Ностальящее. Собрание наблюдений - Наталья Иванова

Вопрос: «Что бы вы хотели поменять?»

Ответы: «Почти все». Или: «Почти ничего».

…Когда я выходила из редакции журнала «Эбдо», то случайно нажала в лифте не ту кнопку и вышла в город совсем на другом уровне. Не на том, на котором вошла. Здание, на одном из этажей которого располагается редакция, построено по принципу горы. Не такова ли и политическая структура страны — сколько в ней уровней и какие между ними перепады, открывается не сразу.

БЕГУЩИЙ ШРИФТ

В апреле 1992-го Китайский университет пригласил меня прочесть лекцию о современной литературной ситуации в России — по программе, посвященной Восточной Европе. Так как рейс в Гонконг (ставший впоследствии печально знаменитым) Российские авиалинии совершали раз в неделю, то несколько дней я прожила без особых обязательств. Впечатления — остались. Разбирая бумаги накануне события, я поняла, что в новом Гонконге многое изменится, а мой Гонконг останется моим.

Доктор Лоу, пригласивший меня с лекцией в университет, через несколько месяцев после нашей встречи погиб в автокатастрофе. Его памяти я и посвящаю эти заметки.

16 апреля

…Дом за домом разбросаны в университетском кампусе среди зеленых гор и долин. Моя квартира — в домике для гостей университета: спальня (белая с голубым) с огромной кроватью, холл, переходящий в гостиную, переходящую в столовую; кухня с полным набором (тостер, холодильник, чайник и т. п.), ванная комната метров 10. И я одна посреди этой красоты. Денег еще не дали. Есть уже хочу. Чай забыла в Москве. Взяла взаймы у встречавшего меня американского стажера Миши 1000 гонконгских долларов, распаковала вещички и помчалась (уже совсем одна) в местный шоп. Еле нашла (территория университета огромная, и все вниз-вверх, по горам, как козы). Шныряют по дорожкам студенты — и то слава Богу, есть у кого спросить. Придя домой, заварила чай и жутко захотела спать — но пересилила себя и еще смотрела ВВС-ньюс и какой-то дурацкий фильм, только чтобы не заснуть… А в полночь какой-то идиот позвонил по телефону. Не туда попал!

Утром заехал профессор Лоу и увез меня в офис факультета иностранных языков Китайского университета, меня пригласившего. А там — разговоры и разговорчики, треп, а потом — с другим профессором — поехала на ланч в Шатин, в ресторанчик с китайской, разумеется, кухней.

(Здесь — прерываюсь, поскольку сейчас 7 вечера, а через час за мной приедут, и я поеду в Гонконг выступать по радио. Надо чуть-чуть подготовиться.)

…Итак, к 11-ти я вернулась. Продолжу по порядку, пока хватит сил.

В ресторане сидят все кому не лень: мамашки с малыми детьми, мамаши с детьми-подростками, компании бизнесменов, студенты, интеллектуалы, пожилые господа… Посещение ресторана для жителя Гонконга — более чем обыденная вещь, поскольку еда, купленная в магазине и приготовленная отличными поварами (а гонконгские считаются лучшими в мире), стоит примерно одинаково. Много филиппинцев, малазийцев. В Гонконге процветает экономика, поэтому число эмигрантов растет с каждым днем — вчера арестовали 100 китайцев, нелегально покинувших свой коммунистический рай…

Еда очень вкусная, нежная, непонятная (кроме риса и креветок). Чай зеленый заварен с розами (бутончиками). Профессор умный, моложавый, 16 лет прожил в США, сын его (как рожденный в США) имеет и американское гражданство, а посему едет туда учиться. Вообще все гонконгцы смотрят в будущее с опаской — в 1997 г. Гонконг возвращается из-под английского владычества Китаю… А о площади Тяньаньмынь гонконгцы помнят хорошо.

Из ресторана мы вернулись в университет, я поменяла деньги, отдала долг Мише, отдохнула чуть и — опять решила поехать, теперь уже в сам Гонконг (три транспорта нужны: 1) университетский бесплатный автобус «с горы» до станции, по кручам; 2) электричка; 3) метро. Купила недельный билет (100 гонконгских долл.) и рванула в неизвестность. Одна. Хочу смотреть.

Первый выбранный мною объект — храм, причем «знаменитый, поставленный в честь Че Кунга, великого полководца династии Сун». Все преодолела, доехала, разобравшись в транспорте, дошла — а он, храм, закрыт на реставрацию! Ну что ж, известно, к чему приводят трудности, вырастающие на пути: я упорно поехала еще дальше — и приехала. К храму. В центре Гонконга всем зданиям до 30 лет. И храм-то новенький. Вернее, это целый храмовый комплекс — и даже с больницей. Цепочка храмов — большой, несколько малых «часовенок», конференц-зал и т. п. Здания покрыты (изукрашены) яркой (да еще на солнце сияющей — кстати, всего-то 24°) керамикой — сочетание густо-красного, синего, бирюзово- зеленого, и все это отлакировано, а поверху пущен золоченый орнамент, да еще дракошки вылезают из углов. Радостный храм. Торжественности — особенно для меня — мало, тем более что, как оказалось, открыт-то он был «торжественно… 8 августа 1973 г… его превосх. Господином губернатором» с английской фамилией, кажется Маккензи. Вот она, ирония истории. А вокруг храмов и часовенок ходят — стоят на коленях — китайцы, стучат палочками, возжигают благовония, палочки зажженные (тлеют на концах) втыкают в золоченые чаши, внутри которых насыпан песок…

Да-да, да! Все китайцы — очень разные.

Это я поняла: на улице, в храме, в метро, в электричке (кстати, в двух последних постоянно работает кондиционер).

…Рядом с моим «appartment house» — ресторанчик с европейской кухней. Заглянула туда, возвращаясь из своей первой самостоятельной поездки… Висит над горой. Стена — когда входишь — каменная, а в сторону залива и гор — стекло.

На радио, кстати, все было хорошо. Здоровый англосаксонский мужик (16 лет в Гонконге, а заехал вроде бы на минуточку) вел передачу. В прямом эфире. Поотвечала. Пошутила. И т. д. Туда и обратно — через вечерний город — возили на роскошном автомобиле, но денег не заплатили.

Здание радио доступно любому зеваке. Никакого контроля, никаких полицейских. У студийных помещений стеклянные стены, а внутри здания радио огромный каток с искусственным льдом, там катаются веселые гонконгские девчата и парубки…

Спокойной ночи… Кстати, эти два слова впервые сегодня прозвучали по радио Гонконга на русском языке — с моей помощью…

Час ночи. Бессонница. Им — пожелала, а сама уснуть не могу. Во-первых, в ванной муравьи, да какие большие. Во-вторых, жужжит какой-то огромный жук. В-третьих, лают собаки. Стрекочут цикады. Может быть, здесь и змеи водятся? Наверняка водятся. Ночь черная. На одной из близлежащих гор стоит какое-то здание, все окна горят. Что они там делают?

Четыре часа утра. То же самое.

17 апреля

Здесь левостороннее движение, но нет никаких предупреждений (как в Англии), и я все время норовлю попасть под машину.

Автобусы здесь двухэтажные. Только не красные, как в Лондоне, а разноцветные. И трамваи здесь тоже двухэтажные.

Поехала снова в Шат-Ин, дабы посмотреть знаменитый монастырь десяти тысяч Будд. Нашла. Жара. Американские туристы в шортах, панамах, кедах. А я в колготках и лакированных туфельках. Нужно забираться на большую высоту — часть дороги, правда, можно проделать на фуникулере. Со мною в тесный фуникулер с деревянными лавками садится молодая пара: она не отрывает от него влюбленных глаз (вот откуда происходит слово «ненаглядный»). А он — узкобедрый, поджарый, жгучий брюнет, глаза миндалевидные, весь сухой, с узкими запястьями, хищным носом и щеточкой усов. Этакий китайский испанец. Здесь такая порода (исчезающая, это, по-моему, кантонцы) еще попадается. Выйдя из фуникулера, разошлись; я осматривала буддийские достопримечательности и забиралась в гору, за пагодой, все выше и выше. Наверху — часовни, в стены которых вмурован прах умерших, с табличками, фотографиями.

В главном храме монастыря — в алтаре — огромный, пузатый золотой Будда; по стенкам — тысячи маленьких будд… Зашла и глазам не поверила; ну ладно, на алтаре стоят яблоки (в вазе) и апельсины (в воде), а также цветы (хризантемы, гвоздики, еще что-то) в двух симметричных букетах — все как положено. Дымятся куренья, воткнутые в песок. Но что в храме… а в храме: куклы (довольно большие), детская игрушечная машина (в которой помещается ребенок), детский игрушечный домик, еще какие-то яркие игрушки… Ничего не понимаю! И даже — детский манеж! И — пеленки!!! Ну ладно.

Родственники умерших, чей прах погребен здесь, приезжают и, покурив Будде, устраивают здесь же, в специально отведенных зальцах за храмом, поминальные обеды. Сидят торжественные и чинные, за круглым столом.

Пошла еще выше. Никого нет. Только — открытые часовни с карточками и табличками. Даже неприятно. Захожу… вдруг… вижу: тот самый испановидный кантонец держит в руках запакованный в тонкую бумагу большой букет цветов, и пакет этот подожжен с двух концов. Рванула в сторону, чтобы не мешать поминкам; а он — с горящим, разгорающимся в руках букетом — за мной. Оказывается, я, не зная того, рванула в сторону печи, куда бросают поминальные букеты.