Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

Рапорт генерала Чекатовского, командира 1-й дивизии корпуса Юзефовича, командующему Добровольческой армией в начале декабря:

«В этом докладе не будет ни одного слова преувеличения. Конский состав дивизии дошел до полного изнурения. Выйдя в поход в июле, до сих пор дивизия имела 5–6 дней, которые она стояла на месте… В настоящее время лошади являются обузой для всадника, они на каждом шагу скользят и падают, так как все дороги в настоящий момент сплошной лед, а замерзшие вспаханные поля для движения невозможны. Скорость движения полков – 3 версты в час. Конные батареи впрягли в орудия все, что было возможно, до офицерских лошадей включительно, а офицеры ходят пешком… Если существует мнение, что в тылу есть пополнения, не использованные частями на фронте, то это несправедливо. Все, что возможно взять из тыла, сколачивается и привозится в полки. Но эти пополнения прибывают частями по 25–50 человек и за несколько дней незаметно тают. Примером может служить 1-я бригада, которая 28 ноября имела 146 шашек. А сегодня, 2 декабря (все числа по старому стилю), после боя у Ракитной имеет 141 шашку… Не желая вводить в заблуждение высшее командование громкими названиями „бригада“, „дивизия“, так как с этими наименованиями даются задачи, считаю своим долгом доложить, что 1-я кавалерийская дивизия представляет собой не боевую единицу, способную для выполнения каких-нибудь боевых задач, а лишь небольшую вымученную часть, которая своей численностью достигает численности полка слабого состава».

Не лучше было и положение корпуса Мамонтова, о котором генерал Улагай писал:

«Я уже доносил, а теперь повторяю, что, в общем, конницы у нас нет. Рассчитывать на что-либо серьезное от конной группы совершенно нельзя».

Но ведь красные, как и белые, находились в тех же погодных условиях! Так же несли потери. Их части, далеко отрываясь от тылов, также не получали полноценных подкреплений. Почему же красная конница наседала и часто активно преследовала противника? Достаточно предположить и рассмотреть хотя бы один фактор. Вероятно, в конных и кавалерийских частях белых армий не была налажена перековка лошадей в зимних условиях. Это мероприятие требовало серьезной технической подготовки, наличия в войсках кузнечного дела и хорошего обеспечения. Но об этом своевременно позаботились Буденный, Примаков, Думенко и другие красные командиры.

Ровно через двое суток после спасения от волков Космин, остановленный секретом одного из полков Латышской дивизии, был приведен в штаб полка и допрошен сначала командиром стрелкового батальона, а затем комиссаром и командиром части. Еще прежде, чем привели его к батальонному командиру, сначала ощупали и обшарили все карманы. Командир батальона – по виду русский, усатый, но хорошо выбритый, с хитрецой в глазах, первым делом спросил:

– Перебежчик?

– Да, – отвечал Космин.

– Офицер? Доброволец?

– Прапорщик. Был насильно мобилизован белыми в октябре этого года.

– Все ясно. Почему решил перебежать к нам?

Кирилл достал листовку из нагрудного кармана и передал ее командиру. Тот прочел и вернул ее обратно Кириллу.

– Покажешь это комиссару полка! – сказал он, обращаясь к Кириллу. – Все, ведите его!

Кирилла привели в просторную, чисто выметенную, прибранную и натопленную хату. За столом, на котором лежала карта и бумаги, сидели двое. Часовой остался у дверей с винтовкой в руках. Командир полка оказался уже довольно немолодым латышом, комиссар с бородкой – похоже, русским.

– Имя, фамилия, звание? – произнес жестко комиссар.

– Изгнанников Кирилл Леонидович, прапорщик. Был мобилизован в Курске насильно в октябре этого года, – солгал, не сморгнув, Кирилл. Фамилия эта пришла к нему сама по себе совершенно неожиданно, но подсознательно Кирилл понимал, что она была выстрадана им.

«Коль случилось так, что пришлось мне уйти в изгнание, то буду я Изгнанниковым. Стану отныне и советской власти послушным пасынком с этой фамилией. Даст Бог, не докопаются», – подумал Кирилл.

– Где форма и документы? – вновь прозвучал сухой вопрос.

– На вокзале в Старом Осколе был задержан патрулем без какого-либо оправдательного документа, типа командировочного или отпускного предписания. Естественно, документы и оружие изъяли. Потом всех задержанных отправили в контрразведку. Там они страшно боятся лазутчиков и разведчиков со стороны красных. Да и перебежчиков пытаются запугать. И все равно, в тылу у белых полный бардак и хаос… Ну а в контрразведке на допросе сорвали шинель и гимнастерку, избили. Чудом пенсне вот уцелело… – уже почти правдиво рассказывал Кирилл.

– Да уж видно, коли все лицо в кровоподтеках и синяках, – смягчаясь голосом, произнес замполит.

– Что же застафило фас остафить их ряды и перейти к нам? – спросил с акцентом комполка.

– Я не могу и не хочу стрелять в свой народ. С того момента, как был мобилизован, все время думал о побеге. А потом вот – прочел, – и Кирилл достал листовку и протянул ее комиссару.

Тот принял, быстро пробежал глазами и одобрительно кивнул головой.

– В какую армию били призвфаны? – опять спросил комполка.

– В Добровольческую.

– Назовите номер или название воинского соединения и части!? – вновь жестковато спросил комиссар.

– Соединение?.. Вроде бы дивизия Дроздовского. Но я был призван в артиллерию. 3-я батарея артиллерийского дивизиона. И нашу батарею, как только меня мобилизовали, сразу же направили под Воронеж.

– Ах, вон где вы были в ноябре в самый разгар боев? Ну и что же можете сообщить об артиллерии нашего противника? – теплея голосом, спросил комиссар.

– Что могу сообщить? Артиллерия в основном или сильно потрепана, или вообще потеряна под Воронежем – Касторной. Лошади обезножели от бескормицы, снега и гололеда. Снарядов крайне мало. Словом, упадок полный.

– Понятно. А что говорят добровольцы-офицеры о боях под Орлом, Курском, Воронежем, Касторной? – продолжал интересоваться комиссар.

– Говорят мало. Но по всему видно, что поражение белых в этих операциях стало полной неожиданностью для многих из них. Никто не предвидел таких массированных и маневренных ударов красной кавалерии, столь слаженно действовавшей со стрелковыми и пехотными частями, с бронепоездами.

– Да, как показал себя Конный корпус Буденного! Отныне преимущество белых в коннице и кавалерии ликвидировано! Советская власть сумела организовать и создать более превосходную конницу. Деникину остается надеяться только на бронепоезда, броневики, танки, аэропланы. Но есть ли у белых надежные специалисты, способные управиться с этой техникой? – рассуждая, спросил комиссар.

– Специалисты, несомненно, есть, но их немного, и те не очень надежны. А французские и британские инструктора даже за большие деньги не всегда готовы принять участие в боевых действиях на стороне белых, – отвечал Кирилл.

– Да, с интервенцией Антанты все уже ясно с весны этого года! Французы и англичане бояться посылать своих солдат против армии рабочих и крестьян, иначе те повернут штыки против своей же буржуазии, как это было уже с немцами после братаний на германско-русском фронте, – уверенно изрек замполит и посмотрел на Космина.

Но Кирилл промолчал в этом случае и только склонил голову.

– Ви, как я поньимаю, в прапорщики не у бэлых произведены? – вдруг задал вопрос комполка.

– Так точно. С весны шестнадцатого года воевал на германском фронте. Там и был произведен, – четко отвечал Кирилл.

– И где жэ фоэвать пришлось? – вновь с интересом спросил комполка.

«Латыши! Они же дрались тогда под Ригой!» – вихрем пронеслось в голове Кирилла.

– Северо-западный фронт. 2-я батарея артбригады 2-го Сибирского стрелкового корпуса, – вновь четко отвечал Кирилл.

– Рижскую операцию застали?

– Имел такое удовольствие. Рядом с нами тогда отлично дрались латышские стрелки. Наша стрелковая дивизия им многим обязана, – с подлинным пиететом произнес Кирилл.

– Да, фложили тогда немцам латыши за родную Ригу. Я ф те дни ротой командофал в чине подпоручика, – теплея голосом и глазами, произнес комполка.

– Помнится, 20 августа германцы атаковали 6-й Сибирский корпус, западнее Икскюля. Тогда 6-й Сибирский отступил на тыловую позицию, но продвижение немцев было остановлено. А 2-я гвардейская германская дивизия встретила стойкое сопротивление латышских стрелковых частей. Кажется, в боях на реке Малый Егель немцы были остановлены 2-й Латышской стрелковой бригадой. Именно удар латышских стрелков и позволил избежать окружения правофланговым 6-му и 2-му Сибирским корпусам, – обстоятельно и со знанием дела высказался Кирилл.

Комиссар и комполка, услышав это, с долей уважения посмотрели на Космина.

– Да, если бы не предательская политика генерала Корнилофа и командофания фронта, не отдали бы Ригу немцам, – с сожалением сказал комполка.