Тайфун. Записки из Китая - Крум Босев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это уже «опасно»!
Мао Цзэ-дун еще 7 сентября предупреждал своих ближайших помощников об этой опасности. В своей записке-предупреждении он подчеркивал, что «подобные факты имеют место в Циндао, Чанша и в других районах, где рабочих и крестьян организуют на борьбу против учащихся». Он настаивал на «повсеместном запрещении подобных действий». А четыре дня спустя Центральный Комитет принимает «решение», категорически запрещающее «под каким бы то ни было предлогом агитировать и организовывать рабочих, крестьян и гражданское население для борьбы против учащихся». В тот же день «Жэньминь жибао» по указанию Мао в передовой статье выступила с осуждением «ответственных товарищей на местах», которые открыто отвергают решения ЦК и «потворствуют лозунгам в поддержку местных партийных организаций».
Провинция подхватит этот призыв. «Продолжим критику и разоблачение партийного комитета провинции Хейлунцзян», — призовет один из лозунгов, появившихся в первые дни сентября. В полном созвучии с ним лозунг хунвэйбинов Сиани: «Сожжем заживо членов Бюро КПК Северо-Западного Китая, возьмем под обстрел провинциальный комитет, будем, не страшась смерти, защищать ЦК и председателя Мао!»
В помощь провинции были посланы хунвэйбины из Пекина.
В середине сентября на митинге представителей штабов хунвэйбинов высших учебных заведений столицы Чжоу Энь-лай обнародовал «план штаба Мао», предусматривавший отправку хунвэйбинов в различные районы страны со «специальными задачами». О «специальных задачах» сказал сам Мао Цзэ-дун на заседании ЦК в конце августа: «Вопрос о так называемых беспорядках на местах — важный вопрос. Можно допустить беспорядки в течение нескольких месяцев. Если нет провинциальных комитетов, не беспокойтесь, рабочие, крестьяне и солдаты не должны мешать студенческому движению». Немного позднее, в начале октября, Чжоу Энь-лай скажет еще яснее: «Кто является черным бандитом, а кто нет, вы должны определить в ходе борьбы. Мы не против того, чтобы вы сомневались. Напротив, мы хотим этого».
Сигнал дан. Инструкции ясны.
И началось огромное и мутное, как река в половодье, движение, которое некоторые пекинские корреспонденты сравнят с «великим переселением народов» и в котором примут участие двадцать, а возможно, и значительно больше миллионов хунвэйбинов. Это движение будет названо «движением по обмену революционным опытом», в действительности же это будет расправа с «облеченными властью» партийными органами на местах. И хроника этих «битв», запечатленная в хунвэйбиновских газетах и дацзыбао для поколений, станет одной из самых черных страниц в новейшей истории Китая. Видимо, этот «обмен революционным опытом» принял такой широкий и даже «опасный» размах, что сам Чжоу Энь-лай вынужден был уже в начале «движения» заявить, выступая перед студентами Харбинского механического института: «Вы не можете подменять органы диктатуры», «каждого арестованного вы должны передать властям». А 10 сентября было издано распоряжение об ограничении «переселения» из провинций в Пекин. Кроме того, из дацзыбао стали известны отдельные «приказы» хунвэйбиновских отрядов, касающиеся порядка проведения «обысков в домах партийных и революционных деятелей и офицеров действительной службы», «конфискации имущества», введения «чрезвычайного положения».
В конце октября на рабочем совещании в ЦК Мао Цэз-дун заявил: «Вы не ожидали культурной революции. Но революция вспыхнула, и она является фактом. Начало переворота — это моя заслуга. Вопрос о существовании ошибочной линии в конце концов встал на повестку дня. Если эту ошибочную линию исправить, все будет хорошо».
«Ошибочная линия»… Уже ни у кого не было сомнения в том, кто является проводников этой «ошибочной линии». Еще в августе, на XI пленуме ЦК КПК, Лю Шао-ци был подвергнут острой критике, его заставили выступить с самокритикой. Позднее, в июле 1967 года, ему пришлось написать еще два самокритичных объяснения: одно — для «бойцов нового полка борцов «1 августа»» при Пекинском промышленно-строительном институте и второе — «для большой бригады революционных бунтарей из Чжунаньхая».
Самокритика самокритикой, а «приговор» ему уже подписан. Лю Шао-ци устранен с политической арены.
Здесь уместно сказать несколько слов и о Лю. Обвинения в его адрес не сходили со страниц китайской печати в течение всего периода моего пребывания в Китае. Его называли не иначе как «самое высокопоставленное лицо в партии, идущее по капиталистическому пути».
В беседах и дискуссиях на приемах и встречах дипломаты и корреспонденты часто характеризовали Лю Шао-ци как «неколоритную» личность, выросшую в тени Мао Цзэ-дуна. Но и «в тени Мао» Лю был достаточно известен и достаточно авторитетен, поскольку еще с 1932 года являлся членом Политбюро, а позднее — членом Постоянного комитета Политбюро; он был заместителем председателя Военного совета ЦК, секретарем ЦК, заместителем председателя ЦК, а с первого дня образования КНР — заместителем председателя, а затем председателем Китайской Народной Республики. После его отстранения три года подряд день за днем и печать, и радио, и телевидение вели сосредоточенный, беспрерывный огонь по нему… Огонь фронтальный и огонь с флангов.
Газета «Хунвэйбин» еще в самом начале «большого тайфуна» классифицировала его «преступления» в 12 пунктах, однако сосредоточенный артиллерийский огонь по нему был открыт немного позднее Ци Бэнь-юем, который опубликовал в «Хунци» статью «Патриотизм и национальное предательство», написанную в манере уличных дацзыбао. Она заканчивалась восемью «почему?». И эти восемь «почему» содержали не «восемь» и не «двенадцать», а «пятьдесят» обвинений. Именно в этой статье Лю Шао-ци впервые был назван «самым высокопоставленным лицом в партии, идущим по капиталистическому пути», и с тех пор это выражение на языке официальной печати станет нарицательным.
Сейчас, когда я снова перелистываю хунвэйбиновскую и официальную печать, «номенклатурный» список и «восьми», и «двенадцати», и «пятидесяти» «преступлений», массу дацзыбао, воззваний, листовок, карикатур, у меня волосы встают дыбом и я спрашиваю себя: может ли один человек в течение одной жизни совершить столько «преступлений», столько «грехов» — и земных, и небесных? Он — «главарь группы черных заговорщиков — Пэн Чжэня, Ло Жуй-цина, Лу Дин-и и других», «создатель реакционной буржуазной линии в партии», «стремился сломить революционную твердость хунвэйбинов». Он не только не изучал произведений Мао, но и выступал против этого, усиленно противопоставлял себя председателю Мао и его идеям; «отрицал существование классов при социализме и борьбы внутри партии», «ряд лет действует против председателя», «осмеливается недооценивать руководящую роль председателя в Компартии Китая и ставит себя на место председателя», «является представителем советского ревизионизма», «хвалил советских ревизионистов и призывал нас учиться у них», «хвалил XX съезд КПСС». «Лю — это бомба, находящаяся в непосредственной близости от председателя»…
Это лишь некоторые из «обвинений», выдвинутых хунвэйбиновской печатью. В официальной прессе они носят иной характер. Поднимаются отдельные проблемы политической, экономической, идеологической, культурной жизни, пишутся длинные статьи,
