Тайник на Эльбе - Александр Насибов

Шуберту предстояло отсидеть десять лет в тюрьме. Там-то он и связал окончательно свою судьбу с судьбой рабочего класса Германии. Да, по-настоящему все началось там... Шуберт вспоминает день, когда был амнистирован и вышел на свободу. У тюрьмы ждала Эмми. Она была с ним всюду - и на войне, хотя их разделяли тысячи километров, и в тюрьме... И вот Эмми ласково улыбается, протягивает руки. У нее такие же, как и прежде, золотистые волосы, а глаза - с ними не сравнится никакая небесная синь!.. В этот день они стали мужем и женой.

"Эмми..." - шепчет Шуберт, и к горлу подступает ком. Ее нет. Никогда не будет. Она подарила ему дочь, такую же голубоглазую, как и сама. Но у Шуберта нет и дочери.

Он вспоминает: зима, ночь; та ночь, когда взяли и его и их; уже шла вторая мировая война, уже было страшное поражение армий Гитлера под Москвой, на Волге. К ним ворвались в тот час, когда Шуберт заканчивал статью в подпольную газету партии. И - десять месяцев в лагере под Прагой. Десять месяцев, каждый день, каждый час которых пытка, медленное умирание. Эмми и малютка не могли выдержать. А он бежал. Он бы хотел умереть подле них. Но он не принадлежал себе. И бежал с группой людей, которые смогли сберечь свою волю, силы. То было год с небольшим назад. Тогда-то и повстречал он впервые этого человека - светловолосого, ясноглазого, действовавшего под именем оберштурмфюрера Краузе... Встретил и полюбил. Ведь бывает же так поговоришь с человеком час, а запомнится на всю жизнь!.. Смелый человек. Смелый и многое умеет. Он, Шуберт, знает толк в этих делах...

Бум! - снова бьют часы. Половина десятого. Шталекер не дает о себе знать. Что же делать? Ясно одно: ждать больше нельзя!

И Шуберт решился. Погасив свет, поднял с окна маскировочную штору. Темно. Небо затянуто тучами. Накрапывает дождь. Погода подходящая. Он опустил штору, вновь включил свет. Надел плащ, шляпу, переложил в боковой карман пистолет. Вышел в коридор. Сказал несколько слов хозяйке. Потом хлопнула входная дверь.

Шуберт отправился на поиски Аскера. Он не мог оставить его в беде.

Глава семнадцатая

1

В девять часов вечера штандартенфюрер Больм вошел в кабинет генерала Упица и доложил, что вернулся штурмфюрер Торп, ездивший по заданию в концлагерь.

- Позовите его, - распорядился Упиц.

Торп явился.

- Вы прямо оттуда? - спросил Упиц.

- Да, господин генерал, только что. День выдался напряженный, и я едва успел обернуться в оба конца. Всего доставлено семьсот человек. В пути от Аушвица до Остбурга происшествий не было. Всю партию разместили в отделении лагеря, близ завода. Для этого очистили несколько бараков.

- Но там было переполнено, - сказал Больм. - Куда же девали тех, что содержались прежде?

- То была категория "зондербехандлунг". К тому же в бараках вспыхнула эпидемия дизентерии. Словом, больше они ни на что не годились.

Группенфюрер Упиц понимающе кивнул.

- Продолжайте, - сказал он. - Кто этот человек?

- Один из вновь прибывших. Обычный пленный.

- Что побудило его доносить на своих товарищей? Вы разобрались в этом, Торп?

- Весьма веская причина, господин Группенфюрер. Он надеется на лучшую участь. Он хочет жить.

Упиц поднял свою тяжелую голову, долго разглядывал Торпа, будто видел его впервые.

- Значит, - медленно проговорил он, постукивая карандашом по столу, - значит, Торп, если я правильно понял вас, тысячи пленных, которых тщетно вербуют в национальные легионы вермахта, в формирования ост-полиции, в осведомители гестапо и абвера, - все они жить не хотят и только о том и мечтают, чтобы подохнуть?

Упиц говорил негромко, спокойно произнося слова. Однако Торп нервно переступил с ноги на ногу. Он, как и другие контрразведчики, успел за недолгий срок пребывания в Остбурге Упица изучить его характер. И Торп знал, как легко подвержен Группенфюрер приступам безудержной ярости.

- Я неправильно выразился, - пробормотал Торп, - я хотел...

- Так говорите, черт вас побери, ясно, коротко, четко! Кто этот человек? Что собой представляет? Поймите: я должен знать, можно ли ему верить!

- Он в плену почти два года, господин группенфюрер. На хорошем счету. За дисциплинированность был назначен помощником капо1, сортировал одежду ликвидированных. Утверждает, что у себя на родине был репрессирован. Что-то уголовное... кажется, воровство изделий на заводе.

1 Капо - заключенные, занимавшие должность в гитлеровских тюрьмах и лагерях.

Доложив это, Торп смолк, нерешительно поглядел на шефа.

- Дальше, - сказал Упиц. - Говорите дальше.

Почувствовав, что генерал остыл, Торп облегченно перевел дыхание, приободрился.

- Быть может, вы пожелаете сами допросить этого человека, господин Группенфюрер? - спросил он.

- Вы привезли его? - Упиц удивленно откинулся в кресле. - Зачем вы это сделали?

- Я рассудил, что это нелишне, - пробормотал контрразведчик. Человек меня заинтересовал, и я подумал: господину группенфюреру будет любопытно на него взглянуть, быть может, возникнут дополнительные вопросы...

- В самом деле, не вызвать ли его сюда? - вставил штандартенфюрер Больм.

- Где он? - спросил Упиц.

- Внизу, господин группенфюрер.

- Ладно, давайте его.

Торп вышел и вскоре вернулся. Следом шел пленный, конвоируемый автоматчиком. Оставив узника у порога, солдат вышел.

Упиц оглядел лагерника. Это был худой, высокий человек с длинным лицом, одетый в полосатую робу.

- Говори, - приказал Упиц по-русски.

- Я знаю по-немецки, - поспешно сказал пленный, угодливо улыбнувшись. При этом его тощее, костистое тело резко согнулось, будто переломилось в пояснице.

Упиц кивнул. Пленный продолжал. Он рад, что может оказать услугу германским властям. Он всей душой ненавидит страну, в которой имел несчастье родиться. И сделает все, чтобы доказать свою преданность великой Германии, ибо его давнишняя мечта - заслужить право навсегда в ней остаться.

- Короче, - пробурчал Упиц. - Повтори свои показания.

Лагерник закивал, шагнул вперед.

- Я из Аушвица, господин генерал, прибыл с партией пленных, отобранных, чтобы...

- Известно. Говори дальше.

- В Аушвице мне довелось хорошо узнать... Я давно подозревал этого человека, господин генерал... Я только не мог... Я хотел...

- Короче!

- Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещенном бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг - голоса. Прислушался: беседуют двое на соседних нарах.

- Кто такие?

- Одного не опознал - было темно, господин генерал. Другой оказался моим соседом по нарам.

- Звать?

- Андрей.

- Фамилия?

- Все называют его просто Андрей. У него есть, конечно, и фамилия, но я ее не знаю. Вообще в лагере только номера...

- А как зовут тебя?

- Станислав Цюпа, господин генерал.

- Продолжай, Цюпа.

- Слушаюсь, господин генерал. - Пленный, облизнув губы, сделал еще шаг. - Так вот, чую разговор. Тихо говорят. Этот самый Андрей взволнованно рассказывает: "Поднял голову - и обомлел: он!" - "Да не может быть такого!" - отвечает другой. - "Он, он самый!" - "Командир?" - "Да. Командиром моим был, гвардии старшим лейтенантом". Они перешли на шепот, - продолжал Цюпа, - и я долго не мог ничего разобрать. Но было понятно: Андрей убеждает в чем-то того, другого. А этот сомневается, не верит. "Ладно, - сказал Андрей, - я тебе докажу!" Он слез с нар, исчез. Через минуты две вернулся. "Гляди, говорит, внимательно гляди!" Я незаметно приподнялся, передвинулся к краю нар. И увидел в руках Андрея кинжал. Запомнил: ручка винтом, блестящая.

- Кому доложили? - спросил Упиц.

- Не мог, господин генерал. - Предатель весь подался вперед, затряс головой. - Никак не мог, вот как перед богом! Это же ночью происходило. Разве выйдешь? Высунешь голову за дверь - пуля. А наутро нас построили, разделили на группы. Одну, в которую попал и я, погрузили в вагоны и отправили сюда. Здесь только и смог...

- Как же ты узнал Андрея, видел кинжал, но не опознал второго?

- Тот, второй, спиной ко мне был, затылком. А по затылку разве определишь? Мы же все... обросшие, да и халаты одинаковые. Уши только запомнил - уши у него большие и торчат...

- Уши, - проворчал Упиц. Он заглянул в лежащие на столе бумаги. Это было?..

- В ночь на девятнадцатое число, господин генерал.

- И тот, Андрей, он что - утверждал, будто видел своего командира накануне?

- Да.

- Восемнадцатого?

- Выходит так, господин генерал.

- Тогда и кинжал получил?

- Именно!

- И в тот день лагерника Андрея за черту блока не выводили? Точно помнишь?

- Не ходил он в тот день никуда.

- Чем же он занимался?

- А возле бараков работал. Утром поверка была, осмотр одежды. Потом половину отправили на Унион, остальные в лагере были. Он площадь обходил, камни подбирал, траншею рыл.

- Хорошо. - Упиц обернулся к Торпу: - Проследите, чтобы в бараках ни о чем не догадались. - Генерал вновь взглянул на предателя. -Учти, Цюпа, ты должен видеть все, слышать все, докладывать все. Будешь полезен - будешь жить, и жить хорошо. Иди!