Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин

– Да, верно, Коля, когда репрессиями сокращается население, когда оно загоняется и подчиняется государственным интересам, его стратегическому развитию, когда жизнь людей перестаёт быть главной ценностью, – говорил Родионов, – когда жизнь ничего не стоит, а люди превращаются в лагерную пыль, то у такого государства очень много проблем, которые сгубят его и оно долго, даже сотни лет не продержится…

– Мы построили социализм… – начал было Кузнецов, но его перебил Вознесенский.

– Нет, Алёша, пока его только основы. Это опять-таки в отчётах партия перед народом пыль в глаза пускает. Пусть, дескать, народ верит, что это так. И получается, мы себя обманываем. За двадцать пять лет советской власти так и не справились с нищетой. Деревня прозябает и медленно-медленно развивается, где ещё нет электричества, водопровода, всех городских удобств, где расчёт производим натуральным продуктом. Меновый обмен там выражается так: колхозник отдаёт труд, за который получает хлеб. Это порождает теневую экономику, так как зерно колхозник вынужден продать и получить деньги. Колхозники не получают пенсию, не везде даже врачебную помощь. Если бы все эти блага были там, людям действительно веселей стало жить. Я бы так и сказал товарищу Сталину, когда бы он у меня спросил. Почти десять лет коллективизации. В газетах пишут, что в селе остался высокий процент единоличников, но это не так. На самом деле их уже давно нет. За единоличников считают лодырей, которых исключили из колхозов. А он, этот лодырь, возится на клочке земли. Сельсовет его отрезал, а бывший колхозник вместо того, чтобы вернуться в колхоз, уезжает из села. Этот невысокий показатель выдают за демократичность нашего общества. Вот мы и хотим создать необратимые механизмы экономики, которые изменяли показательно жизнь к лучшему и государство тогда добровольно откажется от собственности, которая по-прежнему не в руках народа, а у государства…

– Извини, Коля, говорят, товарищ Сталин любит правду. Но не ту, о которой ты говоришь, – сказал Кузнецов. – Но ты не бойся, я ему не доложу о твоём инакомыслии. Оно нам не опасно, оно нам нужно для расклада мнений, что у нас могут думать по-разному, что у нас возможно разномыслие, что мы за это не сажаем.

– Я не лицемер, Алёша, хоть ты ехидствуешь, но учти, товарищ Сталин всё знает. Я думаю, он знает то, в каком положении пребывает деревня. Поэтому скрывать правду о деревне – преступно. Трусливые руководители так и делают, и за это идут под суд. Таких примеров хватает, а вот примеров честности, порядочности, непредвзятости – большой дефицит. Почему товарищ Сталин уважал товарища Кирова?

– Он тебе об этом лично говорил? – усмехнулся Попков.

– Не смейся, Петя! Я ему уже говорил о положении в экономике деревни и города и в целом всей страны. И он меня поддержал. Товарищ Сталин сказал: «Вот вы, товарищ Вознесенский, хорошо, убедительно говорите, вот и делайте так, как говорите. У нас много экономистов. А не все понимают, как надо правильно строить социализм. Они, эти многие, только и делают, что умеют манипулировать цифрами. А нам нужна работа честная, продуктивная: сколько у нас зданий, жилого фонда, лесных и природных богатств и ископаемых, сколько пахотной и залежной земли, сколько нужно для обработки её тракторов, плугов, человеческих ресурсов. На какую сумму рублей они тянут. Мы строим социализм, а Чаянов, Кондратьев, Базаров¸ Громан, Юровский, Рубин, Гинзбург в один голос говорят – губим природу, фальсифицируем баланс народного хозяйства. Они говорят о диспропорциях во всех отраслях. Мы за баланс, а они о диспропорциях. Так нужны нам такие экономисты, которые не выяснили, что такое стоимость, а нам говорят об искажениях в народном хозяйстве? Нет, нам такие экономисты не нужны. Вот вы и должны воспитать новое поколение политэкономистов, которые будут развивать и дальше социализм. А не разоблачать наши недостатки…».

– А что, Коля, прав товарищ Сталин? Но ты превосходный артист! Как точно интонационно передал слова вождя! Разве такие ревизионисты нам попутчики? Они делали всё, чтобы убедить партию в неверности курса. Они ещё не стали убеждать в преимуществе капитализма над социализмом?

– Нет, с таким выводом я не согласен. Эти экономисты во многом были правы. Но они, указывая на просчёты, не понимали, что мы идём первые в мире по нехоженому никем пути…

– О, Коля, позволь с тобой не согласиться! Мы вступили в пятую общественную формацию, – сказал Родионов. – Капитализм у нас не состоялся: страна лапотная, нищая, феодально-патриархальная. Объективная реальность – никто мимо не проскочил ни одной формации развития… А эволюция этого уклонения не стерпит. Надо всё пройти. И капитализм с ходу не устанавливается. Его выдвинули на замену феодализму, зашедшие в тупик производственные отношения, которые отрицали подневольный обесцененный труд, а в России к тому же долго существовало крепостное право, оно и сдерживало нарождение капиталистических отношений. И вся Европа над нами смеялась. А мы, взяв курс на сплошную коллективизацию, наступили на те же грабли, создав подневольную колхозную систему, растоптав сельскую общину, которая у нас существовала ещё со времён Рюриковичей. Село тогда развивалось вовсе не по указанию князей, а по социальным заказам, и крестьяне их выполняли, получая за продукцию и свой труд деньги и землю. Князья же только велели крестьянам селиться на новых землях. И, крестьяне, имея много детей, отселяли их на те земли, где строили им дома. Так возникали новые сёла, города, а что сейчас происходит? Видим мы нарождение новых сёл? Ту же самую практику насаждал и Столыпин. Но убийство премьера и революция всё перечеркнули…

– Да ты понимаешь, что ты говоришь? – вскричал Кузнецов. – Колхозы – это не возврат к крепостному праву, это та же русская общинная действительность, но со своими законами. И плохо, вредно, Петя, хоть революцию! А то, смотри, чтобы в расход не пустили и нас вместе с тобой…

– Вот как ты считаешь! Я прилежно изучал историю. А сейчас о древней Руси – в учебниках почти ничего не говорится, будто той Руси не было. Забвение истории может только навредить движению вперёд! Надо продолжать и совершенствовать опыт предков, а не выдумывать новую подневольницу. И не признавать или не замечать эволюционный принцип нельзя. В колхозе земля принадлежит не колхозникам, они как наёмные, поэтому не заинтересованы работать с высокой отдачей…

– Да, в те времена редко уходили из деревни в город. А сейчас это уже тенденция, корни подрублены. После войны в город народ повалил, ему нарезают землю, люди активно строятся. Встают новые пригороды. А деревня пустеет…

– Ничего, не обедняет. Зато подскочила рождаемость, – вставил Родионов. – Аборты надо было запретить ещё до войны. Война выбила городское и сельское население, поэтому деревня восполнила утраченные человеческие ресурсы…

– Россия затерялась не среди Мордвы и Чуди, а среди братских республик. Им мы всё поставляем, а что от них получаем назад? Не пора ли вернуть России статус основополагающего государства? – напомнил опять Попков.

– Ты предлагаешь вернуть Россию на карту вместо СССР? А что подумают народы этих республик? – спросил Кузнецов.

– Не играйте в опасную игру, – сказал Вознесенский. – Сепаратизм или национальная гордость, превосходство русских над другими национальностями попахивает русским шовинизмом. Хотя очевидно: мы живём в России, а столицу свою отдали СССР. Конечно, очень заманчиво сделать ею Ленинград! Но нас бы опять обвинили в противопоставлении самой большой нации национальным меньшинствам. Так что самый верный путь – это тот, о котором я уже говорил: развитие не одной плановой экономики, но и поиски новых решений для стимуляции воспроизводства и производительности труда. И тогда о национальном вопросе и гордости великороссов можно забыть…

– Я бы обеими руками поддержал тебя, Коля, – с грустью сказал Родионов. – Надо бы создать настоящие выборные органы, чтобы народ избирал самых лучших. Тогда это избавит от подозрительности, что кто-то роет тебе яму. Сразу создалась бы здоровая, состязательная атмосфера.

– О, куда тебя, Миша, занесло! – усмехнулся Попков. – Кто нас поймёт? Нет, в новые декабристы я не хочу угодить…

– Ничего, друзья мои, – приподнято сказал Вознесенский, – поверьте, если создать экономику со всеми её основными постулатами, она научит тому, как надо работать! Многие ведомства, которые выполняют исключительно бюрократические функции, но не выполняют свои прямые обязанности, то есть перестраховываются и надеются на смежные ведомства, то зачем нам тормоза? Они должны отпасть, поскольку экономика подчиняется не воле чиновника-бюрократа, а своим объективным законам, которыми нельзя управлять как хочется. Прибавочная стоимость при социализме и при капитализме одна и та же. Другой не может быть. Нам объясняли, что капиталист эксплуатирует рабочих, создав эту прибавочную стоимость. Рабочий работает на себя только четыре часа, а восемь – на хозяина. Государственный капитализм есть более точное определение нашего социализма. Социализм подразумевает долевое участие рабочих и управленцев в коллективном владении собственностью на все средства производства. У нас говорят: фабрики и заводы, недра и леса принадлежат народу. Но на самом деле этого ничего нет. Все богатства, вся собственность – государственные…