Красный Дракон - Томас Харрис

— О господи! — прохрипел Лаундс.

Но вот он уже в центре комнаты, смотрит на экран. Рядом Долархайд. Он снова надел халат и вставил зубы, позволяющие говорить.

— Так ты хочешь знать, кто я?

Лаундс попытался кивнуть, приклеенные волосы больно дернули назад.

— Больше всего на свете. Я просто боялся спросить.

— Смотри.

На первом слайде была картина Блейка — огромный Человек-Дракон с распростертыми крыльями и изогнутым хвостом, нависший над Женой, облеченной в солнце.

— Ну что, сейчас видишь?

— Вижу.

Долархайд быстро пробежался по слайдам. Щелк. Живая миссис Джейкоби.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Живая миссис Лидс.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Долархайд — грозный Дракон, мышцы напряжены, хвост-татуировка, — нависший над кроватью Джейкоби.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Живая миссис Джейкоби.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Мертвая миссис Джейкоби.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Дракон, взметнувшийся над своими жертвами.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Миссис Лидс ждет своей участи. Рядом — обмякшее тело мужа.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Мертвая миссис Лидс, залитая кровью.

— Видишь?

— Да.

Щелк. Фредди Лаундс, фотография из «Тэтлер».

— Видишь?

— О боже!

— Видишь?

— Господи боже мой!

Слова превратились во всхлипывания.

— Видишь?

— Нет, пожалуйста, нет.

— Что «нет»?

— Не я.

— Что «нет»? Ты мужчина, ты же мужчина?

— Да.

— Ты все еще считаешь, что я гомосексуалист?

— О боже, нет.

— А ты гомосексуалист?

— Нет.

— Ты и дальше будешь клеветать на меня?

— Нет, нет.

— Зачем ты это сделал?

— Это полиция. Я писал то, что они мне рассказывали.

— Ты приводил слова Уилла Грэма.

— Это Грэм солгал мне. Грэм.

— Но теперь ты будешь говорить правду? Обо Мне. О Моей Работе. О Моем Пришествии. О Моем Искусстве. Ведь это искусство?

— Искусство.

Увидев страх, исказивший лицо Лаундса, Долархайд заговорил свободнее. Он легко пролетал над шипящими, свистящими и фрикативными звуками, а взрывные несли его, словно могучие крылья Дракона.

— И ты говорил, что я, видящий намного глубже, чем ты, — сумасшедший. Я, двигающий мир намного быстрее, чем ты, я — сумасшедший? Ведь я осмелился сделать то, на что ты не решился бы никогда. Тот глубокий след, который я оставил на земле, останется намного дольше, чем пыль от твоих ног. Твоя жизнь по сравнению с моей — след червя, оставленный на камне. Тонкий след слизи вокруг букв, высеченных на моем монументе. — В голове Долархайда всплывали слова, записанные им в Великой Книге. — Я — Дракон, а ты называешь меня сумасшедшим. Каждый мой шаг жадно прослежен и описан, как путь огромной кометы. Слышал о метеорите, прилетевшем к нам в тысяча пятьдесят четвертом году? Конечно нет. Твои читатели следят за тобой, как дети, водящие пальцем по следу слизня, хотя в головах у них не больше извилин, чем у тебя. Так что рядом со мной ты просто червь, выползший на солнце. Я посвятил тебя в великое Пришествие, но ты ничего не понял. Ты — личинка, сжавшаяся в коконе. Единственное, что ты делаешь правильно, хотя и бессознательно, — это дрожишь передо мной. Но страх — слишком ничтожная дань от тебя, Лаундс, и от всех остальных мокриц. Вы должны трепетать передо мной!

Долархайд опустил голову и ощупал пальцами нос. Затем круто повернулся и вышел из комнаты.

«Он не снял маску, — лихорадочно думал Лаундс. — Он не снял маску. Если он вернется без нее, я могу считать себя трупом. О боже, да я весь мокрый!»

Он скосил глаза на дверь и стал ждать, прислушиваясь к звукам, доносившимся из задней части дома.

Долархайд вернулся в маске. Он нес корзинку для завтрака и два термоса.

— Это тебе в дорогу, — указал он на термосы. — А это лед, он тебе тоже понадобится. Но перед тем как выехать, мы запишем кое-что на магнитофон.

Он прикрепил микрофон к одеялу прямо у лица Лаундса.

— Повторяй за мной…

Они делали запись около получаса. Наконец Лаундс услышал:

— Вот и все. Ты сделал все как надо.

— Теперь вы отпускаете меня?

— Отпущу. Но я хочу помочь тебе лучше понять и запомнить все, что ты видел.

Долархайд отвернулся.

— Я хочу понять. Я хочу, чтобы вы знали, как я восхищаюсь тем, что вы отпускаете меня. Теперь я всегда буду честным и справедливым, клянусь вам.

Долархайд молчал. Он менял зубы.

Снова закрутились магнитофонные бобины.

Долархайд мрачно улыбнулся, обнажив покрытые бурыми пятнами зубы, положил руку на плечо Лаундса и, наклонившись, как будто собирался поцеловать его, откусил ему губы и выплюнул их прямо на пол.

21

Осень в Чикаго. Тяжелый воздух и низкое серое небо. Охранник остановился на тротуаре и закурил, почесывая поясницу. На улице не было ни души. Он слышал, как вдали на перекрестке, где улица круто поднималась вверх, щелкал, переключая огни, светофор.

На той же улице, скрытый от глаз охранника, Фрэнсис Долархайд сидел в фургоне рядом с Фредди Лаундсом. Словно капюшоном, Лаундс был с головой накрыт одеялом.

Лаундс оцепенел от невыносимой боли, но мысли в голове скакали и прыгали, словно табун взбесившихся лошадей. Он должен запомнить все. Повязка на глазах немного ослабла. Он увидел, как пальцы Долархайда сменили окровавленный кляп.

Долархайд надел халат санитара, положил на колени Лаундсу термос и выкатил кресло из фургона. Когда он поставил кресло на тормоз и повернулся, чтобы убрать в фургон сходни, из-под повязки Лаундс заметил край бампера.

Теперь немного повернуться, увидеть номер. Есть! Всего лишь мгновение, но цифры клеймом впечатались в мозг.

Кресло покатилось, вздрагивая на стыках тротуарных плит. Под колесами хрустнула бумажная обертка.

Долархайд остановил кресло между мусорным баком и грузовиком. Снял повязку. Лаундс закрыл глаза. В нос ударил запах нашатыря.

Тихий, спокойный голос прозвучал прямо над ухом:

— Ты слышишь меня? Ты уже почти дома. Моргни, если слышишь.

Долархайд пальцами приподнял ему веко. Лаундс впервые увидел лицо убийцы.

— Я обманул тебя. — Долархайд поднял термос. — На самом деле я не положил твои губы в лед.

Он снял одеяло и открыл термос.

Почувствовав запах бензина, Лаундс напрягся, пытаясь вырваться. Он лихорадочно дернулся, так что кожа едва не отделилась от тела. Кресло затрещало. Холодная жидкость полилась по ногам и груди, горло заполнил удушливый запах бензина. Они выехали на середину улицы.

— Тебе нравится быть собачкой Грэма, Фре-е-ед-ди-и-и?

Яркая вспышка. Легкий толчок — и, набирая скорость, кресло покатилось к зданию «Тэтлер».

Дикий вопль вышиб из безгубого рта окровавленный кляп. Охранник поднял глаза. Прямо на него, подпрыгивая на выбоинах, волоча за собой хвост искр и дыма, отражаясь в витринах, мчался огненный шар.

Вот он слегка свернул, врезался в стоящий у тротуара автомобиль и с грохотом опрокинулся у самого входа в редакцию. Одно колесо все еще продолжало вращаться, разбрасывая вокруг себя хоровод искр. Взметнулись охваченные пламенем руки.

Охранник бросился в вестибюль и отбежал подальше от окна — на всякий случай, если огненный шар вдруг вздумает взорваться. Включил пожарную тревогу. Что еще? Сорвал со стены огнетушитель и боязливо выглянул на улицу. Шар еще не взорвался.

Охранник осторожно пробрался сквозь завесу стелющегося по тротуару едкого дыма и наконец выпустил струю пены на Фредди Лаундса.

22

Согласно разработанному плану, Грэм должен был покинуть вашингтонскую квартиру-ловушку задолго до наступления в городе часа пик.

Он брился, когда позвонил Крофорд.

— Доброе утро.

— Какое там доброе! — услышал Грэм. — Зубастик захватил Лаундса. В Чикаго.

— А-а, черт!

— Он еще жив. Хочет тебя видеть, но долго не протянет.

— Еду!

— Встречаемся в аэропорту. Рейс двести сорок пять «Юнайтед». Самолет вылетает через сорок минут. Ты еще успеешь вернуться обратно, если, конечно, не придется давать отбой.

В Чикаго шел ливень. В аэропорту их встретил Честер, сотрудник Чикагского управления ФБР.

В Чикаго привыкли к полицейским сиренам, и водители неохотно пропускали машину Честера, мчавшуюся по центральной полосе с включенной мигалкой, которая отражалась розовыми бликами в струях дождя.

— Полиция считает, что на Лаундса напали внезапно, в гараже, — старался перекричать сирену Честер. — Больше ничего мне не сказали. Они стали смотреть на нас косо.

— Что они знают? — спросил Крофорд.

— Всю нашу разработку. Про ловушку. В общем, все.

— Лаундс его запомнил?

— Я не слышал, чтобы давали приметы. Около шести двадцати всем постам сообщили только номер машины.