Тайфун. Записки из Китая - Крум Босев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот буржуазия-то… китайская как жила, — громко смеется Алексей Иванович, советник посольства СССР в КНР.
Янек информирует:
— Все эти посольские здания и резиденции послов до освобождения, в период японской оккупации, были публичными домами, самыми известными в Пекине. И самыми роскошными…
Янек учился в Китае, работал в этой стране, знает ее язык, историю и людей…VI
VI. Культ
Кто поднялся на цыпочки,
Не может долго стоять.
Кто сам себя выставляет на свет,
Тот не блестит.
Кто сам себя восхваляет,
Тот не добудет славы.
Кто сам себя возвышает,
Не может быть старшим среди других.
Лао-цзы, великий китайский философ древности
Ты можешь быть скромным, не будучи мудрым.
Но не можешь быть мудрым, не будучи скромным.
Китайская поговорка
Это было 13 августа 1968 года. В то душное августовское утро почти все руководители дипломатических миссий в КНР были на пекинском аэродроме. На родину уезжал временный поверенный Великобритании в КНР Гобсон, и по неписаным протокольным обычаям его следовало проводить до самолета. Но нас заставляли это сделать не только «протокол» и не только желание использовать любой случай, любой повод, чтобы вырваться хотя бы на миг за черту города, подышать свежим воздухом, окинуть взором широкие, все еще зеленые поля. Сейчас нами двигало нечто более важное. Из Пекина уезжал «мистер Гобсон» — так называли его все дипломаты в Пекине. Он покидал Пекин ровно через два года после того, как разъяренные хунвэйбины подожгли здание английской миссии, а Гобсону и его сотрудникам пришлось спасаться, прорываясь сквозь пламя и дым. И хотя Гобсон должен был уехать из Китая еще тогда, вместе с семьей его не выпустили, оставив в Пекине в качестве заложника. На целых два года, без права выезда из города, без права — лишь по специальному письменному разрешению — посещать различные дипломатические мероприятия в китайской столице. И дипломаты, увидев его на дипломатическом приеме или коктейле, всегда спрашивали:
— А, мистер! Пожалуйте разрешение.
Высокий, стройный, слегка загоревший, с подстриженными острыми усиками, мистер Гобсон опускал руку в правый наружный карман пиджака и подавал без сопротивления, хитровато улыбаясь, уже измятый, заполненный иероглифами документ-разрешение, с которым никогда не расставался.
Но сейчас речь не о «мистере Гобсоне». Он уже в самолете. Самолет делает круг, набирает скорость и летит на юг, по направлению к Гонконгу, а оттуда — через моря и океаны — к Британским островам.
Я уже намеревался покинуть аэропорт и отправиться в обратный путь, в город, как вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Оборачиваюсь — Йожек, венгерский посланник.
— Ну-ка, Крум, давай посмотрим, что там за толпа.
В глубине просторного зала ожидания собрались почти все провожающие, все дипломаты. Чувствовалось оживление, слышался какой-то шум.
— Что случилось? Может быть, произошел какой-нибудь инцидент? Какая-нибудь стычка? Или нападение?
Мы подошли и увидели нечто такое, что даже у нас, привыкших к необычным зрелищам, вызвало и любопытство, и удивление. Возле стены стояла стеклянная витрина, в которой лежало несколько плодов манго — желтых, крупных, как дыни, а по обеим сторонам витрины в «почетном карауле» стояли неподвижно, затаив дыхание, вытянувшись по стойке смирно, два солдата. И все стало ясно.
Оказывается, какая-то пакистанская делегация подарила Мао Цзэ-дуну плоды манго, а он в свою очередь распорядился передать их как подарок за особые заслуги одной «рабоче-крестьянской» агитбригаде «идей Мао Цзэ-дуна». И поднялся большой шум. Началась фетишизация плодов. Их поместили в раствор формалина, чтобы сохранить «для поколений», выставили для всеобщего обозрения, из далеких провинций в Пекин приехали специальные делегации, затем плоды разделили и отправили на места для показа, но этого оказалось недостаточно. Изготовили копии и послали в наиболее отдаленные районы, где их ожидали «ликующие» толпы. Среди «ликующих» находились и поэты, которые, разумеется, не остались безучастными к такому событию и воспели его в стихах:
Слезы от радости льются,
Клокочет жаркая кровь,
Плоды манго донесли до нас
Глубокие, как океан, чувства
Председателя Мао.
Я рассказывал, что уже на пекинском аэродроме тебя оглушают нестройные, отрывистые звуки песни «Алеет Восток», льющиеся из всех громкоговорителей. В зале ожидания повсюду мраморные бюсты и портреты. Словно принимая эстафету у замолкающих репродукторов, начинает «обстрел» цитатами из произведений Мао и песнями о Мао агитбригада. У выхода из аэропорта возвышается огромная статуя Мао… Вдоль дороги, ведущей в город, расставлены специальные стенды с огромными красными иероглифами — цитатами из произведений Мао. На всех перекрестках дети громко читают цитатник; ограды и стены домов исписаны цитатами; у входа в посольство стоит китаец-милиционер, прижав к груди «красную книжечку» — цитатник «председателя Мао». Культ «председателя Мао» везде и во всем. Сейчас, в начальный период «культурной революции», «большого тайфуна», он принял небывалые масштабы.
А начал зарождаться он еще в яньаньский период.
Но до Яньаня Коммунистической партии Китая пришлось пройти через все «круги ада», преодолевать непреодолимые препятствия, вести бои, отступать и наступать.
Апрель 1949 года. Опубликован Указ Революционного военного совета об учреждении нового, красного знамени для Народно-освободительной армии Китая с золотой звездой и двумя иероглифами в верхнем левом углу: «1 августа». Эта дата считается днем рождения китайской Красной Армии. В ночь на 1 августа 1927 года под руководством коммунистов Чжу Дэ, Хэ Луна и Е Тина восстали два корпуса гоминьдановской армии. Восставшие захватили один из крупных городов Восточного Китая, а затем двинулись
