Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин

Берия собрал необходимый компромат на главного охранника, секретаря Поскрёбышева, медсестру-хозяйку Валентину Истомину, лечащих врачей во главе с академиком Виноградовым.

И Сталин, который не мог уже по старости всех контролировать, поверил Берии, что почти в одночасье была произведена замена всей охраны. А на место начальника охраны генерал-лейтенанта Н.С.Власика заступил ставленник Берии Орлов…

Всё это смахивало на стариковскую беспомощность и сентиментальность, коли Сталин проникся такой трогательной заботой соратников и поверил во все их небылицы? Хотя были они подготовлены и конкретными провинностями. Поскрёбышев якобы потерял умышленно секретные документы, за что хозяин бил его лицом по столу и заставлял найти бумаги. Валентна Истомина якобы была обвинена в связи с начальником охраны, академик Виноградов был обвинён в смерти А.А.Жданова и в подмене лекарств Сталину. А Власик ещё раньше обвинялся в особо крупных растратах рыбных деликатесных консервов. Так что все они получили как бы по заслугам.

Неужели у Сталина, несмотря даже на старость, как говорят историки, при хорошей феноменальной памяти, возросла подозрительность, что в каждом человеке из своего ближайшего окружения видел потенциального врага? И потому вдруг вот так легко он потерял бдительность, что у него даже и мысли не возникало: почему Берия, Маленков, Хрущёв, Булганин держались вместе? Нет, он иногда задумывался, а потом забывался в своих государственных делах…

Разве он мог безоговорочно поверить в то, что они творили, пользуясь его подозрительностью, и нагло удаляли от него преданных ему людей? И это «ленинградское дело» и «дело врачей», были направлены вовсе не на укрепление его абсолютной власти, а на захват её. Да потому он и поверил, что хорошо знал, кто долго занимает ответственные посты, те со временем теряют ответственность и уже не служат честно.

К тому времени Сталин правил страной тридцать лет. За это время он мог им надоесть только потому, что они видели другие пути развития страны. Сталин же, точно это понимая, неожиданно для всех заговорил о желании отказаться от планирования и перейти к свободной экономике. И только это могло повысить производительность труда и позволить перейти к созданию новых средств производства, что должно было привести к переоснащению всех производственных сил.

Сотрудники госбезопасности, используя систему доносительства и прослушку, пришли к выводу, что с уничтожением огромного числа руководителей новой формации, среди членов Политбюро и членов ЦК настроения как бы уравновесились. И борьба за власть приняла скрытый характер. И потому считается, что интригующие суждения Сталина о преемнике были направлены на выяснение расстановки политических сил.

В роковой вечер с 28 февраля на 1 марта 1953 года Сталин пригласил четвёртку товарищей – Берию, Маленкова, Хрущёва, Булганина, не как своих соратников, а именно как своих скрытых соперников. Нет, Сталин не утратил бдительность, как это можно считать, он уже знал, почти знал следующие шаги этой четвёрки, когда до рокового для себя вечера, он во всеуслышание провозгласил:

– А я вот, товарищи, думаю, поторопился назвать своим преемником Вознесенского. У него закружилась голова, не выдержал, пошёл против меня. Документы, вы говорили, он продал… А теперь я хочу видеть на своём месте Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. Он самый совестливый, умный, хороший аналитик событий, почему бы ему не возглавить страну? – Сталин, проговорив последние слова, не мог не улыбнуться, правда, только слегка, но с иронией и с искоркой задора в глазах. Но уже не с той энергией, а с налётом весёлой грусти. И посмотрел на всех по очереди, причём долго на каждом из четвёртки и других товарищах нарочно не задержался.

– На пятое число мы назначили пленум и ещё одно крупное мероприятие, – продолжал Сталин, быстро глянув почему-то на Берию, и тут же перевёл взгляд на Маленкова, отчего оба невольно стушевались, смутились и украдкой непроизвольно быстро переглянулись, опустив следом глаза, заметив при этом, как вождь смотрел то на Хрущёва, то на Булганина. Они тоже покраснели. – А теперь вы свободны. Вечером у меня встретимся…

Все знали, после войны Сталин любил собирать всех на поздний ужин, так как страдал бессонницей. Последние месяцы вождь чувствовал себя весьма одиноко, несмотря на то что из далёкой ссылки вернул Валентину Истомину, по отсутствию которой сильно скучал.

Берия не чаял от неё избавиться, и подговорил её мужа, чтобы вызвал жену домой. Не то он его самого засадит. Хотя Истомина с мужем уже почти не жила, находясь постоянно при хозяине с 1935 года, и оставалась при нём до его кончины…

Глава восемнадцатая

Николай Алексеевич Вознесенский был невысокого роста, с проницательными умными глазами. Иногда взгляд его казался тяжёлым, нос от переносицы книзу широкий, губы припухлые, с правильным вырезом. Глаза тёмно-голубые, он производил впечатление человека, которому хотелось верить и доверять за его честность. В своих суждениях он был порой прямолинеен и суров, даже категоричен, ненавидел криводушие, трусость, неумение отвечать за свои поступки.

В семье Николай Алексеевич был третьим ребёнком, после старшего брата Александра и сестры Марии. Самой младшей была Валентина. Семья Вознесенских была родом из села Тёплое Черньского уезда Тульской губернии. Отец Алексей Дмитриевич отличался глубоким умом, душевностью, за плечами имел только два класса церковно-приходской школы, а мать Любовь Георгиевна сама выучилась читать и писать. В селе – они понимали – четверых детей не выучишь, не дашь хорошего образования. Именно такую цель они поставили перед собой: если им, родителям, выучиться не удалось, пусть уж тогда дети. И отец, и мать верили, что только образование способно вывести детей в люди. Поэтому они и решили в 1910 году уехать из родного села и поселились в уездном городке Чернь, где были купеческие лавки, постоялый двор, при нём, как тогда было заведено на Руси, имелся кабак. Столярная и распилочная мастерская, кустарная типография, кирпичный, спиртоводочный заводы. До переезда сюда Алексей Дмитриевич работал приказчиком у лесозаготовителя Соколова, вымерял делянки лесорубам, принимал от них готовый к отправке на склад кругляк. Этими скудными заработками отца и перебивалась семья, мать же вела домашнее хозяйство, скот, птицу.

В Черни Алексей Дмитриевич нашёл работу на бывшем лесозаготовительном складе того же промышленника Соколова. Но здесь больше негде было найти доходную работу, зато дети могли учиться в школе, на что и рассчитывал Алексей Дмитриевич, страдая хронической астмой.

Был он высокий, костистый, грудь впалая, плечи выдавались несколько вперёд. И он, как мог, заботился о семье, поднимал на ноги детей. А мать всё так же вела домашнее хозяйство. С трудом собрали денег на дорогу и обучение старшему Александру, который поступил в Петербурге в университет на экономический факультет, где он был участником революционных событий, чем гордился за брата Николай, и немного ему завидовал…

Николай рано выучился читать; любил художественную литературу, к чему его, как и других детей, приохотила мать, Любовь Георгиевна, которая хоть школу не окончила, но умела читать и писать.

Сразу после революции умер отец, и семье стало жить трудно, наступали голодные дни, нищета. Иногда деньги присылал брат Александр, который подрабатывал, давая уроки. Николай на время бросил учёбу в школе и пошёл в столярную мастерскую, был и конторщиком в земельном отделе, даже торговал в лавке. Ещё, будучи юношей, он сошёлся с большевиком С.Н.Мелеховым, который давал ему читать книги и нацеливал на партийную деятельность. От него он узнал о Ленине и целях революции.

И уже в 1919 году Николай стал секретарём отдела печати Черньского уездного комитета и вскоре вступил в партию и возглавил там же комсомольскую организацию. И потом – заведующим отделом и редактором газеты «Юный коммунар». В 1924 году – на партийной работе, а после был направлен на Украину, где руководил агитпропом. Затем секретарь металлургического завода в Енакиево. В этом городе Николай познакомился со своей будущей женой Машей Литвиновой, которая работала библиотекарем в клубе железнодорожников станции Дебальцево.

Мария Андреевна производила впечатление мягкой, женственной, с густыми русыми волосами, которые заплетала в косу и она получалась толстая и тяжёлая. У неё были поразительно ясные серые глаза, хотя не обладала яркой внешностью, но была очень привлекательная, симпатичная русская двадцатилетняя девушка. На четыре года моложе Николая. С ним она познакомилась на совещании по культурно-массовой работе. И тогда Николай сказал себе: «Это она, только она мне и нужна, но я посмотрю, смогу ли без неё жить!»