i abe4dc52fd6b0e67 - Admin

   Потом я заставил себя не бежать, а идти осторожно, внимательно глядя вокруг. По безумно родным, ставшим жутко враждебными улицам. В библиотеку, там - прямо в Зал Стыка Наук и шагнул в телепорт. Под ногами "поехал вниз лифт", что естественно, ведь на Луне гравитация ниже.

   Едва я покинул кабинку, земная исчезла. Теперь там один "пылесос": небольшой аппарат на квартире в кладовке. Когда полетим, он "всосёт" городок, а затем и себя - как у Beatles в каком-то их психоделическом фильме.

   Успели. Но гонка ещё не закончена: надо "прикрыть" пробуждение "первых". Они остаются, и даже позволят себя "размагнитить", однако их память настолько сильна, что стереть её будет непросто.

   Приходят за нами внезапно, мы точно не знаем когда они нас "размагнитят", однако "окно" нам известно. Поэтому мы исчезаем на несколько дней раньше срока, который назначили нам Наблюдатели. Это заставит их действовать быстро, ломая все сроки, отчасти спонтанно, что снизит внимание к "первым". В итоге их шанс возрастёт, ведь пока они вспомнят себя, пройдут годы. На столь долгий срок если что и запомнится (выплывет после стирания), так исчезновение Базы.

   Привычным размеренно бешеным темпом проверен весь груз, до последнего бита: на новой планете придётся создать биосферу Земли, а для этого каждой из нынешних тварей (включая микробов) с собой надо взять минимальный размер популяции. Минимум. Плюс, разумеется, формы, которые будут нужны нам как первоначальная жизнь.

   Всё готово. С надеждой что к "первым" ещё не пришли, подключаемся к их телефонной системе:

  -- Готовы к Артеку сегодня?

  -- Сегодня? У вас получилось?

  -- Звонок не с Земли.

   Там задумались (пауза много больше технических двух с половиной секунд):

  -- Мы готовы, и... вспомним - увидимся?

   Снова неловкая пауза.

  -- Вы ведь отправились к звёздам? Вернётесь в совсем другой мир, как у Лема. Удачи.

   Мы долго молчали, затем обрубили канал (я не помню, кто первый: повесили трубку "у них" или щёлкнули кнопкой "у нас"). Точка невозвращения пройдена. Мы перевели в сигнал и сохранили в компьютере здания Базы: на новой планете привычные стены подарят уют. Для Земли мы исчезли, и только у "первых", в их линии связи остался тот блок, по которому мы говорили. Тот самый, на плате которого в шутку кириллицей выбито: ДАРПА.

   Сегодня стартуем. Прощай, Колыбель, мы не уместились в уготованное нам прокрустово ложе. (Колыбелью уже не впервые сегодня мы называем родную планету. Когда Циолковский сказал что нельзя вечно жить в колыбели, предполагал ли он, что выросшему из неё младенцу придётся бежать от невыросших взрослых?)

   Корабль пойдёт "перебежками" (фазы телепортации - очень короткие, менее светового года - будут сменяться "обычным" полётом) для того чтобы сориентироваться, и, если нужно, подправить курс. Во время полёта мы будем погружены в анабиоз, кораблём будет править дежурный пилот. Вопрос "кто за кем" не стоит: в конце смены любой из нас разбудит того, с кем обсудит пришедшие за время дежурства идеи.

   И вдруг... Есть мысли, которые посещают одновременно многих. Да, мы улетаем, но как же нам там, в дальнем космосе будет нужна информация из Колыбели! Транслировать радио и телепрограммы всего через несколько лет будет просто бессмысленно: мир неизбежно меняется, без комментатора там, на Земле, без того кто живёт там, мы точно упустим всё главное.

   Только не это! Я встретился взглядом с любимой: прости. Я ведь вижу систему. Поэтому и сформулировать точно и кратко послания вслед кораблю я, пожалуй, смогу лучше всех. Я останусь. Прощай.

   На Земле полнолуние. Здесь, на обратной стороне её спутника - полная тьма. Наш корабль освещён сверху донизу кольцами прожекторов. Все внутри, всё внутри. Я, в скафандре, снаружи. Корабль-красавец, и я не "за рулём". Если честно, немного обидно.

  -- Ты там в безопасности?

  -- В полной, - ответил я, глядя вдоль корпуса в небо.

  -- Знаешь... давай нам отсчёт...

   Я отсчитал, начиная с пяти. По ногам полоснул яркий отсвет, корабль как кошка потёк под ладонью, секунда - и выскользнул. Я посмотрел на ладонь, словно там оставалась частичка от Базы, потом рука будто сама поднялась и махала, махала...

   Корабль ушёл из лучей и исчез как игла по ту сторону ткани. Светящийся диск рукотворной звезды был единственным что выдавало корабль.

   Фотонный движок превратил реголит в перегретый расплав. Очарованный, стоя едва ли не в метре от края луча, я смотрел ему вслед. На Луне в этом нет ничего необычного: вакуум. Выключив двигатель перед прыжком, он в момент растворился в бездонном контрастнейшем небе. Я тщетно искал его взглядом, пока через сорок минут не услышал в наушниках: "будем скучать"... И - ни вспышки, ни послесвечения.

   Пару минут я смотрел, как твердеет зеркальное озеро: ветра тут нет, и оно просто тихо мутнело. Без звука. Без волн. Без движения.

   Я возвратился на базу. Под сводами залов, достойных приличного аэропорта и в тесных проходах японского капусэру хотэру, в служебных отсеках, забитых приборами и в лаконичных "цветках" пультовых ощущалось присутствие жизни. Да, я был один, но... я жил не один: наша станция - это живой и едва не разумный объект. Он был создан таким, ибо здесь, на Луне, нужно жить.

   Я уселся за пульт дальней связи и ввёл: "Я по вам тоже". Подумал. Исправил. И вслед кораблю понеслось: "И по вам тоже будут скучать".

   Через несколько дней я вернулся на Землю, где вместе с другими вошёл в тот Артек, что ребята запомнят как лето. Со мной были дети из Внешнего, дети СТ (их уже "размагнитили"), и, наверное, кто-то ещё. Отличить "размагниченных", если не знать их в лицо, невозможно: обычные дети.

   Вернувшись домой, я "поплыл по течению". Это меня и спасло: Наблюдатели вряд ли забыли о нас. "Размагнитились" позже, когда убедились, что вспомнивших нет.

   Но тогда я об этом не думал. Я был в жесточайшей апатии: все, с кем я мог говорить не стесняясь, ушли навсегда. Пусть для них, в корабле, и пройдёт лишь неделя-другая, у нас это будут века. Возвращаться им будет бессмысленно: не к кому. Впрочем, века ли? Проблема терраформирования в том, что процесс невозможно ускорить: события жизни нельзя торопить. Современная жизнь невозможна на "голой" планете: её атмосфера токсична, ультрафиолет не экранируется, камни готовы впитать кислород в запредельном количестве, а парниковый эффект либо слишком силён, либо просто отсутствует. Жизнь миллионы столетий анаэробна, и только когда окислять уже нечего и кислород наводнил атмосферу, возникнет возможность дышать им. Вот в этот момент засевается "новая" жизнь. Кислородная. Так каждый шаг эволюции: только когда биосфера готова, однако "её" вариант заполнения экологической ниши ещё очень слаб, есть "окно". Вариант тут один: после каждого шага такой эволюции вновь разгоняться до скорости света и тем нивелировать время. А всё это значит, когда мы шагнём на другую планету, не будет не только меня. Не будет всего человечества, даже планеты не будет: став красным гигантом, её испарит наше Солнце.

   Два года я, как и миллионы других здоровых парней, выполнял Почётную Миссию по мытью сапожной щёткой полов, по топтанию плаца, отходу ко сну за рекордное время... короче, занимался Стратегическим Оборонным Идиотизмом.

   Когда я вернулся, о нас вспоминать было некому, их "размагнитили": раз уж никто из детей не стремился найти "размагниченных" - значит, всё стёрто надёжно.

   Пока я служил, развалился Союз. Появились привычные книги (во Внешнем их раньше читали "под бдительным оком", без права копировать). Я стал читать их от скуки и "ожил". Как только я понял, что снова увидел систему, я бросил на руку часы, и антенна в браслете, войдя в резонанс с уникально моим биоритмом, открыла мне путь. На Луне изменилось немногое: я посидел в пультовой, проверяя всю станцию, снова сживаясь с ней. Вдруг как ужаленный бросился к шлюзам, в скафандр, к зеркальному озеру, лёг на поверхность и долго смотрелся в бездонный зенит. Возвратился почти израсходовав воздух, почти задохнувшись от слёз.

   Отдышавшись, я сел за большой монохромный экран, в подлокотниках кресла нащупав раздельную "клаву". События мира, течение, цели, последствия сжались в клубок и взорвались Сверхновой, отбросив ненужную мне оболочку. Десяток коротеньких фраз, и затем, словно в этом есть толк, подписался: "последний землянин".

   А впрочем, последний ли? Там, в дальнем космосе, этой великой информационной пустыне, без писем из дома нельзя. Значит, я должен оставить кого-нибудь после себя, ведь по их корабельным часам моя жизнь - это просто мгновение. Должен быть тот, кто продолжит мои репортажи с Земли. Только кто это будет? Кто сможет поверить в друзей в корабле между звёздами, в детство за литературой, неведомой многим учёным страны? Только дети. И только ребёнок опишет события мира для инопланетных друзей. Я исправил послание: слово "последний" исчезло. Землянин. И после меня тоже будет Землянин.