Неразгаданная - Ирина Потанина

— Я итак себя такой чувствую.

— Послушайте, — Татьяна вдруг обрела привычную живость, — а может это и правда дружба?

— Теперь уже дружба, — заверил ее Вовка, поднимая вторую рюмку коньяка.

Барышни присоединились.

— Ребенок, — Татьяна, казалось, приняла какое-то решение, — ты его хочешь?

Рита лихорадочна пыталась сообразить, специально ли ее здесь постоянно ставят в идиотское положение, не забывая, при этом, отрицательно мотать головой.

— Так. Послушайте, раз уж вы друг другу так необходимы, так давайте жить все скопом. Мне главное, чтоб мои интересы никто не переступал. Я не ревнива, пока нет оснований. Можете разговаривать, летать в свои виртуальные миры, придумывать свои глупости, только меня в это не втягивайте. И никаких сексуальных движей, это единственное мое условие.

Рита с Вовкой смотрели на Таню, не мигая, вытаращенными глазами. Володя опомнился первым:

— Шведский брак! Такого у меня еще не было. Морозова — пять балов в зачетку. Хвалю.

— Я тебе дам “шведский брак”! — Таня засмеялась, — просто у нас теперь в семье будет двое детей. Все согласны?

— Ну, я так точно, а ты, ребенок?

У Риты сложилось впечатление, что она смотрит какой-то противный мексиканский телесериал. Более того, она чувствовала, что за нее здесь уже приняли решение. С другой стороны, девочке было жутко интересно, чем же все это закончиться. В конце концов, потом в любой момент можно будет положить конец данному шоу. Рита решила согласиться.

— Я не возражаю, только очень вас прошу, давайте ложиться спать, а то у меня уже глаза слипаются.

Рита закрыла глаза и откинулась на диван.

— Постели этому трупу, Тань, — попросил Морозов. Риту уложили на уже привычное кресло возле обогревателя. Татьяна пожелала девочке спокойной ночи, и чмокнула ее в щечку. Володя провел пальцами по Ритиной щеке и прошептал ей на ухо:

— Игра на уровне фола!

Это звучала до крайности значительно, и так, будто Рита прекрасно знает, о чём он. Нужно было подыграть, но Рита все же спросила о чём идет речь.

— Бывает игра за чертой, бывает — внутри выставленных рамок, а бывает на черте, — все так же значительно объяснил Володя и ушел спать.

Засыпая, девочка мысленно проконстатировала тот факт, что ее здравый смысл сегодня, похоже, собирается ночевать где-то в другом месте.

Татьяна, Володя, их сын и Рита действительно стали жить вместе в долго простоявшей пустой однокомнатной квартире Морозовых. Рита чувствовала себя мушкой, попавшей в паутину. Да, ей было хорошо с этими людьми, сложно, но ярко и интересно. И все-таки девочка понимала, что что-то ломается в ней, точнее что в неё многое ломают. Ожидание чуда сменяется верой в себя. Трепетная радость скептическим равнодушием. Морозовы явно влияли на Риту и пытались пригасить её. Впрочем, может это просто взросление? Рита продолжала работать в рекламно-информационной программе, потому как отведенное ей Владимиром место на новом канале вдруг срочно понадобилось сыну одного из учредителей. Работа приносила неплохие деньги и очень нужные знакомства, но уже не значила для девочки так много. Рита поступила без особого труда на режиссуру телевиденья и училась очень даже неплохо. Её хвалили преподаватели, в нее влюблялись однокурсники, но девочке было плевать на это. Она каждый вечер спешила домой, ей было жизненно необходимо захлебнуться на миг в синеве Володиных глаз и услышать ворчливое приветствие Татьяны “Явилась, вся грязная, как бомж, хоть бы губы подкрасила для приличия! Ужин готовить будем?”. И в то же время, Рита прекрасно понимала, что рано или поздно все это закончиться, что подобные аномалии не могут длиться вечно… Будущее представлялось ей теперь до крайности расплывчатым. В том, что идеи, проработанные ими с Володей, когда-либо превратятся в реальность, девочка глубоко сомневалась, уровень нынешней своей работы она уже переросла, а что же дальше? Неизвестность. Еще больше девочку мучила неопределенность ее отношений с Владимиром. За это время Вовка стал ей слишком родным. Рита теперь чувствовала его, умела читать его мысли, вдыхать мир его грудью, понимать его с первого взгляда. Какое то время девочка пыталась сопротивляться, но вскоре призналась самой себе, что любит. По-настоящему, всерьез любит Володю. Ей, как воздух, были необходимы его насмешки, его рассуждения, его жесты, его руки, его губы, его стремление подавлять и собственное покладистое подавление… И, в то же время, она не могла обладать всем этим в полной мере. Боль прочно поселилась в душе девочки. Мир воспринимался теперь только сквозь её пелену. Рита не могла себя победить, не могла заставить себя уйти от этой боли. Одержимая, с настойчивым мазохизмом, Рита бежала домой… Домой, окунаться в мистическую, и уже превратившуюся для девочки в необходимость, атмосферу материальных мыслей.

Дома троица весело коротала вечера, рассказывая о забавных историях из прошлого. Потом, когда сумерки окончательно одолевали день, Морозовы шли спать. Рита долго не ложилась. Она брала карандаш и тетрадку, начиная записывать мысли, чувства, ощущения. Рита ночевала на кухне. Здесь стояла большая, удобная софа. За окнами тысячью огней переливался город. Как в детстве, девочка любила сидеть на подоконнике, поджав под себя ноги и смотреть в ночь. Ей казалось, что она единственная сейчас не спит, что город сейчас живет только для нее. Она разговаривала со звездами, они мигали в ответ, то нежно согласно, то энергично, яростно отрицая слова девочки. Володя приходил на кухню, как только Таня засыпала. Ничего, что могло бы обидеть Татьяну, не было в отношениях Риты и Вовы, но почему-то обоим было страшно необходимо провести наедине хоть несколько мгновений. Они рассказывали друг другу самое сокровенное, они трагически искали друг в друге поддержку.

— Знаешь, жизнь ставит человека в определенные рамки, и, мне кажется, мудрость заключается в том, чтобы суметь в этих рамках быть счастливым, — Рите почему-то очень запомнились эти слова Володи.

— Но ведь рамки можно раздвинуть?

— Значит это не настоящие рамки… Настоящие — нераздвижимы…

Вот так они и общались. Не раздвигая рамок, но подходя к ним в плотную. Они научились спать по три часа в сутки. Ночь была необходима им, они должны были успеть насладиться отсутствием реальности.

— Ребенок, ответь, зачем я тебе нужен?

— Эй, ты нарушаешь установленные тобою же правила. Нельзя понимать причину, ведь тогда легко будет ее устранить.

— Причина — это “почему” а не “зачем”.

— Я не могу для себя это сформулировать, — их руки, давно уже встретившиеся, наслаждались общением.

— И ты тоже?

— Мне кажется, что ощущения, превращаясь в мысли и слова, очень многое теряют.

— Тогда выходит, что любые слова. — ложь. И это похоже на истину… И это говорили еще задолго до нас.

— Можно я буду лгать? — Рита потерлась щекой о его руку, — я никогда не думала, что мне так мало нужно для счастья.

— Хочешь сказать, что тебе достаточно происходящего? — Володя игриво провел рукой по полуобнаженной ноге девочки. Рита отстранилась, смеясь.

— Пытаюсь убедить себя в этом, и, будь уверен, убежу.

— Эх, вот бы и мне это так легко давалось.

Воцарилось молчание, оба поняли, что их несет не в то русло.

— Нет, — вдруг проговорила Рита, — Слова — не ложь, они лишь слабые отражения ощущений…

— Почему мы врем сами себе? Ведь я люблю тебя…

Рита почувствовала, как мир переворачивается с ног на голову.

— Таня, — прошептали губы девочки.

— Ее я тоже люблю, но по-другому. Я очень благодарен ей, я ценю ее…

Рита вдруг поняла, что не может так больше, но она сдержала слезы. Она улыбнулась, грустной, но светлой улыбкой.

— Я тоже люблю ее, — Рита говорила правду, — но иногда мне жутко хочется, чтоб ее никогда не было, равно как и тебя, я очень устала от неизвестности, я не знаю, что будет дальше, я не могу вечно жить у вас, не могу без вас, вообще ничего не могу…

Володя обнял Ритины плечи.

— Ты думаешь, мне легко? Не хочу обижать Татьяну, не могу себе этого позволить… Безумно хочу, чтоб ты осталась со мной навсегда… Иногда мне кажется, что я сволочь…

— Это не удивительно, — Рита пыталась свести все к шутке.

— Да, — Володя улыбнулся, — но иногда мне кажется, что мне стыдно по этому поводу.

Оба хмыкнули понимающе.

— Почему так? Зачем мы отдаем друг другу свои истинные ощущения, мысли, чувства, если утром все равно влезем в свои маски и отправимся по работам? Мне иногда кажется, что ты должна меня ненавидеть, ведь только ты знаешь, насколько я лжив в реальном мире.

— Откуда такая самокритика? Это на тебя совсем не похоже. Броню, которой ты окружаешь себя вне нас с тобой, никак нельзя назвать ложью, это скорее признак разумности, силы.