Мольба Мариам - Джин П. Сэссон

Я молча кивнула, опасаясь спорить с Каисом и прекрасно понимая, что не могу гарантировать того, что родится мальчик.

В последующие месяцы он стал реже бить меня, хотя наша совместная жизнь продолжала оставаться взрывоопасной.

27 января 1984 года я проснулась от резких болей в пояснице. По дороге в больницу Каис молил Аллаха:

— Аллах! Пусть это будет мальчик. Он может быть слепым или калекой, главное — мальчик! — Он повторял эту мантру на протяжении всего времени, что я находилась в родильном отделении. А потом я поймала себя на том, что тоже молюсь Аллаху, чтобы это был мальчик, так как я слишком боялась, что Каис убьет ребенка, если он окажется девочкой.

Аллах смилостивился и наградил меня крепким и здоровым мальчиком. Все были счастливы. Каис вдруг начал проявлять внимание и заботу, радуясь, что теперь может хвастаться крупным и здоровым новорожденным сыном. Папа, заливаясь слезами радости, ворвался ко мне в палату. Я вернула ему смысл жизни, и он наконец получил столь желанного внука.

В этот волшебный день я даже испытала чувство любви к Каису.

ГЛАВА 13

Когда на свет появилось мое бесценное дитя, я на время позабыла о всех трудностях и проблемах, связанных с его отцом. Я даже представить себе не могла, что можно так любить своего ребенка. Я впервые была счастлива с момента своего несчастного замужества. Я обнимала своего сына Дюрана и заглядывала в его нежное личико и очаровательные глазки. Этот младенец освободил меня от всех страданий, и я была переполнена радостью.

Я даже готова была уступать своему мужу, лишь бы он снова не впал в ярость и не напугал нашего маленького сына. И вначале все шло хорошо. Каис был счастлив, что у него родился сын, хотя и не был склонен проводить с ним много времени. Его пренебрежение своими отцовскими обязанностями очень устраивало нас с папой, так как в отсутствие Каиса мы могли в полной мере наслаждаться обществом маленького Дюрана.

И, глядя на папино счастливое лицо, когда он обнимал своего внука, я понимала, что все мои мучения были не напрасны. Я давно уже не видела папу таким счастливым. Брак с Каисом стал для меня катастрофой, но меня утешало то, что хоть папа от этого выиграл. Глядя на крошечное личико Дюрана, сияющее незамутненной радостью, я впервые поняла афганских женщин, готовых сносить жестокость своих мужей. Ничто в этом мире не могло сравниться с ребенком.

Папа стал совсем другим человеком. Он с восторгом бегал по магазинам, покупая все, в чем мог нуждаться мой сын, начиная от последней модели коляски и заканчивая символической серебряной ложечкой. Наблюдая за тем, как папа балует моего сына, я неизменно ощущала печаль, что мама была лишена этого. Какое счастье она смогла бы испытать, став бабушкой!

Но меня с Каисом по-прежнему разделяла бездна, ибо я не могла любить изувера, который был моим мужем и отцом моего ребенка. Я утешала себя лишь мыслью о том, что научусь смиряться с ним по крайней мере до тех пор, пока наш ребенок не вырастет. Однако вскоре Каис начал жаловаться, что плач ребенка мешает ему спать, и приказал мне с Дюраном переехать к папе. Мой бесчувственный муж даже не догадывался, как будут рады папа, я и Дюран.

Но мне следовало бы догадаться, что это перемирие не сможет продлиться долго, так как Каис был из тех, кто постоянно вступал в конфронтацию. Неприятности начались заново, когда я стала водить Дюрана в общественный бассейн. Стараясь не возбуждать неуправляемую ревность Каиса, которая приводила к ожесточенным спорам, всякий раз уходя из дома, я оставляла записки с подробным описанием того, чем собираюсь заняться.

Не прошло и часа, как у бассейна появился Каис. Холодок пробежал по моей спине, когда я поняла, что муж в ярости.

— Мариам! Домой! Сию минуту! — низким угрожающим тоном произнес он.

Бедняжка Дюран захныкал в предвкушении бури. Он уже знал, на какие взрывы способен его отец. Несколько пловцов, заметив свирепое выражение лица Каиса, предусмотрительно вылезли из бассейна и отошли подальше. Стараясь избежать публичного скандала, я бросилась собирать наши вещи.

Каис двинулся прочь, и я, похватав мокрые полотенца и взяв на руки Дюрана, поспешила за ним. Стыд застилал мне глаза при мысли о том, что я выгляжу послушной женой, каковой, в сущности, и являлась. Когда Каис захлопнул за нами дверь, я бросилась укладывать Дюрана в его постельку. «Что могло так вывести его из себя?» — судорожно думала я. Я ничего не сделала, чтобы вызвать его гнев. И все же я понимала, что ссоры не миновать.

Каис, тяжело дыша, двинулся за мной. И я решила, что он в очередной раз собирается изнасиловать меня, что происходило регулярно. Он схватил меня за руку и грубо втолкнул на кухню. Неужто он изобрел какое-то новое сексуальное извращение? Он выдвинул ящик кухонного стола и достал из него наш самый большой нож.

Я окаменела. Вид ножей всегда приводил меня в ужас.

Одной рукой Каис схватил меня за горло, а другой принялся кромсать мой купальный костюм. Задыхаясь, я наблюдала за тем, как ошметки моего костюма падают на пол. А когда я оказалась совершенно голой, он приставил острие ножа к моему горлу. Я понимала, что, стоит мне пошевелиться, и я сама напорюсь на лезвие, даже если Каис не попытается меня зарезать. Он склонился к моему лицу и угрожающе произнес:

— В следующий раз, когда моя жена станет щеголять в купальном костюме перед другими мужчинами, я ее убью.

Я вздрогнула от боли, когда он резанул по моему горлу острым лезвием. Кровь хлынула из раны. А глаза Каиса возбужденно расширились при виде крови.

Он действительно хочет меня убить, решила я, лихорадочно прикидывая, что можно сделать, чтобы спасти собственную жизнь и жизнь Дюрана.

В этот момент он закричал в своей колыбельке. Он хотел есть.

Каис ударил меня по лицу и лягнул.

— Иди займись своим сыном! — рявкнул он.

На этот раз меня спас Дюран.

Зажимая рукой рану на горле, я бросилась к нему. При виде меня Дюран загулил и начал улыбаться. Я схватила его на руки и побежала в ванную. Там я обмотала горло полотенцем, потом вынесла Дюрана на кухню, покормила его и принялась укачивать, пока он не заснул.

Затем я вернулась в ванную и рассмотрела свою рану в зеркале. Шея распухла оттого, что ее сжимал Каис. Однако рана была неглубокой и уже перестала кровоточить. Я с облегчением выдохнула, потому что, если бы мне потребовалось накладывать швы, Каис не отпустил бы меня в больницу.

Когда я на цыпочках попыталась пробраться в комнату Дюрана, из-за двери выскочил Каис — он дал мне еще несколько пощечин, швырнул в нашу супружескую постель и грубо овладел мной.

На следующее утро Каис проснулся в том же отвратительном настроении. Встав на колени на кровати, он снова дал мне несколько пощечин, после чего опять меня изнасиловал. Лишь насилие доставляло ему сексуальное удовольствие. Я попыталась оттолкнуть его, но, когда он начал меня душить, мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я должна была жить ради своего сына. Я знала, что, если Каис убьет меня, мой сын останется беззащитным.

Наконец Каис оставил меня в покое и отправился в ванную собираться на работу. И лишь после того, как он ушел, я разрыдалась. Однако быстро взяла себя в руки и ради сына постаралась забыть о своем невыносимом существовании.

Позднее я столкнулась с одним из наших соседей, который с изумлением уставился на огромный синяк на моем лбу и кровоподтеки. Ему уже неоднократно доводилось видеть травмы, которые наносил мне Каис.

— Что с вами случилось? — осведомился он.

— Я упала, — тихим голосом ответила я, отводя глаза в сторону.

— Опять? Значит, вы очень неуклюжая для своего юного возраста, — заметил он.

— Наверное, — отворачиваясь, смущенно ответила я.

— Это неправильно. Ты должна уйти от него, — очень серьезно произнес он.

Я залилась краской и поспешила прочь, стыдясь своей беспомощности. Слезы струились по моему лицу. Это заставило меня вспомнить давнюю историю, и передо мной возникло давно позабытое женское лицо.

Когда мне было шестнадцать лет, к нам однажды прибежала Джамиля, милая женщина, жившая по соседству. Я была в гостиной, когда она ворвалась к нам без стука. Я решила, что за ней гонится свора бешеных собак. Я схватила ее за руки и усадила в кресло.

— Что случилось? — спросила я и кликнула няню Муму, чтобы та принесла ей стакан воды. — Скорей-скорей! — подгоняла я Муму.

Наконец Мума явилась со стаканом сока в одной руке и мокрым полотенцем в другой.

— Держи, держи, — нежно промолвила она.

— Что случилось? — снова повторила я, хотя уже заметила следы побоев на теле нашей соседки.

Я слышала, как родители шепотом обсуждали ее жалкое положение, но никогда еще ее травмы не выглядели так ужасно. Джамиля всегда страдала молча, объясняя свои ссадины и кровоподтеки то тем, что споткнулась об одного из своих детей, то тем, что неуклюже врезалась в дверной косяк. Однако, несмотря на ее объяснения, все знали, что ее бьет муж.