Темная сторона российской провинции - Мария Артемьева

Люди шли, бессмысленно втыкая лучи фонариков в глухую стену мрака, надвигающуюся на них из степи. Чем дальше отходили от лагеря — тем темнее и безбрежнее разливалось море тьмы. Степь враждебно молчала в ответ на вторжение людей.

И вдруг кто-то из бредущих в шеренге споткнулся и, громко выругавшись, уронил фонарик. Его соседи подошли помочь товарищу — и сразу крики умножились. К месту происшествия сбежались все.

Маша и Антон оказались в ряду первых. Никто не догадался их остановить, потому что никто не понял сразу, что там лежит, на истоптанной, примятой траве.

В лучах фонариков мелькали черные лужи и пятна — это была кровь. Разбросанные, раздавленные, втоптанные в пыль куски — это были части человеческого тела. Опознать по ним внешность было бы невозможно, потому что такие фрагменты у всякого находятся только внутри, но в самой середине месива валялся ярко-розовый детский сандалик — один из тех, что с утра были надеты на Катьку.

А чуть подальше над останками детского трупа топталось и чавкало существо, увидеть которое второй раз не довелось, по счастью, никому из свидетелей трагедии.

Напуганным людям оно показалось огромным.

Черная волосатая морда напоминала рыло свиньи. Из раззявленной, в пене, пасти выступали далеко вперед загнутые кверху окровавленные клыки. Существо взбивало землю крепкими острыми, как у вепря, копытами. Но руки у монстра были человеческие. Более того — детские. Они висели по бокам могучего туловища и слабо шевелились, обирая пальчиками с языка пучки светлых Катькиных волос.

Чудовище отплевывалось, разбрызгивая по сторонам пену из раскрытой пасти.

При виде людей существо с неудовольствием проблеяло тонким детским голоском: «А, нашли?»

Повернулось и, быстро топоча, со скоростью, невероятной для такого массивного тела, унеслось и сгинуло во мраке.

Все документы, с которыми Надя Солдатова приехала будто бы из детского дома, оказались фальшивыми. Это обстоятельство бросало ненужную тень на благотворительную деятельность персоны, облеченной властью, и отчасти поэтому исчезновение этой девочки не расследовали по-настоящему. Дело замяли.

Смерть Кати Зваровой отнесли к категории несчастных случаев на природе, связанных с дикими животными.

С какими именно — никто не уточнял.

Маша, ее сестра, долго лечилась в психиатрической клинике и больше двух лет проходила реабилитацию.

Те, кого эта трагедия коснулась наиболее близко, не желали вспоминать о ней и не старались дотошно восстановить детали, справедливо полагая, что некоторые вещи надежнее оставлять в темноте, чтобы не подвергать опасности свой разум.

ГРИБНАЯ ПОЛЯНА

Новгородская область

В 2006-м случился в деревне грибной год. Дело хорошее. Только, отправляясь в лес за добычей, не стоит кое-какие приметы и правила забывать. Лесные хозяева… кто бы они ни были, беспорядка не терпят.

Все соседи Пашки Зимина и его супруги — рыхлой, астматичной и всегда бледной до зелени почтарки Алены — таскали из лесу грибы — и корзинами, и ведрами.

Павел на соседскую добычу не заглядывался — чинил свой вечно ломающийся старый «москвич», косил траву для коз на зиму, вечерами ходил на рыбалку. А вот Алена завистливыми глазами провожала каждый красноголовик, белый, подберезовик. Будто соседи не из лесу, а из собственных Алениных закромов таскали.

— Паш, сходил бы тоже в лес! — зудела она мужу. — Вон, Ленка-медичка вчера с сыном три ведра привезли с Матрешкиного бора. Всю лавку соленьями заставили, накрутили на две зимы. И печка у них сушеными белыми увешана, видала я.

— Не переживай, — отнекивался Павел. — У меня в здешних лесах своя заначка. Такую грибную поляну знаю, заветную — никто, кроме меня, не отыщет.

Но все-таки, чтобы жену успокоить, собрался на другой день в лес.

Из дому Павел вышел, когда солнце уже красными каймами облака украсило, выстилая себе дорожку на небо. Низины за деревней залил туман, синеватый, словно жиденькое молоко. Зимин шел по дороге, не таясь, вовсю стуча сапогами, но звуки шагов таяли, растворялись во влажном воздухе.

Мертвая тишина стояла вокруг — будто какие-то великаны обернули ватой всю деревню.

За околицей свернул грибник к бору, по просеке вдоль ЛЭП направился к мосту через ручей.

Среди деревьев туман лазал темными, сизыми клочьями: то приступит ближе, то утянется в глубину, как многоглавая змея в гнездо.

Шел Павел и рассуждал сам с собой: интересно же знать, откуда в нынешний год столько грибов повылезло? Ведь сушь все лето стоит. Из-за жары даже и река обмелела.

Может быть, туманы грибницу поят? Сырости в них много. Вот и прут грибы из этих сизых туманов…

Слева от дороги оглушительно треснула ветка. Оглянулся Зимин — никого. Туман. В его влажной мути любое дерево призраком кажется. Скорей бы уж солнце встало, думает Павел, а то не заплутать бы в таком киселе.

Спустился он по овражку вниз, перешел ручей, потом поднялся на взгорочек, через бывшее колхозное поле свернул на развилку — а там уж недалеко и заветный лесок с грибной поляной.

И вдруг по левую руку зашуршала листва. Шагает кто-то по лесу совсем рядом с тропинкой.

Досада взяла Павла: вот ведь дотошный народ! Сейчас догонит, поздоровается, расспрашивать начнет, навяжется в попутчики, а на что оно надо? Заветную грибную поляну показывать и секретами делиться Павел не намеревался вовсе.

Вот и поступил Зимин не по-людски: нагнулся, будто из сапога камень вытряхивает, сделал вид, что не видит и не слышит незнакомца.

Человек подошел, поздоровался, что-то буркнул — Зимин не отозвался, даже головы не поднял. Искоса глянув, приметил только, что на прохожем что-то темное и лохматое, вроде длинной меховой жилетки, надето.

Неприветливо обошелся Павел с незнакомцем. Тот хмыкнул и прошел себе стороной.

Павел послушал, как замирают вдалеке его шаги.

И, убедившись, что остался в лесу один, побежал дальше по известной ему тропинке.

Шагал как заведенный, будто ноги сами его несли. Даже странно. Но добрался без приключений. И как вышел на место — обо всем на свете позабыл. Грибов на заветной поляне оказалось видимо-невидимо: белые грузди, рыжики, волнушки. Успевай нагибаться и шляпки срезать! Только Павел один круг грибов нарежет, разогнется — а в шаге от него еще один круг, хоть и не вставай.

Под конец и вовсе Зимин на коленках ползать начал, как младенец, чтоб сил не тратить. Лазил так два часа и полную десятилитровую корзину грибов нарезал, а они все не кончаются. Да какие отборные еще грибы! Ровно игрушечка — крепенькие, упругие, ни одного червячка. Опомнился, когда корзину в руки взял и от земли оторвал — пудовая. Донести бы теперь до дому все это богатство.

День выдался хмурый. К полудню дождик начал накрапывать. Выбрался Павел на знакомую тропу и домой отправился. Идет медленно, корзина тяжелая правую руку оттягивает.

Вот, наконец, и развилка, вот поле бывшее колхозное, взгорочек, за ним овражек, в котором ручей всегда шумит…

Подходит Павел ближе к овражку, а ручья не слышно. Спустился вниз — глядит: и вправду, нету никакого ручья!

Овражек тот же, какой и был, ельником поросший, буреломом заваленный, а ручья на дне его никакого нету.

«Неужели промахнулся?» — думает Зимин.

Мог бы, наверно, и промахнуться: молодые елки все на одно лицо. Случайно глаза подвели — вот и завернул в какой-то другой овражек. Хотя и чудно — ведь здешние места Зимину лучше всех известны.

Выкарабкался Павел из оврага со своей ношей — глядит: а поле колхозное пропало. На его месте березовая рощица. Не могло ж поле так зарасти, пока Павел за грибами ходил?!

Идет Зимин вдоль лесочка, пытается сообразить, куда его занесло. А корзина на локте руку давит, да еще раскачивается — синяки натерла.

Вокруг тишина, только дождь по листьям шуршит, и березы стволами скрипят. Жутко: совсем чужой лес. Понял Павел, что заблудился.

Решил вернуться обратно на знакомую грибную поляну, чтобы оттуда по новой дорогу домой искать.

Прошел краем наискосок, вернулся к овражку, а там вместо молодых елок и бурелома — зеленая ряска на дне и черная вода: болото.

Что за наваждение? Единственное болото в здешних местах — за пятнадцать километров отсюда. То ли с ума схожу, думает Зимин, то ли нечисть голову морочит.

И вдруг аукнул кто-то неподалеку.

— Эй! Я здесь! — отозвался Зимин. Обрадовался и рванул на голос. Не разобрал еще — женский или мужской.

«Ну, кто бы ни был — главное, человек. Вместе и дорогу найдем!» — соображает Павел. И руки болят, и ноги гудят, запыхался с тяжелой корзиной, но торопится, лезет через буераки, чтобы человека в лесу не упустить, не потерять.