Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, вопреки ожиданиям молодого русского офицера, произошел удар нового немецкого наступления по всему фронту Красной Армии. Полк Попова совершил марш-бросок в район Воронежа, пройдя 250 километров пешком за 6 дней. В начале августа политрук получил и должен был разъяснить в войсках приказ Сталина № 227, гласивший „Ни шагу назад!“ под угрозой расстрела отступающих солдат. В этом месте дневник Попова отражает его внутренние мучения.
„Мое настроение стало еще более мрачным, когда я получил приказ товарища Сталина… Этот приказ отражает критическую ситуацию на Юге. Наши войска бегут, бросая технику и позиции, сдав Ростов и Новочеркасск. Трусливые презренные предатели! Не могли организовать района, пригодного для сопротивления, отступали, оставляя все противнику! Сталин хочет покарать изменников за их трусость. Очевидно, заградительные подразделения, расстреливающие отступающие войска, наведут порядок!
Это справедливо и по заслугам! Сейчас нужно меньше пустой болтовни о собственной победе и учиться больше у немцев, как вести войну. Ах, русские, русские, беспечный народ! Как много среди нас бездельников и трусов! У нас есть отличная техника, мы постоянно совершенствуем свой опыт, но всегда отступаем!
Основные причины этого – люди и командование[63]. Армия в своем большинстве состоит из темных и запуганных крестьян, готовых ссориться между собой все двадцать четыре часа из-за одного рыбьего хвоста, убегающих с передовой при первых выстрелах. Командование, очевидно, плохо понимает свои войска, неумело использует резервы и слишком доверяет своим же пустым обещаниям и приписанным цифрам. Гитлера выставляют убогим и истеричным, однако, судя по действиям его армии, я думаю, что это не совсем соответствует действительности…“.
Полк вышел на передовую к Дону в сектор фронта К. С. И. Р. 27 августа Попов столкнулся с итальянскими солдатами.
„Полки нашей дивизии и части из 14-й гвардейской дивизии отбросили итальянцев в зоне нашего наступления. Мы продвинулись на 10–12 километров, заняли несколько деревень, захватили много вражеского имущества и пленных. Во время штурма линии обороны я производил разведку вместе со взводом автоматчиков и натолкнулся на итальянский вражеский патруль.
После боя удалось схватить нескольких человек. Одного раненного я сам взял в плен. Кое-как удалось объясниться с ними. Они были со мной одного возраста, 20–25 лет, худые, слабого телосложения. Один выглядел почти как армянин. Он был родом из Мессины. Просил дать ему воды, сигарету и потом умер. Я отдал приказ санитару-носильщику отправить его в последний путь. На следующий день одного расстреляли. Он был фашистом.…“.
Последняя страница написана накануне дня смерти политрука. Читать ее грустно. Казалось, он предчувствовал свою гибель, а его молодой и полный сил организм сопротивлялся этому. Войска XXXV армейского корпуса теперь уже окончательно остановили русское наступление на южном фронте.
„С сегодняшнего утра мы начали зарываться в землю, оставаясь на месте. Авиационного прикрытия нет. Вокруг нас плотный огонь. Война! Уже полтора месяца мы не мылись в бане и несколько дней не умывались. Лица и руки стали черными от грязи. Спали, где придется. Но для нас такая жизнь все же лучше, чем смерть!
Сегодня удалось немного уснуть. Как сиюминутное виденье во сне промелькнула Евгения Полузкова и какие-то нечеткие эпизоды из моей прошлой гражданской жизни… К чему бы это? Ненавижу войну. Идиоты те, кто ее затеял!“.
Русская пропаганда не оказывала на неприятеля существенного влияния, несмотря на использование огромных средств. Это происходило из-за недостаточного знания психологии врага, а используемые формулировки хорошо подходили в основном для русских войск.
То, что увидели немцы в России (система власти, жизненный уровень большинства населения), никак не вписывалось в их представления о нормальной жизни, поэтому было ошибкой предлагать им сдаться в плен, чтобы оказаться в Сибири без всякой связи с привычным для них цивилизованным Западом. Такой вариант они все равно бы никогда не выбрали для себя. Трюки, основанные на письмах с фотографиями, еще могли иметь результат, но они были слишком наивными и простыми и опирались на индивидуальный подход. В течение второго года войны наблюдался определенный прогресс, но эффективность пропаганды оставалось все еще низкой. Для доказательства достаточно сказать, что за все время существования К. С. И. Р. в нем не наблюдалось ни одного случая дезертирства и перехода к врагу[64].
Немецкая пропаганда тоже не стояла на месте и методично развивалась с привлечением больших средств, противопоставляя вражеской агитации свои приемы и методы воздействия. Газеты, листовки и брошюры, печатавшиеся часто в форме полемики, более соответствовали менталитету германского солдата. Радиовещание осуществлялось посредством превосходной аппаратуры, войска получали радиоприемники, специально изготовленные для армии. Специальные эмиссары на регулярных собраниях выдавали офицерам для размышления документальные материалы о ходе войны и о проблемах, типичных для многих солдат и командиров в войсках.
Но у немцев сильно выделялся один недостаток, выраженный в непонимании противоположного менталитета в пропаганде, направленной на неприятеля. Они не разделяли военнопленных и дезертиров и с одинаковой жестокостью относились и к тем, и к другим, что являлось сильным сдерживающим фактором капитуляции и сдачи в плен среди русских солдат. Предпосылки для эффективного сближения и сотрудничества с местным населением также не использовались, а это могло служить хорошей опорой в оккупированных странах и районах, особенно через решение земельного вопроса.
В какой-то мере успех имела немецкая пропаганда против англосаксов. В ее основу легли образы, сформированные еще большевиками: капиталисты, англичане и американцы, намеренно затягивают открытие „второго фронта“, давая Сталину лишь пустые обещания. Черчилль, как известно, ненавидел коммунизм еще больше, чем Гитлер, но в момент, опасный для Англии, допускал союз с Россией против Германии, так как считал немецкий нацизм еще более худшим злом. Если говорить в целом, немецкая идеология провалилась, так как ее экспансионистская политика направлялась против национальных чувств, патриотизма и консервативного духа русского населения.
Пропаганда среди частей и соединений К. С. И. Р. имела немного другую направленность и не противоречила внутреннему менталитету итальянского солдата. Война не бывает справедливой, но во имя Родины и ее национальных интересов нужно победить, отдавая все свои силы фронту. Такими были наши основные идеологические установки. Мы не принимали особых мер к защите от неприятельского воздействия, так как все, что предлагали русские, не вызывало у итальянцев никакого интереса в силу непривлекательности для них коммунистической
