Четыре тануиста и собака - книга 2 - Януш Пшимановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пастух, сидевший на заднем сиденье, подал Лажевско-му знак поворачивать обратно. Мотоцикл крутнулся на месте и скользнул в боковую просеку. Пулеметчик из коляски, сигналя фонариком, подал знак напарнику, который, укрыв мотоцикл в кустах, выставил регулировщика.
Боец указывал направление движения танкам; те, роя глубокие колеи, разворачивались. Отблески пожара скользили по броне с кормы на левый борт. По бокам и позади следовали стороной четыре мотоцикла.
Наконец последним, забрав регулировщика, выехал из кустов мотоцикл, шедший до этого вторым. Этот маневр повторялся на каждом повороте, при каждом изменении направления движения. Действовали четко, словно на учениях, выполняя строгий приказ поручника Козуба, который еще в карьере всем объявил, что за малейшее нарушение отдаст виновного под суд военного трибунала.
Объезд пожара стороной занял довольно много времени. Но вот наконец мотоцикл Лажевского, разбрызгивая воду, преодолел болотистую низину, выскочил на небольшой пригорок, и отблески пожара заиграли теперь в стоп-сигналах их собственных машин — пожар остался позади. Пастух указал кнутом влево, и снова, послушные его знакам, машины разведотряда одна за другой сворачивали на узкую извилистую дорогу, петлявшую между островками леса, по торфянику, мимо фольварка с темными глазницами окон за разрушенным бомбой забором.
Продираясь сквозь заросли густого молодняка, передовой мотоцикл выехал к шоссе, по которому ежеминутно то к одну, то в другую сторону проносились грузовики, бронетранспортеры, тягачи с орудиями.
Лажевский соскочил с седла и побежал в глубь леса, чтобы задержать подошедший уже почти вплотную тяжелый танк. Он вскочил на броню и доложил:
— Впереди — шоссе. Видимо, близко канал.
— Блокируйте с двух сторон. Будем проскакивать.
— Да вот старик этот...
Подхорунжий хотел добавить еще что-то, но Козуб бросил взгляд на часы и оборвал:
— На той стороне шоссе сразу же разведайте переправу.
Стиснув зубы, Лажевский отдал честь и молча вернулся к сосне у шоссе, думая по дороге, что хотя у поручника за плечами большая школа войны и солдат он опытный, однако он, подхорунжий Лажевский, предпочел бы во второй раз под его команду не попадать. «Что же это за мода — слова нельзя сказать. Другие, может, и меньше воевали, но тоже кое-что соображают...»
Несколько минут он выжидал наиболее подходящего момента, стремясь показать Козубу чистую работу. Но вот в сторону фронта прошла шестиорудийная зенитная батарея, и на шоссе наконец стало пусто.
— Вперед! — приказал Лажевский.
Из кустов выскочили на асфальт четыре мотоцикла и парами разъехались в разные стороны. Прежде чем они исчезли из виду, из леса выползли все три наших танка, переваливаясь, преодолели вырубку, перебрались через кювет и вышли на шоссе.
Справа раздалась пулеметная очередь, вторая, третья. Вдалеке взметнулось пламя подожженной автомашины, но последние мотоциклы разведчиков уже пересекали асфальт. Едва машины исчезли в лесу на противоположной стороне шоссе, как Лажевский замигал сигнальным фонарем, созывая мотоциклы прикрытия.
Обе пары подлетели почти одновременно и скрылись в темноте между деревьями.
Единственным свидетелем броска польских разведчиков через шоссе остался на дороге догорающий остов автомашины, вокруг которой, словно ночные мотыли, кружились черные силуэты немецких солдат.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Разведывать переправы можно тихо, тайком, а можно и с шумом.
В первом случае нужно незаметно подползти, всматриваться и терпеливо вслушиваться, пока не шевельнется часовой, не звякнет металл в окопе, не подойдет колонна из-за реки или канала, демаскируя охрану.
Второй способ — это молниеносный налет, с тем чтобы вызвать огонь со стороны охранения и мгновенно исчезнуть.
Поскольку поручник Козуб о способах разведки переправы ничего не сказал, Лажевский предпочел быстрые действия. Они оказались даже более быстрыми, чем можно было предполагать, поскольку, выходя из-под огня пулеметов и мчась вдоль насыпи, разведчики неожиданно напоролись на охрану второго моста.
Возвращаться пришлось вчетвером на одном мотоцикле. Оглушенные стрельбой, ослепленные огнем и угнетенные потерей, они едва не сбились с дороги и только в последний момент заметили притаившегося в кустах связного; притормозили, и тот, вскочив на ходу сзади в коляску, показал рукой направление.
— Наши дворец захватили, пан подхорунжий! Похоже, генеральский! — кричал он Лажевскому в самое ухо. — Без единого выстрела... Налево и прямо! — показал он водителю. — Давай в ворота!
Лязгнув амортизаторами, мотоцикл перескочил через бетонный порожек, и Даниель увидел густой лесопарк в лунном свете, а в глубине, в конце широкой аллеи, не дворец, а скорее современную громадную виллу с прилегающим к ней гаражом и флигелем для прислуги. Возле строений, похожие на густо разросшиеся кусты, неподвижно застыли танки, а рядом прохаживались часовые. Несколько дальше, укрывшись за толстыми стволами деревьев, притаились со своими пулеметами разведчики.
Подхорунжий на ходу спрыгнул с мотоцикла перед фасадом здания и взбежал по ступенькам.
За двойными дверьми в просторном зале, увешанном звериными шкурами и рогами, ярко горели керосиновые лампы, отражая желтый свет в громадном зеркале напротив двери.
На диване, между увешанными оружием колоннами, которые подпирали внутреннюю лестницу, восседали Козуб, Кос и Вихура. На ковре перед ними лежали четыре трофейных автомата, запасные диски и куча гранат.
Чуть в стороне с автоматом на коленях сидел на стуле Густлик и охранял пленных, поставленных лицом к стене: четырех солдат, какого-то пожилого гражданского толстяка в спортивном костюме и двух женщин. Подхорунжий, скользнув по ним взглядом, вытянулся по стойке «смирно» перед поручником, но тот придвинул ему стул:
— Садись и пей. — Он протянул ему на ладони чашку, просвечивающую на свету.
Лажевский, понюхав напиток, расцвел:
— Кофе, натуральный кофе.
— А ты как думал? У нее все есть. — Кос указал на одну из стоящих у стены.
Это была высокая полная женщина в сером, хорошо сшитом костюме, с тщательно уложенной прической.
— По какому? — спросил Козуб, переводя разговор на главную тему.
— Не знаю. Возле меньшего — дзоты, и на противоположном берегу установлена противотанковая пушка, а к бетонному и вовсе подступиться нельзя. — Он на минуту умолк и поднял голову. — Я потерял мотоцикл, бойца и этого... — Он одним глотком допил остатки кофе и, отставив чашку, вытащил из-за голенища обломок кнута. — Потерял проводника.
Козуб стиснул в кулак лежащую на колене руку, потом медленно ее разжал, но ничего не сказал. Есть люди, которые никогда не расстраиваются из-за разбитого стакана, не размышляют над тем, что было бы, если бы не случилось то, что случилось.
— Если внезапно выскочить из темноты, ошеломить охрану снарядом, то можно, пожалуй, рискнуть. Мы готовы попробовать, — предложил Кос.
— Нет. — Поручник покачал головой и упрямо повторил то же, что и на привале: — В Крейцбурге мне нужны все танки.
С минуту все молчали.
— Выше головы не прыгнешь, — философски заметил Франек Вихура и сморщил курносый нос.
Может, брод какой... — проговорил Густлик. — У нас около Устроня, на Висле...
И тут же в изумлении умолк, так как у стены раздался вдруг высокий резкий взвизг. Елень не сразу сообразил, что звук этот издает та из женщин, стоящих у стены, что была пониже ростом. Он изобразил на лице грозную мину, встал со стула, не зная, однако, что же предпринять. Но прежде чем он успел что-либо сказать, девушка с круглой мордашкой, усыпанной веснушками, обернулась так стремительно, что подпрыгнули вверх две длинные ее косы, и закричала:
— Ты из Устроня?!
— Из Устроня.
— А я из Конякова, из-за перевала! — Она обняла его за шею, смеясь и плача одновременно.
— Что ж ты мне раныпе-то не сказала? — сердито буркнул Густлик.
Она отпустила его, отступила на шаг и зло сказала:
— Как же я могла что-нибудь сказать, если ты сразу автомат наставил? Глотку на меня драл, — пожаловалась она, обращаясь к Козубу. — К стене поставил вместе с этой генеральской ведьмой...
От слез не осталось и следа. Щеки ее разрумянились, а маленькие ладошки уперлись в бока. Девушка отвернула ногой угол ковра и, указав на металлическое кольцо, вделанное под ним в пол, приказала удивленному Густлику:
— Открывай. Тяни сильнее!
Елень не без труда поднял плиту, укрепленную на петлях, и, увидев ступени, соскользнул вниз. Повернув колесо, открывающее запоры, он толкнул массивную дверь, ведущую в небольшое убежище, и, подняв над головой сигнальный фонарь, увидел по бокам две кровати.