Умри, старушка! - Сергей Сакин (Спайкер)

Заведение было почти пустым. Занят был только один столик, и за ним, кроме Лебедя, сидели генералы и несколько бритых из параллельных бригад. Когда я появился в зале, все дружно повернулись и, пока я шел, меня буравили 5 пар глаз. Я поздоровался со всеми и сел на свободный стул. Занял место в круге, состоящем из напряженно-подозрительных лиц. Почти у всех были видны отметины прошедшего дерби — синие подтеки на лицах, пластыри, перебинтованные руки. Даа, назвать тот день нашим можно лишь с бааальшой натяжкой.

Все молчали. Совершенно непредсказуемо для самого себя я ощутил дискомфорт в этом элитном бойцовском клубе. Один из наших вяло мотнул головой в сторону бара «Угощайся». Чтобы сгладить непонятно откуда и почему взявшееся чувство, я встал и последовал приглашению. Заказав себе «Гиннесс», повернулся к нашему столику: «Кому чего?» Промолчали, и это не понравилось мне еще больше. Глядя на поднимающуюся в отстаивающемся бокале пелену пузырьков, я рассудил, что надо расставлятъ точки над 1 и начать самому. Бляха-муха, что за хренотенъ такая?!!! Халдей долил бокал, я жадно выпил несколько глотков сразу, у стойки, и вернулся за столик.

— Стосы, давайте сразу, че за болтня происходит?

— … - ответом было разглядывание пены в кружках, только Лебедь поднял глаза и поерзал на стуле, явно собираясь говорить что-то сколь серьезное, столь и неприятное.

— Лебедушка, слушай, птичка! Не темни давай! Ты сколько лет меня знаешь, не забыл? Все сразу и начистоту, окей?

— Спайк, а отчего мы последнее время не видим тебя в нашей тесной компании?

— Вот так начало! Такое изумление не поддается никакому описанию. Они что, ревнуют, что ли?

Да, старички, как вам сказать… Засасывает, знаете ли, мещанское болото, ленивый стал, вон, даже щеки наел, — я улыбнулся.

— Ленивый, говоришь? — это тот скин, который не вызывает у меня ни малейшей симпатии, — или просто избегаешь?

— Избегаю? Чего? Стос, тебе сперма в голову стукнула? Так извини, ЕЕ я за пару пива не одолжу, ушел поезд. Бойцы, с чего такие вопросы-то идиотские?

— я говорил это с вполне искренним изумлением, понимая при этом, что вопрос этот, конечно, имеет под собой резоны.

— Лебедь, ну ты хоть не тупи! На последнем махалове кто с тобой рядом стоял?!! Тебе не все мозги-то вышибли?!

— непонятная мне враждебность людей, с которыми вместе приходилось… много чего случалось, раздражала.

— Спайк! — лязгнул Лебедь. Что-то часто последнее время я слышу металл в его голосе. Совсем не хорошо. И только сейчас почувствовал, что Лебедя я считаю другом. — А ты не помнишь, чем тот день для нас закончился?!

— Закончился… Конечно, болтово он закончился, но ведь., всякое бывает… Случались с нами и похуже истории, согласись? А так, вроде отбились нормально. А то, что карлики сдристнули — так на то они и карлики, подрастут, глядишь, и сами гонять будут.

— Спайк, ты че, совсем тупой!? Я так вижу, что не Лебедю, а тебе мозги вышибли. Только когда — неясно. И что взамен положили, тоже интересно знать, — сказал один из генералов, и ответить ему в таком же тоне хамского наезда мне помешал пытливо-серьезный взгляд Лебедя.

— Слушай, Леб! Я, кажется, попросил: давай без вокруг да около! Я к вам подорвался, даже жену не удовлетворил! Что за сипец щщи такие?!

— Спайк. Ты же видел, как ОНИ появились.

— У них засада была. Они нас ждали. Они все знали. Откуда-то.

— Ааааммма, — а чтобы вы, други, сказали на моем месте?!!! Все слова разом застряли в глотке. Услышанное не умещалось в голове, выплеснуть его наружу мешала пробка — после бесконечных секунд, занятых осознанием услышанного (взгляд хаотично метался с лица на лицо), слова и междометия бросились на выход все сразу и столкнулись в горле, образовав затор. — Ммаа…

Парни снова замолчали, только лица их теперь не были опущены, они цепко смотрели на меня.

— Амм. Хм. БЛЯ! Да вы чо, охуели! — наконец справился с речью я. — Парни, ебанулись совсем?!!! Леб, вы все! Бы чо, хотите сказать, что я — ссучился?!!! Я — сука?!! — я вскочил, опрокинув стул, и реальность стала стремительно погружаться в красную пелену бессильной злобы.

— Тих, тих! Сядь, спокойно! — это сказал, кажется, Лебедь.

— Впрочем, не уверен, перед глазами все плыло. Впрочем, какая болт разница, кто сказал?

— Ты?! Мне?! Тихо?!! Да идите вы на хуй!!! — я кричал, чувствуя, как этот пронзительный вопль срывает голос.

— Спайк! Слушай! — Лебедь тоже вскочил, заорав. Еще двое поднялись и пошли навстречу вынырнувшей охране, собираясь попросить их не вмешиваться: ну чего такого, друзья немножко повздорили, сейчас успокоятся, с кем не бывает.

— А что ты еще хочешь, чтобы про тебя думали?! Да, я тебя знаю. Точнее, знал раньше, — каждое слово Лебедь говорил тише предыдущего, я замолчал, бесполезно пытаясь успокоить дыхание и слизывая с верхней губы неожиданные капли пота. — Да, знал раньше! Я знал Спайка, который не стал бы делать ноги с махача, как последняя крыса. Я знал Спайка, для которого Наша Идея была делом Чести и Сердца. Я знал. А теперь я не знаю, где этот стос. Нету его, нет, — Лебедь демонстративно развел руками.

— А потом этот славный парень вновь появляется. И тут же мы налетаем на засаду, — сказал один из скинов. Б ту же секунду я дал себе клятву наказать ублюдка. Ведь его на этом дерби просто не было. А ишь, еще вякает.

— … - с ужасом я обнаружил, что сейчас я не опять не могу ничего сказать, я тупо шевелил губами и смотрел на Лебедя.

— Лебедь! Ты же… мы же братья, ты забыл, да?! — О Боги, Боги, какая же ядовитая желчь оказалась в моем сердце вместо крови! — Ладно еще они, но… ты… Мы же братья! — речь моя стала бессвязной, кровавая муть в глазах еще больше сгустилась и закрутилась каруселью.

Я тряхнул головой, на несколько секунд это помогло, в глазах прояснилось. Значительно позже, вспоминая этот разговор и его концовку, я пришел к выводу, что подействовал тогда на чистых инстинктах, точнее, на одном инстинкте самосохранения. Пользуясь мгновениями ясности, я развернулся и, пнув ногой оказавшийся на проходе стул, пошел к выходу. За спиной несколько раз раздалось: «Стой! Спайк!», но я вывалил на улицу, не тормозя. И никто не вышел за мной следом.

…Я огляделся по сторонам и обнаружил себя в каком-то старинном дворе. Я сидел на детской горке, в руках у меня была почти пустая фляжка коньяка. Я встряхнул ее и закинул в себя весь остаток залпом, одним комком. Пошарил по карманам и закурил сигарету (пачка, взятая утром из дома, была почти пустая). И только выпустив первую струю дыма, осмотрелся второй раз, основательнее, пытаясь сориентировать себя в пространстве и времени.

Уже смеркалось, был час быстрых осенних сумерек. Где я провел день? Я напрягся, наморщив лоб, — безрезультатно. Попытка, еще одна — и я махнул рукой. Не все ли равно? От прошедшего мимо меня дня остался лишь горький спазм в горле. На минуту я ослабил его коньяком, но теперь он снова вцепился мне в шею. Может, это дурной сон? Я зажмурился, помотал головой, хотел даже ущипнуть себя за руку, но вовремя опомнился. Да нет, никакой это не сон. Перед глазами встали их лица, и глотку сдавило еще сильнее. Братья мои, как же так?!!! Что же должно было произойти, чтобы Лебедь сказал МНЕ такое… Что же должно было произойти? И где? И… с кем? И появилась тоскливая уверенность, что весь этот нелепый разговор был не последствием, и не самым крупным, каких-то событий, происшедших в этом мире. Или с миром все в норме, а мутировал я… И так изменился, что меня не узнают мои закадыки?

Я поднялся (меня крепко качнуло) и убедился, что двор этот мне абсолютно незнаком. Он был безлюден, в окнах домов не светились окна, казалось, что сюда вообще не заходят люди. Наверное, так здесь и оказался я. Забрел сюда незнамо сколько часов назад на инстинктах. Точнее, на одном инстинкте. Как раненая зверюга ищет логово, чтобы зализать рану, так и я отыскал безлюдное место чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Ад, случившееся было очень похоже на то, как происходят ножевые ранения. Неуловленный глазами проблеск, удар и бесконечно долгое осмысление, разум уже понимает, а тело, созданное совершенным, не может понять свою (теперь) ущербность. И только через несколько секунд — взрыв боли. Взрыв боли едва не разорвал голову, одновременно тягуче заныло в груди.

Я вышел из куба двора, теряющего свой объем в вечерней тьме, и попытался интуитивно найти какую-нибудь крупную улицу. Поиски долго не могли увенчаться успехом, у редко попадавшихся прохожих я почему-то избегал спрашивать: «ээ… где здесь эта… улица?…» Накрапывало, и я уже почти серьезно прикидывал вариант запрятаться в каком-нибудь парадняке и переждать озноб. Но тут за шепотом дождя я различил размытые отголоски света и вскоре оказался у метро.