Проклятие - Октавиан Стампас

Персиянин промолчал, не зная что ответить.

— У меня нет креста, — пояснил бывший комтур. С этими словами Арман Ги развязал ворот своей рубахи, на волосатой груди имелась только кожаная ладанка и это было все.

Симон тяжело вздохнул, помолчал, потом поднял полу своего халата и начал рвать зубами угол.

— Что ты делаешь? — в ужасе спросил Наваз.

— Что надо, — прорычал Симон, плюясь нитками.

Наконец была извлечена на свет небольшая золотая монетка, лишенная изображения.

— Почему ты сразу ее не достал, негодяй, зачем завел речь о крестах?

— Это не деньги, как вы, наверное, подумали.

— Что же это? — Арман Ги повертел в руках монету, — да, на деньги не слишком похоже. Отвечай же, что это?

— Это горсть родной земли, как сказал бы христианский паладин.

— Не понимаю.

Симон снова вздохнул, еще тяжелее прежнего.

— Я такой же христианин, как и вы. Крестился лишь для виду, потому что попал на службу к купцу греку. Местные власти гонят и ненавидят последователей Зороастра.

Бывший комтур усмехнулся.

— Забавно. Доминиканцы, стало быть, правы. Надобно проверять истинность крещения.

Рыцарь подбросил на ладони монету.

— Хорошо выглядит твоя родная земля.

— Истинной родиной почитателя Зороастра является огонь. Золото лишь олицетворяет его.

— Ценю твою жертву, хотя и не понимаю, зачем ты ее принес. Ведь после смерти Черного Магистра вы бы с братом могли спокойно покинуть крепость и вернуться по своим гаремам, а то и отправиться на все четыре стороны.

Симон отрицательно и угрюмо помотал головой.

— После смерти Черного Магистра власть здесь захватит безносые. Они никого не выпустят, чтобы никто не смог рассказать правду о Рас Альхаге. Безносых истребляют безжалостно в здешних местах, считая осквернителями могил.

— Да, я слышал об этом.

— Если по округе пойдет слух, что в крепости полно безносых, сюда рано или поздно явится армия. Безносые это понимают и, чтобы скрыть истину, пойдут на все.

— Пожалуй ты прав.

— В лучшем случае нам отрежут носы.

Бывший комтур задумчиво поскреб щеку мощными ногтями.

— Так ты хочешь, чтобы мы с Лако помогли вам выбраться отсюда?

— Да, господин.

— Но это опасно. Безносых, насколько я понимаю, здесь достаточно, а нас всего двое. И без оружия.

— Трое. Я тоже кое что понимаю в военном деле.

— Ну, это мало что меняет.

— Но ведь вам все равно придется выбираться отсюда, хотя бы ради себя.

— Вдвоем, проще. Без такой обузы как вы с братом у нас больше надежды на успех.

Симон встал и потянулся, сладко хрустнув суставами.

— Я не предлагаю вам заниматься нашим спасением безвозмездно. И поскольку я понял, что деньги не стоят для вас на первом месте, назначаю другую форму оплаты. Уверен, она вам подойдет.

Арман Ги сел на пол спиной к стене и положил ладони на колени.

— Любопытно будет узнать, что имеется в виду.

— Вы что-нибудь слышали о горе Сках?

Глаза Армана Ги сузились, он бросил короткий взгляд в сторону Лако, тот был невозмутим.

— Гора Сках? — нарочито рассеяно переспросил бывший комтур.

— Мы попали в Тир. Там и были мы оскоплены и проданы в разные гаремы.

— Так вы никогда не знали женщин?

— Нет, — с некоторой даже гордостью заявил Симон. — В книге великого поэта Абу-эль-кассем Мансура, прозванного Фирдоуси, есть рассказ, который многим кажется таинственным, если не бессмысленным. И все это потому, что он исполнен великого смысла. Речь в нем идет об одном арабском принце по имени Заххак. Он возжелал власти и славы и для скорейшего осуществления своих желаний заключил договор с Иблисом, говоря вашими франкскими понятиями, с дьяволом. Дьявол убил отца Заххака, помог принцу победить великую персидскую империю и ее великолепного, громоблистающего царя Диамщида. В обмен на это он попросил принца только об одном — поцеловать его между лопатками. Тот не смог отказать. Тут же после поцелуя из лопаток Заххака выросли две черные змеи и потребовали еды себе. А еда их, как выяснилось, мозг молодых юношей. За эту плату змея стали неусыпными стражами принца и он правил Исфаганом в течении веков. От него и произошло племя езидов.

— Интересная история, — сказал Арман Ги без особого уважения в голосе, — однако для чего ты ее нам рассказываешь?

— Около восьми лет назад нас с братом похитили охотники за рабами, это было неподалеку от упоминавшегося мною Исфагана. Отец наш был мерабом, смотрителем арыков местного князя, очень уважаемым человеком. Наверное он уже умер от горя. Но не в этом дело. После похищения нас повезли на верблюдах на запад. Целый караван с рабами и пряностями. То, что на запад, легко было определить по солнцу, и насколько я разумею, мы были в числе тех, кто должен был послужить пищей для этих черных змей.

— Почему ты так уверено об этом говоришь?

— Потому что мы очень близко подъехали к горе Сках. Название это я слышал от погонщиков наших верблюдов. Мы стояли вплотную у крепостной стены и видели многое.

— Что вы там такое видели и почему вас все-таки не сожрали змеи, раз вы все равно были для этого предназначены?

Симон пожал плечами.

— На этот вопрос мне трудно ответить. Может быть хозяин каравана не сошелся в цене с управителем крепости. Может быть мы были слишком молоды. Нам ведь и десяти лет не было тогда. Так или иначе, с частью каравана мы отправились дальше на запад, пока не отдалились от крепости.

— Никогда, — подтвердил его слова Наваз.

— Ладно, — махнул рукой Арман Ги, — вернемся к Заххак. Что вы видели там такое, что сохранилось в вашей памяти до сих пор?

— Мы видели там тамплиеров, — просто сказал Симон.

— Тамплиеров? — воскликнул бывший комтур. — Да, всадников в белых плащах с красными крестами. При встрече они обнимали друг друга и целовали в плечо. Таков же обычай езидов, что проживают на горе Сках в пещерной крепости. Езиды гонимы всеми, и мусульманами, и христианами, и зороастрийцами, но неистребимы при этом.

— Ты сам видел это? Ну, то, что плащи, кресты и то, что целовали в плечо?

— Да, господин. Я сидел в ивовой корзине на верблюжьем боку, в просвет между прутьями мне хорошо было все видно.

Арман Ги подошел к стене и уперся в нее ладонями, словно пытаясь повалить. Потом вдруг резко обернулся и подбежал к персу.

— Где эта гора?

— Там, — сказал тот, махнув рукой в ту сторону света, где восходит солнце.

— Не шути со мной!

— И не думаю, господин. Я был ребенком тогда, и по, пути от горы Сках на запад запоминал не названия городов и рек, а то, как они выглядят. Я могу довести вас туда, но не могу рассказать как туда дойти.

Тамплиер вернулся к стене и снова вцепился в свой ус, так, словно подергиваний его помогало ему размышлять. Внутри у него опять появилась и стала наливаться жизнью уверенность, что судьба споспешествует ему. Ну, разумеется, это именно так! Связываться с этими уродами неохота, хватит одного своего, но, кажется, ничего не поделаешь, придется.

— Хорошо, я помогу вам с братом, но ты…

— Клянусь вечным Зерваном, я приведу вас к горе Сках.

И как бы знаменуя заключение этой договоренности по крепости поползли смутные, тупые удары гонга. Они доносились с той стороны, где должна была находиться зала с золотым занавесом.

— Умер, — прошептал Симон.

— Умер, — просвистел Наваз.

— Умер, — прорычал Арман Ги.

Лако вскочил со своего места и одним броском вцепился в горло Навазу. Тот дико заверещал. Симон кинулся ему на помощь, но бывший комтур схватил за руку и что-то прошептал на ухо. Лицо евнуха просветлело и он стал топать ногами и истошно вопить. Арман Ги тоже вложил голос в общий сумасшедший хор. Надо было спешить, ибо услышав звук стражники могут убежать для выяснения того, что случилось и тогда с запорами ничего нельзя будет сделать.

Расчет, заключенных оказался верным, в щели под дверью затрепыхалось пламя факела и послышался недовольный окрик безносого.

Арман Ги тут же бросил в щель зороастрийское золото, и оба евнуха разразились таким визгом, в сравнении с которым поросячий мог бы показаться надменным молчанием. Стражники обменялись гундосыми мнениями и пришли к выводу, что заключенные делят золото. Глупо упускать такой случай. Громыхнули запоры, скрипнули петли. Алчно сопящие, безносые твари ввалились внутрь. Расправа была короткой и почти бесшумной. Лако умел убивать. Господин его тоже не вполне утратил воинские навыки.

Короче говоря, через несколько мгновений у двоих франков и двоих персов было три меча и одно копье. Мечи были разные. Кривой сарацинский, заржавевший длинный германский и один широкий, непривычной формы и неизвестного происхождения. Но выбирать не приходилось. Копье было с бородой, как у степной конницы со слегка обгоревшим древком.

По состоянию захваченного вооружения можно было судить о качестве противостоящего войска.