Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) - Алан Милн

– Я говорю про Бангкок, столицу Сиама, – сказал Уилсон Келли, на что Клодия, красная как рак, откликнулась:

– Ах, Бангкок!

А Клод добавил:

– Мне показалось, вы сказали Ханкок, – и вернулся к Хлое и Перси.

Взяв его руку, Хлоя легонько ее сжала, наградив своей коронной улыбкой.

Перси, как будто дойдя до конца своей истории, громко вопросил:

– Да, кстати, а что это за мрачный тип?

А Хлоя так же громко ответила:

– Не знаю, в гостевой книге он никогда не расписывается. – И пробормотала Клоду: – Вот что мы называем тактом.

Перси тут же стал сама тактичность: разинул рот и начал кивать за левое плечо, давая понять, кого имеет в виду.

– Уилсон Келли, – шепнула Хлоя, на что Перси громко сказал:

– То-то я думал, что где-то видел этот нос. – И пошел налить себе еще.

– Извини, дорогой, – произнесла Хлоя. – Это все проклятый Перси.

– Кто он?

– Перси Уолш? Бог знает, почему Эллен его впустила. Он все испортил.

– И все-таки как расчет нашего вечера?

– Нашего чего? Ах да. Как насчет следующей пятницы, дорогой?

– Замечательно.

– На уик-энд я уезжаю, и, возможно, придется ехать в пятницу вечером, но, думаю, я сумею что-нибудь переиграть. Позвонишь мне утром в четверг? Я почти уверена, что получится, но до тех пор не могу быть абсолютно уверена. Позвонишь, дорогой?

– Разумеется, – отозвался Клод с энтузиазмом меньшим, чем ему хотелось бы.

Увидев, что к ним приближается подзаправившийся коктейлем Перси, Клодия сказала Келли, что им пора, мол, она даже не знала, что уже так поздно, и с неимоверным усилием поднялась на ноги.

– Затекли, – весело сообщила она неестественно встревожившемуся Келли. – Все в полном порядке.

Хлоя встала ей навстречу со словами:

– Вам правда нужно уходить?

А Клод, перехватив взгляд сестры, сообщил, что они приглашены на ранний обед. Хлоя проводила их до лифта.

– Так мило было, – сказала Клодия. – Так мило было с вашей стороны нас пригласить.

Хлоя покаянно глянула на Клода, изобразив гримаской, мол, извиняется за Перси. На улице Клодия поспешно сказала:

– Мне нужно такси.

– Непременно, – отозвался брат.

Когда такси отъехало от обочины, она уронила голову ему на плечо:

– О, Клод! О, Клод! – и расплакалась.

– Поплачь, поплачь, ясные глазки, – сказал, обнимая ее за плечи, Клод. – Но сначала сбрось туфли.

4

После ванны и в домашних шлепанцах Клодия почувствовала себя лучше, но все еще считала, что у нее по-прежнему есть претензии к мирозданию. Клода это заставило уйти в оборону, которая была тем более упорной, что лишь наполовину искренней. Про себя он признавал, что Хлою нельзя винить за присутствие Перси Уолша, что в тесном пространстве маленькой квартирки можно только желать, чтобы Перси Уолш упал замертво, и что на самом деле испортил все один только Перси. Но нет, в том-то и дело, не все. Не Перси выбрал для их вечера вдвоем следующую пятницу – день, который давал ей не только обоснованную причину нарушить уговор, но, как он сразу понял, прекрасный предлог нарушить его, если захочется. Два часа назад он был – на свой более сдержанный лад – так же исполнен предвкушения, как и Клодия. Он видел себя наедине с Хлоей, возможно, в ее спальне… Возможно, он вышел за ней следом под предлогом забрать сигареты или бутылку чего-нибудь… Наедине они строили нерушимые планы, и она тоже с нетерпением предвкушала их прекрасный вечер… А обернулось иначе. Не произошло ничего, что дало бы ему хотя бы толику уверенности.

Да, он может испытывать некоторую обиду на Хлою. Это его привилегия как влюбленного. Но он не готов был делиться этой привилегией с Клодией.

– В конце концов, к чему все сводится? – спросил он и сам же ответил: – К тому, что тебе туфли жали. Надеюсь, за это ты ее не винишь?

– Не надень я то платье, не пришлось бы надевать туфли, и если бы ты мне дал надеть то, что я хотела надеть, я выглядела бы иначе, чем она, чего ты как раз и хотел…

– О Боже! Теперь это моя вина. Чья угодно, только не твоя.

– И почему она вообще водит знакомство с этим Уолшем?

– Он там был не единственным занудой.

– Разумеется, Уилсону Келли пришлось… Я хочу сказать, он… ну, я думаю, он был очень интересным.

– Я говорил про Лэнсингов. Они не слишком-то блистали.

– Попробуй блистать, когда ноги у тебя…

– Ну вот видишь? Тебе туфли жали. Как я и говорил.

– Если бы я надела то, что хотела надеть…

– Тогда ты была бы душой компании. Я тоже часто так думал. Если бы носок у меня не съехал, я был бы великолепен. – Встав, он надел шляпу. – Предлагаю пообедать. Если скажешь, где будешь обедать ты, я пойду в другое место. Ненавижу ссориться на людях.

– Не хочу обедать.

– Тогда можешь с комфортом не хотеть здесь. А завтра, когда твои ноги будут причинять нам меньше неудобств, мы можем решить, хочется ли нам и дальше жить вместе. Я начинаю думать, что нет, но давай обсудим это по-дружески.

У двери он оглянулся и, застав ее такой съежившейся и несчастной, внезапно увидел ребенка, каким она была в их детских приключениях, и на него нахлынула ностальгия по тем счастливым дням.

– Выше нос, ясные глазки. Ты выглядела совсем недурно. Уолш спросил меня, кто это та чертовски привлекательная девчонка. Скорее всего он имел в виду себя.

И ушел, думая: «Прости меня за это, Боженька».

Испытав от услышанного немалое облегчение, Клодия ушла в свою каморку и, надев цветастое платье и большую шляпу, посмотрела на себя в зеркало – стараясь увидеть себя такой, какой, наверное, видел ее мистер Уолш.

5

Оставшись на минутку наедине с Хлоей, Уилсон Келли говорил это за Перси:

– Очаровательна, просто очаровательна. Истинная цыганочка. Так и вижу ее в полосатой нижней юбке с бубном. Если подумать…

И он задумался, что было очень и очень заметно. Его новая пьеса, которую должны были скоро начать репетировать, представляла собой современную комедию, но почему после обеда из сада не войти в гостиную цыганке с бубном? Позднее он сможет нанести ответный визит в табор со скрипкой, потом, скажем, новый третий акт в цыганском таборе, а после возвращение в гостиную. Столько всяких вариантов зароилось у него в голове с появлением волшебного слова «бубен».

– А можно принимать ангажемент, пока учишься в Академии? – спросила Хлоя, очевидно, проследив ход его мыслей.

– Ей ведь не придется возвращаться назад, верно? Школа, какую она пройдет на сцене… со мной… ажиотаж настоящей постановки… У меня есть подходец к этим молоденьким девочкам, знаешь ли.

– На сцене или вне ее, Уилл? – улыбнулась Хлоя.

Если он и услышал эту ремарку, то пропустил ее мимо ушей и спросил:

– Сколько она проучилась в Академии?

– Недолго. Семестр или два.

– Приглашу-ка я ее как-нибудь вечером пообедать.

– Обязательно пригласи, дорогой. Ей ужасно понравится. Кстати, с ней был брат.

– О? А он-то чем занимается?

– Рисует. Он очень ей предан. – Склонив голову набок, она посмотрела на Келли и добавила: – Он боксировал за Кембридж. – И, дождавшись, когда Келли встретится с ней взглядом, сказала: – Ну, мне пора принимать ванну. Эллен! Дай мистеру Келли телефон мисс Лэнсинг.

Глава VIII

1

Стоял август, и Лондон опустел. Те семь миллионов лондонцев, кто остался в городе, кто втискивался в автобусы, покачивался, держась за поручни в подземке, или ел ленч в душных переполненных чайных среди запахов потных тел и невкусной еды, могли, вероятно, думать иначе, но для тех, кто знал Хлою, он был поистине пустым, ведь она уехала в Биарриц, – им было отказано даже в привычном разочаровании слышать короткие гудки. Однако ей можно было писать, хотя перспектива получить ответное письмо от женщины, столь привыкшей к телефонному общению, представлялась маловероятной.

«Редакция “Проссерс”

Четверг

Моя красавица!

Будь ты в Лондоне и не променяй ты меня на кого-нибудь другого (то есть не променяй я тебя на одно из многих созданий красивее, благороднее, восхитительнее тебя, о которых я с таким правом упоминаю), мы отправились бы вместе на ленч. Почему-то я всегда называю про себя четверг “нашим” днем, хотя временами ты превращала каждый день недели в оазис среди пустыни Стрэнда. Оазисом, как тебе, вероятно, известно, называют то место, где пьют. Перечень самых известных оазисов смотри на букву “О” в моем “Еще вопросы есть”. Кстати, “ЕВЕ” – сущий ад. Я начинаю снова и снова – это и есть мое представление об аде. И вообще это мерзостная книга, поскольку является сводом совершенно бесполезного знания. Когда я был архитектором и с ужасом ждал клиентов, то, чтобы не завыть с тоски, читал “Британскую энциклопедию” и довольно много могу рассказать про Альберта Великого, Альпы и болезнь Альцгеймера, – все это, наверное, можно как-то использовать. Но в этой треклятой книге… Ну да ладно, это работа и, возможно, принесет деньги, а когда я стану миллионером, ты выйдешь за меня замуж. О, дорогая, какая жалость, что я недостаточно богат или что ты недостаточно меня любишь, – и из двух я предпочел бы второе.