Лавка древностей. Томъ 2 - Чарльз Диккенс

— И вы все еще работаете, когда здоровы?

— Разумѣется. Вотъ посмотрите въ окно на мой садикъ. Я собственными руками разработалъ этотъ клочокъ земли. Черезъ годъ вѣтви такъ разростутся, что закроютъ отъ меня небо. А зимой у меня есть еще и другая работа.

Онъ отворилъ шкафчикъ, около котораго сидѣлъ, и вынулъ оттуда нѣсколько маленькихъ ящичковъ самой простой, грубой работы.

— Много есть господъ, которые любятъ старину — вотъ они и покупаютъ у меня эти бездѣлки въ воспоминаніе о нашей церкви и развалинахъ. Я ихъ дѣлаю изъ старыхъ дубовыхъ обломковъ, изъ остатковъ отъ гробовъ, сохранившихся подъ сводами. Вотъ посмотрите на этотъ ящичекъ: онъ даже скрѣпленъ по краямъ мѣдными пластинками, на которыхъ когда-то была надпись, да теперь ея ужъ не прочтешь. Въ это время года у меня ихъ остается немного, за то лѣтомъ всѣ полки будутъ ими уставлены.

Дѣвочка полюбовалась его работой, похвалила и ушла, удивляясь тому, что старикъ, извлекающій такое суровое нравоученіе изъ своихъ мрачныхъ занятій и всей своей обстановки, не примѣняетъ его къ собственной особѣ и, постоянно проповѣдуя о бренности человѣческой жизни, себя-то чуть ли не считаетъ безсмертнымъ. Но она была слишкомъ умна, чтобы не понять, что эта вѣчная надежда на будущее — драгоцѣнный даръ, вложенный самой природой въ душу человѣка, и что 80-ти лѣтній могильщикъ съ своими планами на будущее лѣто олицетворяетъ собою все человѣчество.

Съ такими-то мыслями Нелли подходила къ церкви. Она безъ всякаго труда отыскала ключъ отъ наружной двери, такъ какъ всѣ они были съ занумерованными ярлычками изъ пожелтѣвшаго отъ времени пергамента. Ключъ какъ-то глухо зазвенѣлъ въ замкѣ. Когда же она, переступивъ нерѣшительной ногой черезъ порогъ, затворила за собой дверь, въ храмѣ раздалось эхо, отъ котораго она вздрогнула.

Все въ жизни, какъ хорошее, такъ и дурное, дѣйствуетъ на насъ главнымъ образомъ въ силу контраста. Уже деревенская тишина, сама по себѣ, произвела глубокое впечатлѣніе на дѣвочку послѣ ея тревожныхъ тягостныхъ скитаній по многолюднымъ, шумнымъ городамъ и ужаснымъ дорогамъ. Можно-жъ себѣ представить, какъ она была потрясена безмолвіемъ стариннаго храма, когда очутилась въ немъ совершенно одна. Здѣсь и свѣтъ-то, пробивавшійся сквозь глубокія окна, казался старымъ и сѣроватымъ, а въ затхломъ воздухѣ, отдѣлявшемся отъ стѣнъ, арокъ и колоннъ, словно пропитанныхъ дыханіемъ минувшихъ вѣковъ, какъ будто носились частички разложенія, очищенныя временемъ отъ самыхъ острыхъ, ѣдкихъ атомовъ; и плиты на полу, когда-то носившія слѣды многихъ тысячъ ногъ, — слѣды давнымъ давно исчезнувшіе — были разбиты и искрошены; балки сгнили, своды осѣли, стѣны разваливались; на великолѣпныхъ гробницахъ не осталось ни одной надписи; словомъ все — и мраморъ, и камень, и желѣзо, и дерево, и прахъ, — все здѣсь служило знаменіемъ разрушенія: всѣ произведенія рукъ человѣческихъ, какъ самыя лучшія, изящныя, великолѣпныя, такъ и самыя плохія, простыя, ничтожныя, все, что сдѣлано людьми или сотворено Богомъ, все здѣсь было подведено подъ одинъ общій уровень.

Въ одномъ углу церкви когда-то существовала часовня, называвшаяся баронской; но и до сихъ поръ тамъ стояли каменныя гробницы, на которыхъ были изображены рыцари, распростертые во всю длину съ сложенными на груди руками, съ скрещенными ногами; крестоносцы лежали въ полномъ вооруженіи, съ которымъ они не разставались при жизни. Доспѣхи нѣкоторыхъ рыцарей висѣли тутъ же на стѣнѣ, качаясь на ржавыхъ крючкахъ; хотя они были разбиты и изломаны, но еще сохранили своей прежній видъ. Такъ жестокія дѣла людскія переживаютъ тѣхъ, кто ихъ совершилъ: кровопролитныя войны долго еще оставляютъ послѣ себя печальные слѣды, тогда какъ виновники ихъ давно уже обратились въ прахъ.

Дѣвочка присѣла въ часовнѣ. Ей мнилось, что здѣсь, среди этихъ неподвижныхъ фигуръ, вѣетъ особенной тишиной. Она съ какимъ-то страхомъ, но вмѣстѣ и съ наслажденіемъ оглянулась кругомъ — она чувствовала, что здѣсь обрѣтетъ и успокоеніе, и счастіе. Взявъ съ полки библію, она принялась читать, потомъ отложила книгу въ сторону и задумалась о будущей веснѣ, о лѣтѣ; и вотъ въ ея воображеніи представляются картины прелестнаго лѣтняго дня: на дворѣ птички заливаются пѣснями и воздухъ благоухаетъ отъ распустившихся цвѣтовъ; солнце, пробравшись сквозь густую листву деревьевъ, осѣняющихъ окна храма, освѣщаетъ косыми лучами эти спящія фигуры и рисуетъ на полу причудливые узоры; легкій вѣтерокъ прокрадывается въ отворенную дверь и играетъ изорванными въ клочья древними знаменами. Правда, все здѣсь наводить на мысль о смерти. Но что-жъ изъ этого? одни поколѣнія смѣнятъ другія, а здѣсь все будетъ по-старому: каждую весну будетъ по-прежнему раздаваться пѣніе птицъ и шелестъ вѣтерка и солнце будетъ также радостно свѣтить. Легко, должно быть, спать непробуднымъ сномъ среди подобной обстановки!

Она встала и медленными шагами удалилась изъ часовни, поминутно оборачиваясь назадъ. Подойдя къ низенькой двери, ведшей на колокольню, она отворила ее и поднялась по витой лѣстницѣ. Ее окутывалъ непроницаемый мракъ: свѣтъ виднѣлся лишь внизу лѣстницы, да высоко надъ головой блестѣли запыленные колокола. Добравшись до верху, она чуть не вскрикнула отъ восторга: такая чудная свѣтлая картина внезапно представилась ея глазамъ. Далеко по обѣ стороны простарались зеленые поля и лѣса, сливаясь на горизонтѣ съ голубымъ. небомъ. На лугахъ пасся скотъ; кое-гдѣ, словно изъ-подъ зеленой муравы, вился дымокъ; дѣти по-прежнему рѣзвились внизу, — все дышало прелестью и счастьемъ. Точно это былъ переходъ отъ смерти къ жизни. Здѣсь она чувствовала себя ближе къ небу.

Когда она вышла изъ церкви, дѣтей уже не было на могилкахъ. Проходя мимо школы, она услышала дѣтскіе шумливые голоса — учитель уже вступилъ въ свою должность и въ это утро начались занятія. Шумъ все увеличивался и наконецъ мальчуганы высыпали изъ школы и съ веселымъ крикомъ, рѣзвясь, раэбѣжались въ разныя стороны.

— Какъ я рада, что они не минуютъ церковь, подумала Нелли и остановилась на минуту: стала представлять себѣ, какъ ихъ голоса будутъ раздаваться въ храмѣ, постепенно замирая вдали.

Въ этотъ день она еще два раза побывала въ храмѣ, сидѣла на той же скамеечкѣ, читала ту же книгу и думала тѣ же думы. Уже смерклось и ночная тѣнь, спустившись въ церковь, придала ей еще болѣе торжественный видъ, а дѣвочка все сидѣла, точно прикованная къ мѣсту: ей не было страшно въ церкви и, пожалуй, она осталась бы въ ней на всю ночь, если бы ея не хватились дома и не пришли за ней. Она была блѣдна, но казалась совершенно довольной и счастливой. Когда-же, разставаясь передъ сномъ, учитель, по обыкновенію, поцѣловалъ ее въ щеку, ему почудилось, что на его лицо капнула слеза.

XVII

Между разнообразными занятіями баккалавра