Москва тюремная - Валерий Карышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выслушав обвинение, составленное на юридическом жаргоне, поляк, естественно, ничего не понял. Впрочем, руоповцы загодя предусмотрели этот момент — минут через пятнадцать переводчик из «Интуриста» произнес то же обвинение по-польски.
Збигнев сориентировался мгновенно.
Сперва он гордо заявил российскому «пану полицьянту», что имеет «обыватэльстфо польке», то есть польское гражданство, и потому категорически отказывается отвечать на какие-либо вопросы без адвоката и представителя посольства. Затем, вспомнив об избиении на сокольнической квартире, потребовал медицинского освидетельствования и помещения в госпиталь, где обязательно должен быть пан ксендз; мол, отправление религиозных культов для него, доброго католика, — законное право.
— А папу римского тебе не выписать? — непонятно почему развеселился «пан полицьянт» и, оставив законные требования без внимания, сразу же перешел к делу: зачем приехал из Польши? Знал ли раньше граждан Филиппова и Калинина, а если знал, давно или нет? И вообще — сколько еще компьютерных преступлений на его совести?
Задержанный отвечал вяло, каким-то параллельным движением мысли и часто невпопад, и переводчица долго подбирала выражения, чтобы руоповец понял поляка правильно. После окончания допроса Збигнева сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев и, усадив на заднее сиденье автомобиля без опознавательных знаков полиции, повезли по переполненным транспортом московским улицам. Слева и справа его подпирали высокие неулыбчивые мужчины. Видимо, «пан полицьянт», который только что допрашивал задержанного, посчитал, что Звежинецкий попытается удрать из машины, чтобы отыскать в Москве католического священника для покаянной исповеди, и потому приставил сопровождающих.
Спустя два часа задержанный оказался на Петровке, 38, в знаменитом изоляторе временного содержания «Петры». Времени, которое поляк провел в одиночной камере ИВС, хватило руоповцам, чтобы оформить свои действия по закону. На следующий же день после задержания в «Петрах» появились представитель польского посольства и адвокат. В их присутствии Звежинецкому и было предъявлено окончательное обвинение по все той же 272-й статье УК РФ. Обвинение подкреплялось соответственными протоколами технических служб ФСБ и ФАПСИ: как выяснилось, попытка проникнуть в банковский сервер была засечена на Кипре и оперативно передана по интерполовским каналам в Москву.
Беседуя с представителем посольства, Збигнев молил Бога, чтобы тот не додумался связаться с криминальной полицией Варшавы — подобное означало бы неминуемую высылку в Польшу, где пану Звежинецкому, убежавшему от правосудия, наверняка бы впаяли срок на полную катушку. Но, к счастью, дипработнику было явно не до земляка — ознакомившись с материалами обвинения и переговорив со следователем и арестованным, он лишь равнодушно передернул плечами: мол, пан Збигнев не первый поляк, нарушивший российские законы. И уж наверняка не последний... Зато адвокат разочаровал: с его слов, подобные преступления в России еще очень редки, прецедентов мало, и потому защита обещает быть затяжной и сложной.
И в тот же день пана Звежинецкого отправили в следственный изолятор № 5...
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
Следственный изолятор № 48/5, более известный в криминальных и милицейских кругах как «Водный стадион» (названный так из-за близости к одноименной станции метрополитена), — первая тюрьма, построенная в постсоветской России. Эта тюрьма открыта в 1993 году.
Строительство начато в 1989 году. Первоначально в корпусах нынешнего СИЗО предполагалось разместить образцово-показательный ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий) — учреждение, предназначенное для содержания лиц, получивших в судебном приговоре «принудительное лечение от алкоголизма». С ликвидацией в Российской Федерации системы ЛТП вновь построенное здание передано в ведение Главного управления исполнения наказаний. После модернизации (монтажа сигнализации, установки стальных решеток и дверей) ИЗ № 48/5 гостеприимно распахнул двери перед первыми арестантами.
Следственный изолятор «Водный стадион» представляет собой типичный комплекс зданий тюремного типа, огороженный высоким забором. Место расположения выбрано на редкость удачно: в отличие от всех остальных московских ИЗ, эта тюрьма не окружена жилым массивом. Период с 1994 по 2000 год отличался на «Водном стадионе» либеральностью порядков.
Арестованных, словно по инерции, продолжали свозить в Бутырку и Матросскую Тишину, и потому заполняемость СИЗО № 5 не превышала 70%. Подследственные, которым приходилось пребывать в стенах «Водного стадиона» до середины 2000 года, единодушно отмечают чистоту, непривычную для прочих следственных изоляторов Москвы. При формировании администрации и охраны часть сотрудников была набрана по лимиту из провинции, часть — переведена из Бутырки и Матросской Тишины.
Первые полгода контролеры не получали обмундирование, внешне почти не отличаясь от арестантов, так же как и они предпочитая в качестве повседневной одежды спортивные костюмы. Заключенные, впервые попавшие в стены «Водного стадиона», отличали сокамерников от конвоиров лишь по наличию резиновой дубинки и связок ключей в руках последних. Ввиду относительной комфортабельности условий содержания первыми заключенными вновь построенной тюрьмы стали криминальные авторитеты уровня выше среднего.
Значительную часть арестантов составили лица, так или иначе связанные с контрабандой, наркобизнесом и нарушением правил воздушных перевозок. Последнее объясняется относительной близостью ИЗ № 48/5 к международному аэропорту Шереметьево-2, где пограничники, таможенники и оперативники ФСБ с похвальной регулярностью задерживают наркокурьеров, чаще всего зарубежных.
Видимо, это обстоятельство привело к тому, что с недавних пор за «Водным стадионом» закрепилась репутация «тюрьмы для иностранцев». В иные времена граждане дальнего зарубежья составляют до 30% от общего числа арестантов. Немалую часть подследственных составляют бывшие сотрудники органов МВД, обвиняемые в превышении власти и коррупции. В частности, на «Водный стадион» нередко направляются работники бывшей Госавтоинспекции, обвиняемые в вымогательстве. Отдельных помещений для иностранцев и для россиян не существует: как правило, администрация не делает разницы между гражданами дальнего зарубежья и гражданами Российской Федерации, заселяя и тех, и других в одни и те же камеры. Различие в религиозных взглядах, традициях, воспитании, темпераменте и менталитете нередко приводит к конфликтам.
Предыдущий опыт подсказывал Збигневу: бояться тюрьмы не стоит. Гарантированное трехразовое питание, бесплатная медицинская помощь, комфортное помещение с телевизором, микроволновкой, холодильником, а если повезет, и с компьютером, внимание благотворительных фондов, масса свободного времени для самообразования и предупредительность обслуживающего персонала — так, во всяком случае, было в Голландии. Да и камера Центральной варшавской тюрьмы на Раковецкой, 37, где хакер промучился несколько месяцев, мало чем отличалась от среднего гостиничного номера. А потому, идя за охранником по ярко освещенному коридору ИЗ № 48/5, пан Звежинецкий сохранял полное спокойствие.
Не тюрьмы надо бояться, а возможного звонка в Варшаву...
Первые впечатления не внушали оптимизма: камера, куда определили молодого поляка, выглядела не лучше солдатской казармы времен Герека и Ярузельского. Двухъярусные нары, серые казенные одеяла, спертый дух грязных человеческих тел — все это было более чем неприятно для первохода. Ни холодильника, ни микроволновки, ни тем более компьютера не наблюдалось. Поражала жуткая перенаселенность: в пространстве не более тридцати квадратных метров вмещалось целых десять человек! Правда, как выяснилось чуть позже, эта камера, заполненная лишь на три четверти, считалась в следственном изоляторе самой комфортной.
После краткого знакомства староста камеры, долговязый неулыбчивый русский, представившийся Семеном, указал новичку его спальное место, почему-то назвав его непонятным словом «шконка». Поляк не стал уточнять: определившись с вещами, он уселся на кровать, принявшись осторожно изучать сокамерников — а вдруг повезет, вдруг в этой до неправдоподобия жуткой камере окажется хоть один земляк!