Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

– Да, если бы не предательская политика генерала Корнилофа и командофания фронта, не отдали бы Ригу немцам, – с сожалением сказал комполка.

– Корнилов явно не стремился удержать Ригу. Хотел подавить революционное движение в армии. Вот он и отдал приказ командующему 12-й армией, оборонявшей столицу Латвии, отступать к Вендену. По их мнению, угроза германского вторжения могла остановить процесс революционного брожения. Вот русские войска и оставили Ригу и Усть-Двинск 21 августа. Это стало началом трагедии для всего Северного фронта. Да, то была и серьезная угроза Петрограду. И я 21 августа ранен был. Контузия и перелом левой руки, – заключил Космин.

Комиссар и комполка взглянули на него с пониманием.

– Изгнанников, какое у вас образование? – спросил вдруг комиссар.

– Реальное училище окончил в 1915 году. Затем сразу мобилизован в армию и направлен в унтер-офицерскую школу. После окончания школы получил назначение на Северо-Западный фронт, – отвечал Кирилл.

– Слушайте, а почему вы не ушли из Курска до призыва в армию белых? – вновь задал вопрос комиссар.

– Дело в том, что я ведь учительствовал. В гимназии. Учебный год начался только, месяца полтора прошло. Как же бросить? Дети ведь! Да и казалось, что никто меня не призовет. В Красную армию ведь не призвали…

– Вы женаты?

– Да, недавно родилась дочь. Но жену я заранее отправил в Кадом, еще до прихода белых. Там у нее родители, присмотр. А тут война!

– А какое у вас происхождение? – вдруг серьезно спросил комиссар.

– Отец был земским лекарем в Курской губернии. Матушка – швея, портниха. Наверное, я из разночинцев. Но отец умер, когда я был еще ребенком, оставив троих детей. Жилось нам нелегко. Но благодаря заботам и помощи дяди я и поступил в реальное и закончил его без посредственных оценок.

– Ну что ж, происхождение, конечно, у вас не пролетарское и даже не крестьянское, но и не буржуазно-помещичье. А главное – хорошее образование и наличие боевого опыта с германской войны! Вы, конечно, – офицер, но, надеюсь, не запятнаны кровью, пролитой трудовым народом за дело революции, – резюмировал комиссар.

И тут Кирилл четко представил себе, что никогда уже не наденет офицерских погон. Не увидит рядом Пазухина, Новикова, Гумилева, не выпьет с ними, с другими знакомыми ему офицерами, не услышит стихов Туроверова о Новочеркасске и многого-многого другого. Но выбор уже был сделан им, нужно было идти дальше торной дорогой жизни.

«Эх, хоть бы Петя Усачев выжил и остался цел в этой каше! Он поймет… Господи, спаси и убереги раба твоего Петра!» – подумал Кирилл, но не перекрестился.

– Так вот, Изгнанников! – вернул к реальности Кирилла голос комиссара. – Хотите послужить Республике Советов, новой, молодой, социалистической России?

– А это возможно? – обескураженный вопросом комиссара спросил Кирилл.

– Ели бы было невозможно, не предлагал бы.

«Нельзя отказываться, усомнятся», – подумал Космин и твердо отвечал:

– Да. Разрешите вопрос?

– Давайте.

– Смогу я увидеть жену и ребенка? Ясно, что не сейчас, но потом?

– Вот направим вас по назначению, проверим, устроитесь, определитесь, и отпустят вас к вашей супруге и дитю в отпуск, – с улыбкой произнес комиссар.

«Знал бы ты про мой боевой опыт в ноябрьские дни семнадцатого года, когда горстка офицеров, юнкеров, кадетов и гимназистов дралась и била вас в Москве! Видел бы ты меня весной прошлого года, когда я вместе с дроздовцами (с Пазухиным, с Новиковым, с Гаджибеклинским), прорываясь к Корнилову и Деникину в Добрармию, ходил в штыковые! Да хотя б краем глаза посмотрел ты, как из последних сил дрались мы и клали вашу красную конницу под Воронежем и Касторной. Увидел бы, без допросов и разговоров приказал бы сей же час отвести меня за угол этой хаты и прислонить к стенке!» – с тревогой и долей скрытой гордости вдруг подумал Кирилл, уже выйдя в сени.

Уже в эмиграции, годы спустя, А. И. Деникин полностью признается в своем неумении и растерянности, проявленными им в этот период времени. Это означало «невозможность опереться на либералов, нежелание передать власть всецело в руки правых, политический тупик и личную драму правителя». Он все же пытался найти какой-либо выход и распустил Особое совещание (ОСВАГ), установив военную диктатуру. Но декретировать военную диктатуру невозможно. Военный диктатор силен и представляет собой власть не программными декларациями, а мощью штыков. А их-то как раз у Деникина не было. Армия безнадежно отходила и, отходя, распылялась. Власть Деникина пала, как только окончательно определилась невозможность вооруженной борьбы.

Белые стремились оторваться от непрерывно нападающего противника, найти подходящий для обороны рубеж, собрать ударную группу из сохранивших хотя бы остатки боеспособности войск и контрманевром вынудить красных к приостановке наступления. В середине ноября командованию белых это представлялось еще возможным. Естественно, что все внимание штабов белых армий сосредоточилось на ударной группе красных – Конной армии Буденного, подкрепленной двумя стрелковыми дивизиями. Именно навстречу движению красной конницы предполагалось бросить свежие части.

Командующий Кавказской армией генерал Врангель 1 ноября (нового стиля) телеграммой № 03533, посланной начальнику штаба главнокомандующего, предложил перебросить из состава вверенных ему войск от 3 до 6 конных дивизий на Курское направление. Деникин отверг это предложение, ограничиваясь снятием с Царицынского участка двух дивизий. Они начали прибывать на фронт в двадцатых числах ноября, причем Деникин решил усилить намечавшееся сосредоточение за счет частей, снимаемых с северо-востока и Сочинского фронта. Все эти мероприятия позволяли сосредоточить против Буденного в районе Волчанск – Валуйки отряд силой в 7 тысяч сабель, 3 тысячи штыков, с 5–8 орудиями, и снабдить его танками, бронепоездами и авиационными средствами. Генерал Врангель находил такое сосредоточение недостаточным и настойчиво предлагал снять с Царицынского фронта еще две кавалерийские дивизии и образовать из собиравшейся группы отдельную конную армию с ним самим во главе. Однако Деникин и с этим предложением Врангеля не счел возможным согласиться. Вместо этого он снял окончательно спившегося и «разложившегося» генерала Май-Маевского и назначил командующим Добровольческой армией генерала Врангеля.

«В обоих случаях Деникин принял половинчатое решение. И, как всегда бывает, середина оказалась вовсе не золотой. Медленно проходившее сосредоточение не давало требуемого эффекта на фронте, а не прекращавшийся натиск красной конницы сравнительно легко разбивал отдельные попытки белых оказать сопротивление на Купянском направлении. Линия, намеченная Врангелем, во всех отношениях более соответствовала той оперативной обстановке, какая складывалась осенью на фронте. Соответствующее политическое обеспечение операции, своевременное сосредоточение крупных конных масс на центральном к Москве направлении открывали белым неплохие перспективы, но Деникин не сумел этим воспользоваться. Как летом в «Московской директиве» он бесконечно растягивал свои армии в пространстве, так и теперь он опасался за Царицынское, Воронежское, Курское и Киевское направления и нигде не смог сосредоточить должного превосходства в силах. Из сосредоточения ударной группы в центре, на которое возлагалось бесконечное количество надежд, ровным счетом ничего не вышло», – позднее писал по этому поводу командующий Южным фронтом А. И. Егоров.

В задачи ударной группы конницы белых, сосредоточенной в районе к югу от Нового Оскола, входила не только приостановка движения конницы Буденного, но и контрманевр в тыл правого фланга армии в районе Бирюч и левого фланга 13-й армии. Но тесная увязка действий красной конницы с 13-й армией ликвидировала эту попытку в самом начале. В результате боев к 9 декабря 10-я дивизия Мамонтовского корпуса оказалась наголову разбитой и, оставляя сотни пленных и десятки орудий, бежала на юг. Преследуя противника, конница Буденного 9 декабря заняла Валуйки и получила задачу занять Купянск не позднее 12 декабря. 8-я и 13-я армии должны были выполнять поставленные задачи, содействуя продвижению Конной армии.

Причины этой новой крупной неудачи белых коренились в том отчаянном развале, который на данной стадии развития операции охватил все части боевого организма белых армий. Приведение в жизнь плана Врангеля о снятии значительных сил с Царицынского фронта явно запоздало. Вот как описывает бегство белых генерал Науменко, временно заменявший ушедшего с поста комкора генерала Мамонтова:

«…Колонна донцов бежала, преследуемая одним полком, шедшим во главе конной колонны. Все попытки мои и чинов штаба остановить бегущих не дали положительных результатов, лишь небольшая кучка донцов и мой конвой задерживались на попутных рубежах, все остальные неудержимо стремились на юг, бросая обозы, пулеметы, артиллерию. Начальников частей почти не видел, раздавались возгласы казаков, что начальников не видно и что они ускакали вперед».