Время ангелов - Айрис Мердок

— Туман вскоре исчезнет.

— Ты не согласна, что испытания бомбы могут повлиять на погоду?

— Могут, думаю, но не очень сильно.

— А что у нас на ужин?

— Не знаю. Я еще не ходила за покупками.

— Как всегда, будут яйца?

— Наверное, они тебе уже надоели.

— Нет. Вот еще нашла фрагментик. Ты знаешь, я уже так наловчилась.

— В любом деле можно набраться опыта. Дальше пойдет еще легче.

— Когда сложим эту головоломку, купим новую или разбросаем и начнем сначала?

— Нет, мне скучно складывать одно и то же.

— А это не одно и то же. Даже если уже знаешь картинку, все равно надо искать. Хорошо, купим другую, да?

— Конечно. Если хочешь, купим другую.

Мюриэль закрыла глаза и незаметно впилась ногтями в туго натянутую поверхность ковра. Не слезы, а какой-то крик бился внутри нее, метался, как птица. «По силам ли мне такая боль?» — мысленно обратилась к себе Мюриэль, но так ясно, что ей показалось: она произнесла это вслух.

Она открыла глаза и обнаружила какое-то странное выражение на лице Элизабет. Та смотрела не на головоломку, а куда-то мимо, в пол. Вместо напряженной задумчивости на лице ее появилась отрешенность. Какое-то движение в воздухе заставило Мюриэль замереть. Она оглянулась и вскочила на ноги. В дверях стоял Карл.

Обойдя вниманием Элизабет, так и не поднявшую глаз, он вполголоса сказал Мюриэль: «Я хотел бы с тобой поговорить».

Мюриэль не помнила, как оказалась в кабинете Карла. Теперь, очнувшись, она обнаружила, что комната непривычно ярко освещена тремя лампами и большой люстрой. Свет сделал комнату маленькой и невзрачной, открыл, что обставлена она неумело, как бы на скорую руку, что пол покрыт невероятно затертым ковром. Она расслышала, как отец закрывает дверь и с удивлением поняла, что стоит на ногах, не падает, не кричит.

— Присядь, Мюриэль.

Она села у стола. Карл сел напротив. Она чувствовала на себе его взгляд, но не могла ответить.

— Меня интересует, Мюриэль, нашла ли ты должность?

— Какую должность? — не поднимая глаз, тихо спросила Мюриэль.

— Я подразумеваю, нашла ли ты работу, место секретарши?

— А… Нет, еще не нашла.

Карл говорил так просто, так обыденно. И Мюриэль вдруг подумала: а может, я стала жертвой какого-то невероятного заблуждения? Возможно ли, чтобы отец тоже не слышал крика или каким-то странным образом забыл о нем? Вообще, кричала ли она? Может, ей это послышалось? Может, и все, что она увидела, произошло только в ее воображении?

— Неплохо бы найти работу, верно? Это не так сложно. Ведь ты мне обещала.

Она заставила себя поднять глаза, но задержала взгляд на его ладонях, аккуратно скрещенных на столе. И тут она увидела на столе, рядом с ладонями Карла, еще что-то. Икону Евгения Пешкова, Троицу, изображенную в виде трех ангелов, картину, в которую она сейчас глянула как в окно, наполненное лазурью и светом. Было что-то чудесное и вместе с тем жуткое в появлении иконы здесь, на столе у Карла. Неужели он настолько всесилен?

— Да, я скоро найду работу, — машинально ответила она.

— Пришло время тебе самой зарабатывать деньги. Ты можешь получать неплохое жалованье.

— В Лондоне — вполне возможно.

— Необязательно в Лондоне.

— Я хочу сказать, что в большом городе легче найти, и раз уж мы здесь…

— Тут я перехожу к следующему пункту, — прервал ее Карл.

Мюриэль насторожилась.

— Так вот, я не хочу, чтобы ты и дальше жила здесь.

— Не понимаю.

— Тебе следует покинуть этот дом и как можно скорее.

Мюриэль пристально посмотрела на отца. В беспощадном ярком свете его лицо казалось каким-то рыхлым, белым и мучнистым. Только глаза сверкали, как влажные синие камешки, и прямые темные волосы блестели, словно смоченные водой.

— Я тебя не понимаю, — сказала Мюриэль.

— Тебе следует покинуть этот дом и как можно скорее.

Карл произнес эту фразу так, будто она не была повторением.

— Неужели ты этого хочешь?

Карл смотрел на нее и молчал. Он слегка пошевелил руками, как бы убеждаясь, что им хорошо и удобно.

— Но зачем?

Кашлянув, он заговорил:

— Тебе известно, что девушка твоего возраста, которая продолжает жить с родителями, явление в наш век не совсем обычное. Ты ведешь не совсем нормальную жизнь. Я думаю, пришло время начать жизнь более естественную. Ты не согласна?

Мюриэль попыталась разглядеть в глазах Карла хоть какое-то движение, хоть какой-то проблеск расчета, но натолкнулась лишь на лоснящуюся поверхность глазных яблок. Краем глаза она непрестанно видела ровное сияние иконы.

— А как же Элизабет?

— Элизабет останется здесь.

— Но кто же будет за ней ухаживать?

— Я займусь этим.

Мюриэль перевела дыхание и попыталась все обдумать. Этого не может быть, не может! Она всегда готовила себя к худшему со стороны отца, но даже в самых страшных фантазиях представить не могла, что он разлучит ее с Элизабет.

— Не думаю, что Элизабет сможет обойтись без меня, — сказала она и мысленно добавила: прожить без меня, дышать без меня.

— А я не сомневаюсь, что она скоро привыкнет к твоему отсутствию.

Мюриэль искала нужные слова. Ей хотелось стать ловкой, хотелось сопротивляться. Неужели отец может вот так, просто, делать с ней все, что захочет? Она сказала: «Если я уйду, то заберу Элизабет с собой».

Карл усмехнулся. Белые зубы сверкнули на сухом лице.

— С моей точки зрения, это не очень разумно, Мюриэль.

Он говорил об этом, как о чем-то само собой разумеющемся.

Еще одна догадка посетила Мюриэль.

— Но Элизабет наверняка… Она знает о твоих планах? Она согласна?

— Да. Я говорил с ней, и она согласна.

Мюриэль встала. Отец остался сидеть и только смотрел на нее. Она хотела сказать: «Я тебе не верю», а сказала: «Я тебя ненавижу».

Карл по-прежнему смотрел на нее, но лицо его окаменело и глаза как будто опустели, словно он устал от сосредоточенности, словно был уже один. Мюриэль сделала жест рукой, как бы отмахиваясь от слишком яркого света. Потом вдруг наклонилась вперед, схватила икону и прижала ее к груди. Повернулась и выбежала из комнаты.

— Мюриэль, Мюриэль, постой. У меня к тебе разговор. Ну куда ты летишь?

Мюриэль остановилась посреди зала.

— Лео, мне надо увидеться с твоим отцом.

— Его нет. Вышел за покупками. Ну давай поговорим.

Мюриэль положила икону на столик, изображением вниз. Лео не должен знать, что это. Зазвонил дверной колокольчик. Минутой позже уже было слышно, как Пэтти объясняет Антее Барлоу, что пастор, увы, занят.

Первой мыслью Мюриэль после того, как она покинула комнату отца, было — бежать прямо к Элизабет. Но она тут же остановила себя. Прежде чем видеть кузину, нужно подумать, заручиться, быть может, чьей-то поддержкой. Решение отца выпроводить ее из дому она восприняла сначала без всякого удивления, просто как очередную его прихоть. Ну вот, теперь ему захотелось, чтобы она ушла. Не сразу, не вдруг она поняла, почему он этого хочет. Молчание кузины, ее безмятежность, а больше всего, возможно, ее такие знакомые и привычные маленькие жалобы и тревоги, почти убедили Мюриэль, что Элизабет ничего не знает. Мюриэль сознавала, что это невероятно. Но легче поверить в неведение кузины, чем допустить, что она молчит намеренно, что начал осуществляться какой-то план, что это часть какого-то ужасающего возмездия.

Теперь, когда Карл объявил свое решение, она взглянула на случившееся по-иному. Если Карл не лжет, значит, он и Элизабет должны были предварительно все обсудить. В самом деле, не странно ли предположить, что Карл приказывает ей уйти и при этом не ставит в известность Элизабет? Безусловно, Элизабет могла воспротивиться, если бы захотела. Элизабет и Карл обсуждали ее, говорили о ней и холодно решили ее судьбу. Значит, конфигурация изменилась… Мюриэль была настолько потрясена, что позабыла задать себе вопрос: что же они собираются дальше делать?

То, что они, может быть, действуют вместе против нее, потрясло Мюриэль даже больше, чем приказ Карла покинуть дом. Теперь она и прошлое увидела в ином свете. Мюриэль задавала себе вопросы, требующие безукоризненно точных ответов. Как долго? На что это было похоже? Как началось? Почему это случилось? Она чувствовала, что не в силах видеть сейчас Элизабет. Все это обернулось бы слезами, криками и стыдом. А вдруг Элизабет останется невозмутимой? Вдруг поведет себя, как Карл? Ведь они так похожи! Как же она раньше этого не замечала?

Икону она схватила автоматически, инстинктивно, но теперь икона стала для нее знамением. Совершив свой загадочный путь, икона вернулась, чтобы привести ее к Евгению. Отдать ему икону — единственный значительный поступок, который она еще может совершить. Она представила, как возвращает икону, как плачет затем неудержимыми слезами, и наконец ощутила, почувствовала всем телом, до чего ей плохо.