Миф о другой Эвридике (СИ) - Владимир Зенкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодняшний вечер – не для мечтаний.
Они миновали второй перекрёсток и увидели на стене мигающую неоновую вязь «Ресторан Ривьера».
– Что такое Ривьера? – спросила Эля.
– Фиг знает. Что-то, кажется, на Средиземном море. То ли город, то ли гора.
– Ага… А ночной клуб, видимо, дальше. Куда пойдём, в ресторан или в клуб?
– Раз первый ресторан, – рассудила Юля, – значит, идём в ресторан.
Они остановились в свете, падающем из огромного окна, для очередного пристрастного самодосмотра.
Они давно привыкли глядеть друг на друга, словно в зеркало, это было и занятно и полезно. «Раз у неё так, значит, и меня так». Если что-то у кого-то оказывалось не в порядке, они без спроса, без стеснений поправляли и подхорашивали друг друга, и это им обоим нравилось.
– Глаза у тебя… какие-то дурацкие.
– Дурацкие? У тебя тоже дурацкие.
– Голова прошла?
– Прошла… не совсем. Ещё покруживается слегка.
– И у меня.
– Пройдёт. Дело, может быть, и не в этом, – неуютно поёжилась Эля, – Вообще, как-то не по себе. Что-то как будто… нависло.
Юля задумчиво покусывала нижнюю губу.
– Он. Зверёныш. От него. Плохо, что мы не можем его увидеть, поговорить с ним.
– Наяву не можем. А мне и наяву он мерещится иногда. Вот он сзади стоит… и ждёт. Поворачиваюсь – никого.
– Он и стоит. И сзади и спереди. Мы ощущаем его какими-то особенными чувствами. И другие ощущают. Когда он на них действует. Как он здорово подействовал на этого бугая в Парсе.
– Да, – вздохнула Эля, – Но он начинает потихоньку действовать и на нас. Такого не было раньше.
Юля тряхнула головой, отгоняя сомнения.
– Ерунда. Не замечали просто.
– Он изменяется. По-моему.
– Изменяется. Ну и что? Он сильней становится. И мы сильней становимся. Он союзник и друг наш. Надо привыкнуть.
– Ты права, – улыбнулась Эля, – Он же нас сам выбрал. Помнишь, во сне мы видели его ростом с маленькую пантеру. А скоро он станет большой пантерой. Или большим барсом. Эй, барсик! Зверё-ёныш! – огляделась она вокруг себя, – Как дела? Ты – с нами?
– Конечно, он с нами! Всё в ажуре. Вперёд!
Уверенно и бодро они подошли к гранитным ступеням здания, где располагался ресторан.
Эля поднималась первой. Она почувствовала шутливый Юлин шлепок по обтянутой юбкой попе.
– Чо за наглость! Не приставайте к порядочной девушке.
– Дэвушка, па-азволтэ с вамы па-азнакомыца, – прогнусавила Юля, пытаясь схватить сестру за руку.
– Я с грузинскими блондинами в юбках не знакомлюсь, – Эля отбирала руку, старалась легонько шлёпнуть по Юлиной руке и отпихнуть сестру плечом.
Развлекаясь таким манером, они добрались до роскошной, сияющей полосами красной полированной меди, двери. Постояли несколько секунд, приводя себя в должный серьёз. Затем открыли дверь и очутились в большом фойе. Панели стен из искусственной кожи тёплых табачных оттенков, встроенные в них прохладные зеркала. Благородные бронзовые блески светильников на стенах и люстры, парящей под лепным потолком. У окон, в больших коробах с землёй, украшенных деревянными орнаментами, диковинные растения: кактусы в рост человека с яркими цветами, размером с блюдце, освещённые специальными направленными лампами, пальмы с листьями, похожими на зонтики.
Лестница чёрного мрамора, ведущая наверх. У перил – два внушительных стража. По безупречным смокингам, белейшим манишкам, изящным бабочкам – дирижёры камерных оркестров. По одухотворенью лиц – охранники. В фойе прогуливались, западая в зеркала, курящие и некурящие женщины в вечерних платьях в сопровожденьи очень внимательных мужчин.
Девочки подошли к мраморной лестнице. Навстречу им поднялась широкая ладонь.
– Чем могу помочь? (Облагороженное для смокинга-бабочки «Чего надо?»).
– Нам нужно увидеть господина Никанора Друковского, – сказала Эля.
– По какому делу?
– По личному.
– Он назначил вам встречу?
– Нет, – рубанула Юля, – Он нас не знает. Ещё. Пока.
– Весьма сожалею (в переводе с «бабочко-смокинговского» – «Пошла вон!»). У Никанора Степановича слишком много дел.
– Кроме нас, у него не будет сегодня никаких дел, – авторитетно объяснила Эля.
Второй охранник, заинтересованный разговором, подошёл ближе.
– Позвони, доложи, – посоветовал он напарнику.
– Как вас представить? – спросил первый, доставая мобильник.
– Обойдёмся без представлений, – холодно сказала Юля, – Много чести. Где найти его?
Первый охранник округлил глаза в лёгком изумленьи.
– Вон там, на улице ищите. Там можно, – ухмыльнулся второй, – Вас проводить к выходу?
Эля подошла к нему вблизь, подняла голову. Она была ростом ему по плечо. Её щёки слегка порозовели.
– Ты. Проводишь. Нас. К своему. Хозяину. Всё понял? Повторить?
Два черно-мраморных пролёта, широкий коридор с выходами в банкетные залы, в зальцы для малолюдных пиршеств, в комнаты любителей уединений. В торце коридора тёмная дверь в разводах красного дерева, без таблички и номера. Охранник остановился, повернулся к ним. Квадратное лицо его было покривлено не столько внезапной головной болью, сколько тяжким вопросом самому себе: «За-чем?!.».
Тёмная дверь открылась перед ними, из неё вышел какой-то озабоченный человек в белоснежной поварской куртке с золотистой прострочкой рукавов и воротника. Девочки дружно нырнули под его руку, не дав двери захлопнуться, и оказались в большой комнате.
Две противоположные стены комнаты являли собой сплошные картины тропических джунглей с причудливыми листьями, корявыми стволами, свисающими лианами, с какими-то круглыми лохматыми оранжевыми цветами. Картины были с великолепной передачей объёма и пространства, потому размеры комнаты терялись в зелёной стихии. Тему дополняли две живые роскошные пальмы перед окнами, такие же как, в фойе.
Чёрный стол и кресла были пусты. Синички не сразу увидели травянистого цвета диван, сливающийся с настенными джунглями, а на диване небольшого человека, разговаривающего по телефону. Он повернулся, с прижатой к уху трубкой, продолжая кого-то слушать, кому-то односложно отвечать, стал разглядывать их.
Человек был ни стар, ни молод, худощав, лыс, узколиц с резкими складками от ноздрей – росчерками жёсткой воли, с просевшими под лоб маленькими ртутистыми глазами. Одет человек был в простую на вид, чёрную рубашку, но с массивными, изумрудово мерцающими запонками. Огромный, плоский, с красноватым разводом изумруд царствовал на перстне его поднятой с телефоном руки.
– Хватит «ля-ля», – глухо, отрывисто сказал человек в трубку, – Остаются наши условия. Ничего не менять. Давай действуй.
Положил телефон на рядом стоящий крошечный столик, и лишь после этого на костяном лице его отобразилось слабое удивленье.
Дверь приоткрылась, в неё просунулась голова охранника.
– Никанор Степанович!..
– Это ты их привёл? Объясни.
– Мы сами всё объясним, – звонко сказала Юля. Обернулась к охраннику, – Хорошо, что остался. Стой у двери, в коридоре. Никого не пускать. Дверь не трогать.
Охранник зачарованно замер в дверном проёме. Не только лицо, а весь запечатанный в смокинг организм его опять напрягся в безнадёжной попытке понять, зачем он подчиняется этим двоим странным близняшкам с синими глазами… Что за невидимый обруч стиснул голову? Отчего сердце так тарабанит?..
– Вон!
Когда дверь захлопнулась, девочки подошли к дивану, где продолжал сидеть человек, хотя уже не в прежней развальной позе.
– То, что ты один, тоже хорошо, – рассудила Эля, – Невинные люди не пострадают.
На лице человека уже не удивление было, а мутное недоуменье-разлад.
– Дети, вы что, охренели реально? Что за балаган? Чего надо?
– Дяденька, у нас дело к тебе, – язвительно сощурилась Юля, – Хотим продаться с сестрой за границу. Невтерпёж нам. Нужны же там, за границей, старым, богатым ублюдкам молоденькие девочки. Помоги, а, дяденька! Денежки за нас получишь, хорошие денежки.
– Тебе ж не впервой, правда? – добавила Эля.
Человек очень медленно поднялся с дивана, распрямился. Рост у него вышел почти такой же, как у синичек. Складки над губами погнулись, сдвинулись вниз.
– Дети, вы головками очень сильно ударились, это плохо. Вам надо в семнадцатую больницу, в детское отделение. А вы ко мне пришли, я же не врач, дети…
Голос его был плавен, почти ласков. Он ещё не решил, как правильно реагировать.
– Ты не врач, – с неумелой ненавистью сказала Эля, – Ты – гнусная сволочь! Сколько ты вывез, продал, таких, как мы! Обманом, силой… Сколько ты жизней изувечил!
– В-вы… вообще, соображаете, хоть каким-то местом?
– Мы?! Ах ты, гад! Нас самих… Такие же подлые гады… Вы – хуже убийц!