Хижина в горах - Сандра Браун

Он некоторое время обдумывал ее слова, потом сказал:

– Ладно, заворачивай ее. Мы везем ее в больницу.

– Подожди, – Эмори положила руку ему на локоть. – Мне необходимо учитывать и эмоциональное состояние моей пациентки. Она настаивает на том, чтобы больше никто не знал о ребенке. Когда я предложила, чтобы мы с тобой отвезли ее вместе с матерью в ближайшую больницу, Лиза пригрозила, что убьет себя.

– Она была в истерике.

– Нет, совершенно спокойна. Или тебе хочется рискнуть и проверить, серьезны ли ее намерения?

Он выругался сквозь зубы, потом с шумом выдохнул.

– Что ты предлагаешь, Док?

Эмори посмотрела на свои часы.

– Предлагаю позволить природе делать свое дело. Сейчас почти два часа ночи. При дневном свете дорога не будет такой опасной. Давай обсудим это еще раз на рассвете. Может быть, за это время мне удастся успокоить Лизу, чтобы она приняла свое положение, и уговорить ее рассказать матери, что происходит на самом деле.

Он сделал шаг к ней и заговорил еще тише, чтобы Лиза ничего не услышала:

– Брось, Док. Неужели ты думаешь, что Полина ни о чем не знает? Она грубая и необразованная, но не глупая.

Эмори вымученно улыбнулась ему.

– Я почти уверена, что миссис Флойд обо всем знает. Более того, Лиза знает, что мать знает. Но сейчас для нее отрицание это единственная возможность справиться с происходящим.

Он посмотрел поверх ее головы на кровать, на лбу появилась глубокая морщина озабоченности.

– Лиза ведь не может умереть, верно?

– Поверь мне, если бы я считала ситуацию настолько опасной, я бы спеленала ее и сама отнесла в пикап. Но пока все не так страшно. У нее немного повышено давление, но, скорее всего, виной тому ее отчаяние. Кровотечение – это то, чего следовало ожидать. За температурой я слежу. Она нормальная.

Стараясь успокоить его, она добавила:

– Лиза напугана, ей дискомфортно, но ее тело реагирует так, как следует. Женщины третьего мира переносят это без лекарств или медицинских процедур и выживают.

Он оглядел комнату.

– Это ты считаешь третьим миром…

– Я даю ей антибиотики на всякий случай.

Он кивком указал на кровать.

– Не возражаешь, если я поговорю с ней?

– Нет. Ты герой в ее глазах. Лиза утверждает, что ты самый милый человек из тех, кого она встречала в своей жизни.

– Она меня не знает.

– Именно это я и говорила, – Эмори улыбнулась ему в знак того, что просто шутит. – Давай, действуй. Я даю вам время побыть вдвоем.

– Дверь только не открывай.

Женщина посмотрела на филенку и вздрогнула.

– Даже не собиралась.

Он подошел к кровати, опустился рядом на колено, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Лизы. Эмори не слышала, что он говорил, но Лиза слушала его с жадным вниманием.

Усталость навалилась на Эмори. Она прислонилась к обшарпанной стене и закрыла глаза. У нее болела голова, но скорее от утомления, чем от перенесенного сотрясения мозга. Мышцы между лопатками горели от напряжения. Стоило ли этому удивляться, учитывая события этой ночи?

Еще совсем недавно, всего несколько часов назад, Эмори думала, что проснуться в чужой постели, не зная, ни где она находится, ни как она туда попала, это самое удивительное, что могло бы с ней случиться. Как она ошибалась…

– Как ты?

Его знакомый хриплый шепот заставил ее очнуться. Эмори открыла глаза и на мгновение растерялась.

– Боже, я, должно быть, заснула стоя. Такого со мной не случалось со времен института.

– Устала?

– Совершенно без сил.

– Сказывается нарушение закона.

Эмори негромко рассмеялась.

– Кража со взломом ради спасения пациента. Немыслимо.

Потом она добавила:

– Теперь я лучше понимаю серую зону твоей морали.

– Темно-серую, – поправил ее мужчина, и она улыбнулась. – Ты голодна?

– Да, но я не стану ничего есть в этом доме.

– Может быть, воды?

– Если ты сначала вымоешь стакан и больше никто к нему не прикоснется.

– Иначе я бы не предлагал.

Он отодвинул стул от двери и уже готов был распахнуть ее, когда Эмори остановила его вопросом.

– Братья дрались, когда я пришла за тобой. Из-за чего?

– Из-за меня.

– Из-за тебя?

– Уилл спросил меня, не гомосексуалист ли я.

– Как грубо! И что ты ответил?

Он мгновение смотрел на нее, потом поднял руку с дверной ручки, его пальцы оказались на шее Эмори сзади, под волосами. Он подтолкнул ее к себе, чтобы поцеловать. Это был настоящий поцелуй, возбуждающий, исследующий, нескромный, сначала неторопливый, потом страстный, и эту страсть он едва сдерживал.

Он целовал ее осознанно, как будто этот поцелуй – его последнее деяние на земле, и он намерен сделать все правильно, тщательно, чтобы в ней не осталось желания.

Но ее желание не утихло, и, судя по его быстрому дыханию и лихорадочному блеску глаз, когда он откинул голову назад, свое желание он тоже не утолил.

– Я ответил ему «нет», – хрипло произнес он.

Кризис произошел вскоре после четырех часов утра. Лиза схватилась за живот и вскрикнула.

– Больно, я знаю, – уговаривала ее Эмори, сама не испытавшая в жизни ничего серьезнее легких болей при месячных. Ей не доводилось ни зачать ребенка, ни пережить выкидыш. Если бы такое произошло с ней, она бы сразу получила немедленную и великолепную медицинскую помощь. Страдания девочки-подростка тронули ее, заставив забыть о профессиональной объективности.

После второго крика Лизы дверь спальни с грохотом распахнулась, и решительными шагами вошла Полина.

– Мистер Как-его-там не собирался меня впускать, но ему пришлось это сделать, так как он не мог связать меня по рукам и ногам.

Мужчина, стоявший словно часовой у двери в комнату Лизы, печально посмотрел на Эмори.

– Клянусь тебе, я без колебаний связал бы по рукам и ногам Нормана или Уилла, но только не Полину. Я буду за дверью.

Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Когда Лиза увидела свою мать, на ее лице появилось выражение облегчения, как будто ее избавили от принятия трудного решения.

– Мама!

Она протянула ей руку, и Полина вцепилась в нее, присев на край кровати. Подняв глаза на Эмори, женщина сказала:

– Я была самой старшей, и все мои братья и сестры родились дома. В обморок не грохнусь. Я могу массировать ей живот.

Двадцатью минутами позже Эмори решилась оставить мать и дочь наедине. Полина ворковала над Лизой, ее мозолистая, неухоженная рука с удивительной нежностью убрала волосы со лба дочери.

Эмори подошла к двери и открыла ее. Он был там, где и сказал, стоял на часах. Братья уснули. Уилл храпел на диване. Норман лежал в шезлонге, голова склонилась на плечо, с нижней губы свисала струйка слюны.