Орджоникидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Через два месяца в каторжный централ, предусмотрительно поставленный на отшибе в тайге, вдали от всего живого, ворвалась эпидемия горячки. Серго напомнил, что он фельдшер, предложил свои услуги. После недолгих колебаний — болезнь слишком свирепствовала — начальник тюрьмы назначил Орджоникидзе санитаром. Вскоре повысил до помощника фельдшера. О строгом режиме уже не было речи.

В мае Серго затребовали обратно в Иркутск. Первая весенняя партия ссыльных уходила к угрюмым, почти безлюдным берегам Лены. Порядок тот же — пешком, от этапа к этапу.

Миновали тайгу, углубились в бескрайние просторы бурятских степей. Открытые всем ветрам, они казались нескончаемыми и первозданно дикими. Лишь сейчас Орджоникидзе по-настоящему понял, какую участь ему готовил барон Зимберг. Зима 1915 года легко могла стать последней в жизни Серго. Горько усмехнулся: Александровский каторжный Централ в роли счастливого прибежища!..

"Я совсем отдохнул, — как-то вспоминал Серго, — когда наша пестрая и довольно многолюдная команда погрузилась на паузок.[42] Трюм превратился в огромную, плывущую вниз по течению Лены камеру. Удобств — никаких. Сплошные нары в два яруса. Вповалку здоровые и больные, теснота, закрытые наглухо ночью двери, вонь грязного белья и немытого человеческого тела. Все искупалось с наступлением утра. Едва открывали трюм, мы бросались на палубу. Кто садился за удочки по бортам паузка, кто принимался за самодельные шашки, шахматы. Большинство просто отводило душу — долгие часы мы жадно всматривались в цвет неба, в игру воды, во все, что после долгой разлуки дарила природа. Ближе к Якутску паузок проплывал под нависшими над рекой островерхими скалами. Вспоминал Кавказ…"

Четырнадцатого июня паузок причалил к якутской пристани. По тем временам Якутск был довольно большой город, с крепко срубленными деревянными домами. Главную улицу с особняками губернатора, полицеймейстера и бог знает как разбогатевших купцов освещали электрические фонари. Случалось, притом довольно часто, что не в меру расшалившиеся белки принимали столбы за обыкновенные деревья, носились по ним, прыгали на провода — устраивали короткое замыкание. Тогда областной центр погружался в темноту.

Дальнейшая участь Орджоникидзе зависела от губернатора. Он должен был назначить "место пожизненного водворения". Все предопределял "Статейный список" — плод верноподданнических усилий барона Зимберга.

Должность губернатора исполнял опять же прибалтийский барон фон Тизенгаузен.

Его превосходительство испытывал острую потребность упрятать опасного и неисправимого смутьяна в особенно далекий закуток Фон Тизенгаузен бросил взгляд на карту опекаемой им области. Затем размашисто вписал в "Статейный список": "Распределен в Нюрбинское сельское общество Вилюйского округа".

Семьсот с лишним верст от Якутска на север, в глубь тундры. Вилюйск, по характеристике Чернышевского, "…это даже не село, не деревня в русском смысле слова. Вилюйск — это нечто такое пустынное и мелкое, чему подобного в России вовсе лет". Нюрба и того страшнее — крохотная, забытая богом и людьми заимка. Полное одиночество, безнадежная оторванность от близких по духу и мало-мальски интеллигентных людей, надзор жандармов.

Личной аудиенции у губернатора Серго не имел права просить. Можно было только заочно прибегнуть к самому крепкому и презрительному грузинскому ругательству: "Отец твой собака!" — и от души пожелать его превосходительству самому убраться в Нюрбу или в преисподнюю, что, в сущности, одно и то же…

Отбывавшие свой "срок" в Якутске большевики Андрей Агеев, Емельян Ярославский, его жена Клавдия Кирсанова обратились к врачам, адвокатам, педагогам, взбудоражили всех "политических". На губернатора нажали с разных сторон.

— Все средства были пущены в ход, — вспоминала Кирсанова, — для того, чтобы помешать новой репрессии, не дать отправить Серго в Нюрбу — эту каторгу в ссылке. Организация политических ссыльных в то время представляла довольно внушительную силу, и фон Тизенгаузену пришлось отступить.

Сочувствовавшие большевикам врачи И. Бик и Н. Юдин предложили Серго подать прошение о предоставлении места фельдшера.

Серго написал:

"Господину старшему врачу Якутской гражданской больницы. Медицинского фельдшера ссыльнопоселенца сел. Нюрба, Вилюйского округа, Григория Константиновича Орджоникидзе

В 1905 году я окончил Тифлисскую фельдшерскую школу при Михайловской больнице, — что и указано в моем "Статейном списке". Служил в Гудаутской сельской больнице, на нефтяных промыслах Ш. Асадуллаева, в холерном бараке при Бакинской городской больнице, а в последнее время, сидя в Александровском остроге, фактически в продолжение четырех месяцев исполнял обязанности фельдшера.

Ввиду того, что по указу Правительствующего Сената от 27 октября 1914 года и циркуляра министра внутренних дел от 16 сентября 1915 года за № 960 политическим ссыльным разрешается заниматься медицинской практикой, убедительнейше прошу вас предоставить мне место фельдшера во вверенной вам гражданской больнице.

Фельдшер Григорий Орджоникидзе.

20 июня 1916 г., гор. Якутск".

Замещавший областного врачебного инспектора доктор Бик от себя добавил:

"Ввиду крайнего недостатка врачей и фельдшеров в настоящее время Врачебное отделение полагает возможным принять политического ссыльного Орджоникидзе по вольному найму на должность фельдшера, о чем предоставляет на разрешение Вашего Превосходительства".

Фон Тизенгаузен любил при случае продемонстрировать свою интеллигентность и широту взглядов. Тем более что из России, из действующей армии особенно, приходили тревожные вести. Обстановка накалялась.

— Я, собственно, ничего против этого помощника эскулапа не имею, — сказал барон Бику и Юдину.

Нового фельдшера городской больницы приютили у себя Клавдия Кирсанова и Емельян Ярославский. Они жили в бревенчатом домике при городском музее (Ярославский заведовал музеем). На долю Серго досталась маленькая каморка, но с редчайшим для Якутска электричеством!

Заботами правительства в Якутске были представлены все оттенки политической мысли. От большевиков до "аграрников", очень смутно разбиравшихся в партийных программах. Были меньшевики, анархисты, террористы-эсеры вроде Петра Куликовского, которому мятежным генералом Пепеляевым после революции предназначался пост губернатора Якутии. Были матросы и солдаты — участники военных восстаний. Попадались и самые заурядные либералы, кадеты. Они группировались вокруг доктора Сабунаева, будущего министра у Колчака.