Просто вместе - Анна Гавальда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно. Но только быстро, идет?
— Не годится…
— Что не годится?
— Да костюм… Галстук и все остальное. Это не ты.
— Хочешь, чтобы я разделся догола? — хихикнул он.
— О да, это будет полный кайф! Обнаженный красавец… — ответила она не моргнув глазом.
— Шутишь, да?
Он запаниковал.
— Конечно, шучу… Ты для этого слишком старый! И наверняка слишком волосатый…
— А вот и нет! А вот и нет! Волос у меня как раз в меру!
Она смеялась.
— Ладно. Ты хоть пиджак сними и удавку свою ослабь…
— Ну да, я весь взмок, пока узел завязывал…
— Посмотри на меня. Нет, не так… Расслабься, а то можно подумать, что тебе черенок от метлы в задницу загнали… Я тебя не съем, идиот.
— О да… — взмолился он. — Съешь меня, Камилла, ну хотя бы укуси…
— Отлично. Мне нравится эта идиотская ухмылка. Как раз то, что надо…
— Ну что, долго еще?
— Почти готово.
— Надоело. Поговори со мной. Расскажи какую-нибудь историю, чтобы время быстрее прошло…
— О ком на этот раз?
— О себе.
— …
— Чем будешь сегодня заниматься?
— Уборкой… Поглажу… Выйду прогуляться… Свет очень хорош… Посижу в кафе или в чайном салоне… Поем булочек с ежевичным желе… Ням-ням-ням… Если повезет, в салоне будет песик… Я коллекционирую псов из чайных салонов… У меня для них специальный блокнот — красивый такой, с молескиновой обложкой… Раньше у меня был такой же для голубей… Я знаю все о голубях. С Монмартра, с Трафальгарской площади в Лондоне, с площади Святого Марка в Венеции — я всех запечатлела…
— Скажи мне…
— Да!
— Почему ты всегда одна?
— Не знаю.
— Не любишь мужчин?
— Приехали… Если девушка не реагирует на твое неотразимое обаяние, она наверняка лесбиянка, так ты рассуждаешь?
— Да нет, мне просто интересно… Одеваешься ты безобразно, стрижешься «под ноль», и вообще…
Они помолчали.
— Да люблю я мужчин, люблю, успокойся… Девушек тоже — заметь, но предпочитаю мужиков…
— А ты уже спала с девушками?
— Да тыщу раз!
— Издеваешься?
— Да. Все, готово. Можешь одеваться.
— Покажи мне.
— Ты себя не узнаешь. Люди никогда себя не узнают…
— Что это за пятно вот здесь?
— Это тень.
— Чего?
— Это называется сепия…
— А это что?
— Твои бачки.
— Да ну?
— Разочарован? Вот, возьми еще один. Я его сделала вчера, когда ты играл на плей стейшн…
Он заулыбался.
— Ага! Это точно я!
— Мне самой больше нравится первый, но… Вложи в какой-нибудь журнал, чтобы не помялись…
— Дай мне листок.
— Зачем?
— Затем. Я тоже, если захочу, могу тебя нарисовать…
Он вгляделся в ее лицо, наклонился, высунув от усердия язык, что-то начирикал на бумаге и протянул ей свою мазню.
— Сейчас посмотрим! — Камилла была заинтригована.
Он изобразил спираль. Домик улитки с маленькой черной точкой в самой глубине.
Она не реагировала.
— Точка — это ты.
— Я… Я поняла…
У нее дрожали губы.
Он вырвал у нее листок.
— Эй! Камилла! Это просто шутка! Я хотел тебя развеселить! И все!
— Ну да, конечно, — кивнула она, поднося руку ко лбу. — Просто шутка, я понимаю… Ладно, беги, а то опоздаешь…
Он натянул комбинезон и, открывая дверь, треснул себя шлемом по голове.
Маленькая точка — это ты…
Да, парень, ты законченный мудак.
2В кои веки раз у него за спиной не висел тяжелый рюкзак с едой, и он налег грудью на бак и нажал на газ: сейчас голова его быстро проветрится. Ноги сжаты, руки вытянуты, в груди тепло, шлем вот-вот треснет… Выжать предельную скорость, выкинуть из головы проблемы, и пусть мир катится в тартарары.
Он ехал быстро. Слишком быстро. И делал это сознательно. Нарочно.
Сколько Франк себя помнил, у него между ног всегда был какой-нибудь мотор, в ладонях — зуд, и он никогда не считал смерть серьезной проблемой, воспринимая ее как еще одно досадное препятствие… Раз его не станет и страдать не придется, какая, к черту, разница?
Как только у него появились хоть какие-то деньги, он немедленно влез в долги и купил мопед, большой не по возрасту.
Обзаведясь шустрыми приятелями, умевшими «делать бабки», он снова поменял мопед — чтобы выгадать несколько миллиметров на спидометре. Он не дергался на светофорах, не шлифовал асфальт шинами, не ввязывался в состязание с другими водителями и не считал нужным попусту рисковать. Всего этого Франк не делал, но как только предоставлялась возможность, он смывался и гонял по дорогам, давя на газ и играя на нервах у своего ангела-хранителя.
Он любил скорость. По-настоящему любил. Больше всего на свете. Даже больше девушек. Это были самые счастливые минуты в его жизни — минуты покоя, умиротворения, свободы… В четырнадцать он царил на дорогах Турени, лежа грудью на руле мопеда, и был похож на жабу на спичечной коробке (так тогда говорили), в двадцать купил себе первый подержанный мотоцикл на деньги, заработанные летом в поганой забегаловке близ Сомюра, а сегодня это стало его единственным развлечением: мечтать о мотоцикле, покупать его, доводить до ума, испытывать его, начинать мечтать о другом мотоцикле, тащиться в комиссионку, продавать предыдущий, покупать, доводить… и так до бесконечности.
Не будь у него мотоцикла, он бы чаще звонил своей старушке, моля Бога, чтобы она не пересказывала ему каждый раз всю свою жизнь…
Проблема заключалась в том, что проветрить мозги уже так просто не получалось. Даже при скорости 200 километров в час он не ощущал привычной легкости.
Даже при 210 и 220 его одолевали мысли. Он изворачивался, хитрил, морщился, ежился, но все было напрасно — мысли словно прилипли к его телу, и от заправки до заправки продолжали лезть в голову.
Сегодня, 1 января, в сухой и сверкающий, как новая монета, денек, он мчался на своем двухколесном друге, без сумки, без рюкзака за спиной, на пирушку с двумя очаровательными бабульками, и предупредительные автомобилисты уступали ему дорогу, а он махал рукой в знак благодарности.
Он сдался и прокручивал в голове одну и ту же заезженную песню: за что ему такая жизнь? Сколько еще придется терпеть? Как от всего этого избавиться? За что такая жизнь? Сколько еще придется терпеть? Где искать спасения? За что?
Он умирал от усталости, но пребывал скорее в хорошем настроении. Он пригласил Ивонну, чтобы отблагодарить ее и с тайной надеждой, что она возьмет на себя застольную беседу, а он проведет время «на автопилоте». Улыбочка направо, улыбочка налево, несколько ругательств, чтобы доставить им удовольствие, а там, глядишь, и кофе подадут…
Ивонна должна была забрать Полетту из богадельни, а потом они втроем встречались в «Отеле путников» — маленьком ресторанчике с яркими скатерками и букетиками засушенных цветов, где он проходил практику, а потом какое-то время работал. Это было в 1990-м. Тысячу миллионов световых лет назад. Но вспоминал он то время с удовольствием…
На чем он тогда ездил?
Кажется, на Fazer Yamaha?
Он мчался, закладывая зигзаги между разделительными линиями, подняв забрало шлема, чтобы чувствовать солнце. Он не переедет. Не сейчас. Он останется в этой слишком большой квартире, куда однажды утром, вместе с девушкой в ночной рубашке, сошедшей с небес, вернулась жизнь. Девушка была немногословна, но с тех пор, как они стали соседями, их дом ожил. Филибер начал выходить из своей комнаты, и они каждое утро пили вместе шоколад. Он сам перестал шваркать дверьми, чтобы не разбудить ее, и легче засыпал, слыша, как она что-то делает в соседней комнате.
Сначала он ее просто не выносил, но теперь все наладилось. Он ее прижал…
Эй, ты сам-то понял, что сейчас сказал?
В смысле?
Да ладно, не придуривайся, чего там… Давай, Лестафье, посмотри мне в глаза и ответь — только искренне: ты и правда думаешь, что «прижал» ее?
Ну… нет…
Так-то лучше… Я знаю, парень, что ты не слишком хитер, но… Ты меня напутал!
Что, теперь уж и посмеяться нельзя?
3Он снял комбинезон под козырьком автобусной остановки, поправил галстук и шагнул в дверь.
Хозяйка раскрыла ему объятия.
— Какой же ты красавец! Сразу видно, одеваешься в Париже! Рене тебя обнимает. Он потом к вам подойдет…
Ивонна поднялась ему навстречу, а бабушка нежно улыбнулась.
— Ну, девочки? Провели день у парикмахера, как я погляжу?
Они прыснули, сделали по глотку розового и пропустили его к окну с видом на Луару.
Полетта надела свой парадный костюм с меховым воротником и брошку под старину. Парикмахер дома престарелых не пожалел краски, и ее волосы цвета само прекрасно гармонировали с розовой скатертью.
