Переход - Максим Перельман

— Мысли вообще странная вещь, — сказал он, замедляя шаг, — мысль сиюсекундна. Мы мыслим лишь мгновение. Например — идти или не идти на красный свет. Весь остальной нескончаемый поток мыслей уже не наши мысли. Память не хранится в мозгу, и вчера ты в этом убедился. Возможно, что и мысли о чём-то, кроме рефлексий, формируются не в мозге. Вероятнее всего они уже сформированы на чём-то вроде жёсткого диска, как в компьютере, но диск этот находится вне нашего мозга. Мозг только приёмник, или, как ты когда-то предположил, антенна. У одних мозг работает лучше, и тогда они становятся гениями, у других он, как старый компьютер, который иногда зависает. Порой я думаю, что вся невидимая нами Вселенная — это только один огромный жёсткий диск, на котором всё давным-давно записано до конца времён.

— Я тоже не раз думал об этом. Но если всё записано, то как быть со свободой воли?

— А вот ты сам и ответил на свой вопрос, зачем мы это затеяли? Ведь это ты придумал когда-то, что наш мозг, как антенна в приёмнике. Что мы не только не обладаем свободой воли, но и ещё закованы в тело, из которого можно вырваться, только умерев. Это ты заставил нас поверить в то, что наш Создатель — великий маг и обманщик, иллюзионист, затеявший с нами свою игру, правил которой мы не знаем. Ты догадался, что единственно без чего не может существовать материальный мир, это человек. Создатель создал иллюзию прекрасной Вселенной — Его Царство. Но, как всякому художнику, Ему оказались нужны зрители, чтобы восхищаться и ужасаться, восторгаться и благодарить Его за Его великое произведение. Ни животные, ни птицы, ни рыбы этого не могут — они только украшение сцены. И тогда Он создал человека, рождённого для того, чтобы он сказал «хорошо-то как, Господи» и умер. Но созданный мир, намеренно или нет, был создан несовершенным. Человек мучился, страдал в этой, как говорится «юдоли печали», выдумывал богов и религии только для того, чтобы облегчить земное существование, и всегда верил, что после смерти наступит освобождение. «Отмучился» говорили про кого-то, кто долго страдал и умер. Смерть всегда страшила людей и всегда была символом освобождения. «Наша миссия заключается в том, чтобы освободить себя и остальных от тел, уничтожив, таким образом, несправедливость и зло», — так говорил нам ты. И мы поверили тебе и верим до сих пор в то, что, уничтожая всё человечество, мы освобождаем и свои души. Фактически мы боремся против жестокости Создателя. Ты говорил, что, не уничтожив всех до одного, мы не сможем освободить себя, одиночное самоубийство не освобождает — человек вновь и вновь возвращается на Землю. В этом ты теперь убедился, и этим ты ещё раз убедил меня.

Восторг охватил меня, и я воскликнул:

— Да! Да! Создатель сам не жалеет свои создания! Землетрясения, наводнения, цунами… он сам уничтожает людей, но их становится всё больше. Довольно обмана! Мы уничтожим всех до одного, и только тогда счастливые души соединятся с единой мировой душой великого Абсолюта!

Я замолчал, потрясённый своими словами.

Потом, заставив себя успокоиться, спросил Генриха о том, кто и как узнал, что в прошлой жизни я был Ральфом? Я сказал, что не понимаю, как случилось, что я покончил с собой в сорок пятом? Как случилось, что самоубийство состоялось? Ведь я ни на мгновение не переставал верить в мною же основанную религию.

— Но, прежде всего, скажи мне, Генрих, как вы узнали, когда я снова появлюсь на Земле? Как догадались, что это я?

— О, в вычислении даты твоего нового рождения были задействованы многие — наши Учителя и Наставники, а так же инопланетяне. Хотя, надо признать, что даже они сомневались. Поэтому проводили массу проверок и тестов. Ты уж извини, но твоя жизнь и, правда, была далеко не счастливой, но это было необходимо.

— Генрих, ты дал мне капсулу в тридцать седьмом году. Значит, в сорок пятом она действовала. Когда я нажимал на курок пистолета, я был уверен в том, что не умру. Скорее это был просто жест, крик души, когда я обнаружил исчезновение капсул, а затем исчезновение Аннет. Я связал одно с другим и понял, что это она украла капсулы. Её предательство потрясло меня. Я был в состоянии аффекта. Нажав на курок, я действительно хотел уйти от охватившего меня отчаяния, уйти из жизни… и в то же время я знал, что капсула не позволит мне этого. Почему она не помогла мне выжить?

— Твоя жена нашла тогда не только капсулы продления жизни, но и ампулы отмены. Ты помнишь, что они тоже существуют?

Передо мной возникло печальное лицо Эрнесты, когда она рассказывала мне о том, как, вылив в кофе содержимое ампулы отмены, подала этот кофе Ральфу. Но я не хотел говорить с Генрихом об Эрнесте, у меня возникло желание скрыть от него её существование и мою встречу с ней в Венеции.

— Да, я помню, что они лежали у меня в столе, — ответил я.

— Когда мы тебя нашли с прострелянной головой в твоём кабинете, я не сразу понял, что ты уже мёртв. Это казалось мне невероятным. Я даже на миг усомнился, являются ли капсулы Мандрагоры капсулами жизни? И только обнаружив исчезновение Аннет и капсул, а в мусорном ведре пустую ампулу отмены, я понял, в чём дело. Но до сегодняшнего дня я не мог понять твоего выстрела в собственный висок. И только сейчас, когда ты объяснил, всё стало на свои места. Кстати, у меня есть эти ампулы, первоначально они действуют, как сильное снотворное… я дам их тебе. Встретишь Аннет, отдай должок. Есть вероятность, что она до сих пор жива. Хотя… я искал её после войны, но, несмотря на мои почти неограниченные возможности, не нашёл.

Эта его фраза насторожила меня. Я подумал, как предусмотрительно я не рассказал ему об Эрнесте.

— Зачем ты её искал? — спросил я, стараясь придать своему голосу безразличие.

— Хотел отомстить за тебя и за то, что из-за неё нам пришлось отложить осуществление нашей миссии, ожидая твоего возращения столько лет. И ещё… ты тогда проявил слабость, приоткрыл ей нашу тайну… ты рассказал мне об этом по телефону… тайну, которую не должен был знать никто, кроме посвящённых. Из-за этой твоей несдержанности она должна была быть уничтожена на следующий день. Но Аннет обыграла нас, уничтожив тебя. Если мои люди обнаружат её, они её убьют. Хотя, мы окажем ей услугу — убивая, мы освободим её. Поэтому она умрёт только тогда, когда ей будет очень хотеться жить.

Я подумал о том, что мне нужно как можно скорее отыскать Эрнесту, чтобы предупредить и защитить её. Я хотел, чтобы она жила.

Боясь, что Гиммлер может каким-нибудь образом угадать мои мысли, кто знает, какие способности он приобрёл за последние семьдесят лет, я попытался увести разговор подальше от Эрнесты, которую он называл Аннет.