Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В любое другое время любопытство подруги детства развязало бы Галь язык, однако на сей раз их девчоночий треп вызвал у нее боль и неловкость. Накануне ее сердцу была нанесена глубокая рана, и Лиат, своей тупой навязчивостью, бередила ее. Впервые в жизни Галь вовсе не желала посвящать ее в интимные подробности своей личной жизни. Чутье подсказывало ей, что в ней испортилось что-то очень существенное, хоть и неопределенное, и ощутимое только ею одной. Шахара же, как назло, утащили от нее мальчишки. А ведь ей так хотелось побыть с ним сегодня подольше! Галь уповала, что горячее ее желание осуществится по окончании учебного дня, и ждала его с нетерпением.
Однако, и тогда ее постигло разочарование. Шахар, довольный экзаменом, бодрый и полный сил, собирался допоздна засесть в библиотеке со своим чертовым эссе. Он пообещал позвонить вечерком, чем совершенно обескуражил бедную девушку. Она было почти сорвалась, но, скрепя сердце, взяла себя в руки.
– Успеха тебе в работе, Шахар! – воскликнула вездесущая Лиат, не отлипавшая от подруги. Когда Шахар ушел, она обратилась к ней с проникновенным вопросом: – С тобой все в порядке, Галь? У вас все в порядке?
– В полнейшем, – сухо подтвердила та.
– Поехали ко мне, – как ни в чем ни бывало предложила Лиат. – Поедим и поучимся вместе.
Но Галь, и без того порядком утомленная ею, отклонила предложение под благовидным предлогом. Она попрощалась с подругой в школе и отправилась на небольшую прогулку, чтобы успокоить бушевавшие в ней настроения и мысли. Одед догнал ее тогда, когда она дошла до скверика и собралась провести там некоторое время в одиночестве.
Молодой человек ощущал себя скованно. Он видел, что его любимая была вся на нервах, и что он подкатился к ней не вовремя. Тем не менее, боясь выглядеть нелепо, он заговорил с ней. Но беседа никак не клеилась.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовался Одед. – Вчера тебе нездоровилось.
– Спасибо, лучше, – глухо бросила она.
– В "Подвале".было очень неуютно и прокурено. Там, где мы сидели, батарея гасла прямо на глазах, со входной двери дуло, а в бильярдной, наоборот, стояла жара. Если бы я знал об этом, оделся бы иначе. А сегодня погода лучше! – произнес он, погладив влажную кору сосны, отпавшую в нескольких местах.
Галь ответила равнодушным кивком и шлепнулась на сырую скамейку. Одед не посмел сесть.
Это была та самая скамейка, на которой они все вместе фотографировались, та, на которой он, несчастный, целовал Лиат. Он остановился рядом, облокотившись о ствол сосны.
– Все-таки, мы хорошо посидели, я получил удовольствие, – вымученно произнес он и издал тихий смех. – Помнишь, как забавно выглядел Хен, когда колдовал над кием?
– Я не обратила внимание, – фыркнула Галь, ломая поднятую с земли шишку.
– Жаль! Жаль, что то колдовство ему не помогло. Видимо, тут все дело в технике, которая у Шахара здорово отработана. А Хен поверхностен во всем, в том числе в играх.
– Наверно, – все так же безучастно протянула Галь.
– А где Шахар сейчас?
Только этого вопроса не доставало сейчас ожесточенной девушке! Этот лох был бы ей как раз подходящим мальчиком для битья, но она снова сдержалась и лишь процедила сквозь зубы, что Шахар корпит в библиотеке над своим эссе. И – нарвалась. В упоминании о чертовом эссе Одед узрел удачный повод сменить тему разговора.
– А ты знаешь, – выпалил он, – я тоже хотел взяться за такое эссе, но не по гражданскому праву, а литературе, и даже начал собирать материалы. Но потом, – добавил он, грустнея, – отказался от этой затеи.
Это было правдой. Одед, как и Шахар, сперва загорелся возможностью получить бонус, и даже советовался с Даной о будущей теме. Но его энтузиазм пропал очень быстро. Дело в том, что Одеду был принципиально важней не сам бонус, а возможность помериться силами со своим соперником в той области, что давалась ему легко. Но потом, остыв, он рассудил, что это, увы, не изменит отношения Галь к нему, а браться за столь кропотивый труд ради себя ему было ни к чему, особенно в разгар сессии. Так что, сославшись на экзамены, молодой человек отказался от бонуса, а стало быть, и от соревнования с Шахаром.
– А почему? – спросила девушка, поднимая на него свои холодные глаза.
– Потому, что это была бы для меня просто трата времени. Тем более сейчас, когда начались экзамены. Дана, правда, огорчилась, даже попыталась вдохновить меня. Но, по-моему, ей просто нужны были заинтересованные ученики кроме Шахара.
– Шахар всегда знает, что делает, – вырвалось у Галь вопреки ее воле.
– Лично я уважаю его за это, – поддержал ее Одед, и ему пришлось сразу же пожалеть о своих словах судя по тому, как перекосилось лицо девушки.
Обычно она была готова перегрызть глотку каждому недоумку, кто проявил бы неуважение к ее ненаглядному «супермену», но сейчас ей стало больно вдвойне. Закончив расправляться с шишкой, она принялась за упавшую ветку.
Горько раздосадованный, Одед, не зная, куда ему деваться, спросил ее тогда о том, как прошел экзамен по английскому.
– Это был кошмар, – сквозь зубы процедила Галь. – По-моему, я все забыла, и написала черт те что.
– Не беда! – попытался ободрить ее парень. – Это был только первый экзамен. Всего каких-то десять процентов от годовой оценки. И он, на самом деле, был заковыристым. Знаешь, я слышал, что Керен и Наама умудрились притащить на него шпаргалки, но вот только не осмелились вытащить их. Видишь, не ты единственная! Но ты ведь хорошая ученица, у тебя никогда не бывало плохих оценок. Успокоишься, позанимаешься, и…
– Я спокойна! – взревела Галь, теряя самообладание и в бешенстве вскочив со скамейки. – И я занималась к нему! Откуда я могла знать, что школа уготовит нам такую головоломку? Как будто в жизни нет проблем намного более сложных, чем эти дурацкие формы с кучей вопросов, на которые нужно дать ответы! Я бы сгребла всех их в кучу и сожгла. – Вместо экзаменационных форм она отшвырнула со злостью свой полный ранец. – Мне плевать на мою будущую оценку.
– Галь, что с тобою? – отстранившись, пролепетал изумленный Одед. – Ты в порядке?
Галь схватилась за пряди волос у висков и дернула их с силой в попытке успокоиться. Она понимала, что вышла за рамки. Зато скопившиеся в ней досада, боль и гнев утихли. Когда она, спустя минуту, посмотрела на товарища, на лице ее была бесконечная