Девять месяцев, или «Комедия женских положений» - Татьяна Соломатина

А где там наша Софья Константиновна? Ага. Стоит скромненько, не смотри что исполняющая обязанности заведующей (или всё-таки заведующего?) отделением, ждёт, когда же уже Светлана Степановна распишет родильнице в мельчайших подробностях необходимость клизмы с целью очищения кишечника перед снятием шёлковых швов с промежности. Наконец пациентка ушла. Пятнадцать раз повторив, что она уже всё поняла, не такая уж она и дура, чтобы не понимать про клизму и про то, почему такая строгая, решительная и быстрая, как револьверный выстрел, Светлана Степановна вдруг так полюбила кашу жевать. Оно же понятно, тут Софья Константиновна стоит, новая заведующая, отличная баба. Пролактин не пролактин – теорию относительности и до того не понимала, а цирк с конями ваш, Светлана Степановна, в любом состояния сознания ясен. Не смешите людей, я тут пять недель провела, всех ваших тараканов по отчеству знаю. Дура будет последняя Софа, если вас из отделения не турнёт под ваш пышный зад.

– Светлана Степановна, если ты не занята, пойдём покурим, – некоторому риторическому иезуитству Соня у Глеба научилась очень быстро. Вот скажи она Светочке: «Пошли покурим!» – та бы в ответ обязательно визгливо протявкала, что занята. Пока ординатор Шевченко соображала, что ей сейчас больше на руку: рявкнуть на окончательно «зарвавшуюся» Соньку или временно прикинуться бальзамом для ран, Софья Константиновна добавила:

– Тем более мне надо с тобой срочно и серьёзно поговорить, и другого случая, видимо, сегодня не будет. А завтра разговор может стать неактуальным.

– Ну, пошли! – сквозь зубы процедила Светочка.

В курительном закутке подвала никого, к счастью, не было.

– Ты, Соня, стала такая высокомерная, ужас! Прям мать-командирша. Без году неделя, да и назначили всего лишь исполняющей обязанности, а не заведующей, а ты уже...

– Света, исключительно деловой разговор. Никаких эмоций. Я не собираюсь вестись на простые, как лапти, манипуляции и бить себя кулаками в грудь и с треском рвать пижаму, мол, я не такая! Ну, высокомерная и высокомерная. «Без году неделя» и «стала» – так тому и быть. Опустим прелюдию, перейдём сразу к основной теме. В мои планы не входит выживать тебя из отделения, ты неплохо соображаешь, и руки у тебя растут из нужного места. Но если ты не прекратишь строить из себя перед бабами бога и обсирать других коллег, если не перестанешь сплетничать с акушерками о врачах, а с врачами – об акушерках... Пожалуйста, не делай большие удивлённые глаза, ты прекрасно знаешь, что тут все всё друг другу передают. Иногда в нужном тебе ракурсе, а иногда – как есть и плюясь. Так вот, если ты не перестанешь вымогать с баб эти несчастные десятки, четвертаки, полтинники и стольники на приобретение якобы бумаги, перчаток, ручек и чёрт знает чего ещё, а на самом деле чтобы по дороге домой пачку сигарет купить... Да-да, я понимаю, все хотят есть, ты одна тянешь ребёнка. Не будем вспоминать почему и не будем уточнять, что Серёга ушёл от тебя, но не от сына и «на покушать бедному Сашеньке», слава богу, хватает, равно как и на портки. Давай лучше вспомним точную формулировку нашего начальства: «Если вам дают хоть миллион или автомобиль дарят – это благодарность. А если вы вымогаете хоть рубль – это взятка». Родильницы не улетают с этажа домой. По дороге они успевают рассказать, что врач Шевченко требовала столько-то и столько-то и даже грозилась не выписать, пока не сдашь, а я и так уже...» Далее идёт перечисление, кому и сколько уже дали. Ты, таким образом, подставляешь коллег, включая того же Романца. Не хватает тебе зарплаты и алиментов? Иди к Романцу и говори, что тебе нужно пятьдесят рублей с каждых принятых им родов, за великий и ударный труд ежедневного обхода, написания дневника и оформления выписки. Это будет честнее и смелее, чем с баб вымогать. Ещё раз дойдёт до меня или до старшей акушерки, а до Любовь Петровны доходит куда больше и быстрее, ты в курсе – докладная на стол начмеду. Не шушуканье по углам и не подобострастное подхихикиванье, а тупо – официальная докладная... Не перебивай. Я не собираюсь вести борьбу с характером кого бы то ни было. Моя основная задача – сохранить работу отделения после ухода Петра Валентиновича в достойном виде. Он для тебя был авторитет, и с ним тебе тягаться длиной органов было не по зубам. Со мной ты уже пытаешься это делать, в первый же мой день, с самого утра. Но я была готова к подобному развитию событий и не зря позвала тебя вчера пить кофе. Я хотела, чтобы ты переспала с мыслью о том, что Сонька отныне – твой начальник, пусть и на три месяца. Не можешь пережить – в дежуранты. Тем более семейные обстоятельства Оксаны Георгиевны нынче таковы, что она с удовольствием пойдёт в ординаторы. Меня бы такой расклад устроил более чем, потому что Оксана бы поднатаскала несчастную Аллочку Степанову, которая и так-то звёзд с неба не хватает, а ты окончательно запудрила ей мозг и запугала так, что она вообще не соображает, что она здесь делает и почему её палаты ведёшь тоже ты. Да и ты бы в родзале чего бы и подзаработала. Может быть. Во всяком случае, я на твои гонорары посягать не буду, а делиться или не делиться с бригадой – твоё личное дело. Хотя ты в курсе, как у нас относятся к тем, кто пирожок, совместно замешанный, слепленный и испечённый, в одиночку под подушкой хавает. Вот такой вот, дорогая подруга, расклад. Сейчас не отвечай, переспи ещё ночь. Насколько тебе претит моё главенство, я понимаю. Пойми и ты, что я буду на тебя давить. Но не голосом. И не выяснением отношений, мне это до лампочки с некоторых пор. Не то доброта моя иссякла и бесхребетность заизвестковалась в отношении тебя, не то твоя же школа помогла – радуйся. Так что для нас обеих наилучшим исходом был бы твой переход в дежуранты.

– А Сашку я куда восемь ночей в месяц дену? – совершенно неожиданно просто и растерянно спросила Светочка, по всей видимости, не ожидавшая от Сони спокойной конструктивной конкретики.

– Найдёшь. Ты у нас сообразительная в плане пристройства ребёнка. Маме завезёшь, сестру попросишь переночевать или к новой соседке отведёшь. В конце концов, и сам уже достаточно взрослый для того, чтобы сутки без мамы обойтись. В школу/из школы он у тебя прекрасно с первого класса сам ходит.

– Вот вы где! Софья Константиновна, там вас в приёмное зовут! – в курительный уголок ворвалась запыхавшаяся санитарка.

Не надо, ох, не надо представлять себе всякое!.. Конечно же, в приёмном ждала необследованная отслойка нормально расположенной плаценты. С улицы. Без документов. В состоянии некоторой прострации. По-русски не говорит ничего, кроме «Хушнаро». По-видимому, называет своё имя.

– На каталку. В оперблок. Вызвать анестезиолога, – скомандовала Соня и набрала по внутреннему начмеда. Его, разумеется, не было на месте. Вздохнув, Соня позвонила на мобильный.

– Что такое? Я еду в министерство! Если опять унитазы, разбирайтесь самостоятельно! – ага, а то вчера он прямо бежал впереди паровоза, засучив рукава.

– Поступила отслойка, необследованная. Не то узбечка, не то таджичка. Документов нет, по-русски ни бум-бум.

– По «скорой»?

– Нет, менты привезли, под дверь поставили и уехали.

– Ты что, издеваешься, Заруцкая?! Какие менты? Надо было у них бумагу брать.

– Какую? С предварительным диагнозом: «У женщины нерусской национальности, с большим животом и явно не в себе, нет документов, а из одного места кровь идёт»? Кроме того, они меня не дожидались, а санитарку и акушерку приёмного попросту послали. В общем, не важно. Отслойка есть, и обширная. Сердцебиение плода приглушённое, замедленное и аритмичное. Что делать?

– А что в учебнике написано на такой случай? – ехидно и зло шипела трубка.

– В учебнике написано делать кесарево сечение.

– Ну так и делай! – взвизгнул телефон и отключился от абонента.

– Ну, делай так делай. И без тебя знаю, уже распорядилась оттранспортировать в оперблок, чтоб ты, блин, кидался головой в навоз, козёл! – пробормотала себе под нос обычно такая сдержанная Соня – и отправилась вслед за каталкой.

Чтобы обнаружить ту в коридоре, под дверьми оперблока, «опечатанными» приклеенной к ним простой бумажкой с надписью: «Не входить! Скоро будет санэпидстанция!» Злая как сто чертей Соня сорвала «пломбу» под оханье санитарки.

– Ой, нам всем достанется.

– Вы что, совсем долбанулись?! – внезапно заорала всегда корректная с младшим и средним персоналом, спокойная Софья Константиновна. На неё накатило такое остервенение, что вышедшая в коридор Любовь Петровна, сразу просёкшая, в чём дело, тут же рявкнула в тон Соне на сидевшую за столами коридора дежурную смену:

– Быстро разворачивайте операционную. Мозги надо иметь, что когда нельзя, а что когда надо!

Женщину благополучно прооперировали. Софья Константиновна даже протокол сама записала и кровь прокапала, не доверив это ни неграмотному (пока) интерну Виталику, ни грамотному (давно) доктору первой квалификационной категории Пригожину. И смуглый младенец мужского пола, извлечённый из чрева безымянной (что крайне неудобно для анестезиолога) матери, оказался живучим.