет мисс Марр с минуты на минуту. Клод оглядывал комнату с видом человека, который все это уже видел раньше, а Клодия – с интересом человека, который не видел. А еще она решила: когда у нее будет собственная квартирка, она будет в точности такой, только красивее. Клодия тут же села, надеясь, что Хлоя и Уилсон Келли заметят ее туфли, ведь в противном случае она страдает зря. Клод надеялся, что Эллен скоро уйдет, ведь в противном случае непонятно, как они с Хлоей сумеют уединиться. Он обходил комнату, рассматривая книги. На столике лежала одна совсем новая известного автора, и, открыв ее, он прочел: «Моей дорогой Хлое со всей любовью», а ниже – инициалы автора. Он взял другую, эта была посвящена «Божественной Хлое», а ниже шли строчки:

Пустяковую книжицу поднося,Надежду лелея и холя,Умоляю, впрочем, о том не прося:Пусть твое имя бессмертие даст,Бесценная моя Хлоя.

Слишком уж много кругом любвеобильных авторов. Экземпляр «Путешествия пилигрима»[77] его несколько смягчил. Даже если бы его Хлое подарил сам Джон Буньян, то сделал это исключительно в духе христианской любви. Заглянув внутрь, он обнаружил, что на сей раз книгу и то, что назвал своей данью «Прекрасной Хлое», навязал иллюстратор. Клод решил проиллюстрировать Библию и подарить два экземпляра «Милой мисс Марр». Клодия осторожно выпростала ногу из туфли, но поняв, что если не вернуть ее поскорее назад, она обратно не войдет, немедленно втиснула ее снова.

Зазвонил телефон, и было слышно, как Эллен отвечает из спальни. Некоторое время спустя позвонили в дверь. Эллен ввела очень крупного мужчину и пробормотала какие-то слова, в результате которых у Клода и Клодии не осталось сомнений в том, что их фамилия Лэнсинг, но никакой больше информации не последовало. Здоровяк же спросил:

– Старушка еще не вернулась? Тогда как насчет выпивки? Что будете, мисс… э…

– Лэнсинг, – ответила Клодия. – Может быть, нам лучше…

У входной двери что-то звякнуло, и впорхнула Хлоя. На ней были цветастое хлопчатое платье и большая шляпа, и выглядела она потрясающе.

– У всех прошу прощения. Эллен, забери. – Протянув Эллен сумочку и шляпу, она обратилась к Клодии: – Как вы, дорогая? Так приятно вас видеть. А ты как, Клод? Перси, не знаю, что ты тут делаешь, но почему ты даже не смешал мисс Лэнсинг коктейль?

– Так я сейчас расскажу, как все вышло, старушка, – начал Перси.

– Расскажи кому-нибудь еще, мне срочно надо позвонить. – Она наградила Клодию чарующей улыбкой. – Очень прошу меня извинить.

Клодия, которая теперь снова могла сесть, спрашивала себя, не лучше ли ей было бы в маленьком черном костюме, но улыбалась настолько весело, насколько позволяли сдавленные ноги.

– Вы должны попробовать мой фирменный! – крикнула из спальни Хлоя и начала набирать.

– Все вон там, мистер Уолш, – сказала, возвращаясь из коридора, Эллен. – Нужно только добавить лед.

Она тоже скрылась в спальне.

Добавив лед, Перси рассказал, как именно вышло. История была долгая и включала происшествие на Оксфорд-стрит несколькими днями ранее, когда треклятый тип, больной дальтонизмом, который выглядел так, словно его вот-вот удар хватит, имел чертовскую наглость заявить, что мистер Уолш проехал на красный свет, когда всем известно, что в полиции сплошные большевики, а один малый в совете по сельскому и рыболовецкому хозяйству сказал одному его знакомому, что в государственных учреждениях они так и кишат, и в результате мистер Уолш полтора часа проторчал в участке, пока сержант рассиживался в кресле, решал кроссворд из «Полицейской газеты» и вообще делал вид, что дозванивается до старины Джорджа Чейтера, чтобы проверить, сколько порций виски выпил мистер Уолш… Клодия, начавшая слушать с неослабным интересом многообещающей молодой актрисы на сцене («это мы называем “подыгрывать другим”»), была убаюкана до обморока то ли монотонностью голоса Перси, то ли постоянным аккомпанементом дребезжания шейкера и очнулась (как она предположила) посреди совершенно иной истории, поскольку в ней фигурировала охотничья собака по имени Агата, чертовски хорошая сука. Клода как будто ни та, ни другая истории не заинтересовали: сидя у стола спиной к Перси, он листал «Путешествие пилигрима».

Пришла из спальни Хлоя. Клод вскочил и уже держал в руке шейкер, когда массивное тело Перси еще только пошло рябью – в знак того, что собирается подняться с кресла. Присев на диван к Клодии, Хлоя сказала:

– Да, пожалуйста, Клод. – Потом: – Спасибо, дорогой. А теперь, Перси, я готова.

Клодия послала мирозданию отчаянную мольбу о помощи, Клод, который поставил шейкер, снова его схватил и наполнил свой бокал, а Перси сказал:

– Так я тебе расскажу, как все вышло, старушка.

И зазвонил телефон. Эллен объявила, что мистер Келли поднимается.

Вне сцены Уилсон Келли показался не таким уж эффектным – вероятно, потому, что был без скрипки. Клодии он благопристойно поцеловал руку, что ей понравилось, а Хлое – с чувством щеку, что не понравилось Клоду. Потом Клоду и Перси пожали руку на манер, который, если верна была Теория Поттера, показался бы по ту сторону рампы почти непристойно естественным. Перси сызнова завел свой рассказ, но не слишком далеко зашел, поскольку напомнил Келли о чем-то, что случилось с ним, когда он давал «Билла Трэверса» в Эдинбурге. Никто не знал и никому не суждено было узнать, было ли «Билл Трэверс» названием пьесы или именем персонажа, изображаемого мистером Келли, но по крайней мере его повествование отличалось от истории Перси, и Клодия, как коллега по драматическому искусству, внимала ей с жадным вниманием – пока не обнаружила, что даваемый в Эдинбурге «Билл Трэверс» не имеет отношения к сути истории, которая сводилась к странностям эдинбургских светофоров и манер тамошних полицейских. Разговор затем стал общим, иными словами, Перси гнул свое с того места, где прервался, начав словами «Ну, как я говорил, старушка» и обняв Хлою за плечи, чтобы удержать в пределах слышимости, а Келли это напомнило (толчком послужил тот факт, что сегодня пятница, о чем он напомнил своим слушателям) о странном происшествии, случившемся в четверг во время его недавнего турне по Австралии и Дальнему Востоку, случай, показавшийся бы Клоду и Клодии тем более странным, если бы они хорошо были хорошо знакомы с Бангкоком. Клодия, которой ноги доставляли невыразимые мучения, сказала, мол, никогда его не встречала и Клод, на ее взгляд, тоже, а Клод оторвался от созерцания Хлои и сказал, что однажды играл с ним в гольф.