Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез

Элиав занес мне кувшин с подогретой водой и полотенце. Молодец, помнит еще мои привычки и свои обязанности. Мы немного поговорили о том, как наши служащие домовничивали одни. Я даже начала советоваться насчет Дакоса, когда последний, легок на помине, появился на пороге моей маленькой спальни.

Пришлось напустить на себя самый суровый вид:

– И что вы тут забыли, мужчина?

Ответ раба меня просто вывел из себя, какое несусветное нахальство:

– А что здесь делает этот мальчишка? Я его придушу, если он будет ходить к тебе по ночам!

– Элиав принес воду для умывания. И я не обязана перед тобой отчитываться, кто и что делает в моей комнате. Знай свое место.

– Мое место рядом с тобой, госпожа. Ведь я обязан охранять тебя, – убедительно проговорил фракиец.

– В доме Клодия мне ничего не угрожает. Покинь мою комнату!

– А мальчишка останется?

Мне стало страшновато за Элиава. Дакос выглядел очень серьезным и даже злым. Гай был совершенно прав – с этим парнем не миновать забот. Надо срочно напомнить грубияну, кто среди нас главный.

– Ты ничего не перепутал? Ты здесь раб и обязан меня слушаться. Если же нет – иди куда хочешь! Может, дать тебе свободу? Хорошая мысль. Ты этого добиваешься? Продать я тебя не могу, мучить не собираюсь, никаких работ для тебя у нас не предусмотрено. Что тебе тут делать? Завтра же спрошу у Клодия, где и как правильно оформить бумаги, то есть дать тебе «вольную грамоту».

– Так вот почему ты бедна и до сих пор не имеешь мужа, – насмешливо ответил Дакос, скрестив ручищи на широкой груди. – Ты разбрасываешься подарками судьбы, даже не оценив их по заслугам.

– А-а, ты у нас подарочек. Ну, конечно! Споришь со своей хозяйкой, врываешься в спальню и угрожаешь другим… э-э-э… рабам. Так знай, Элиав мне друг! Просто друг и ничего, что он не свободен. Душу нельзя заковать в цепи. А если мы каким – то чудом разбогатеем, я уверена, что Клодий непременно сделает его вольноотпущенником, потому что ему он тоже почти друг – секретарь и помощник. Ведь, правда?

Я тепло посмотрела на юношу, который сидел на краю моего ложа и только взволнованно хлопал длинными ресницами. Неужели испугался дикаря-фракийца? Да не позволю я ему тебя обижать, не волнуйся, цыпленок!

Элиав рискнул заговорить:

– Я каждый день возношу молитвы Юноне за здоровье моего добрейшего господина и драгоценной госпожи.

Какой славный юноша! Драгоценная госпожа… Безумно приятно. Дакос перевел тяжелый взгляд с меня на Элиава, и снова повысил голос:

– Пусть он выйдет, я хочу с тобой поговорить.

Еще чего выдумал. У меня нет ни малейшего желания оставаться наедине. Обстановка комнаты немного напоминает кубикулюм на вилле Котта, тогда я, кажется, была немного пьяна и позволила Дакосу больше, чем следовало. И если он надеется на продолжение банкета, то очень напрасно.

– Можешь говорить при нем, у меня нет секретов от Элиава. А потом вы уйдете вместе, я устала и хочу отдыхать.

– Я буду гладить твои волосы и твою спинку, твои белые ножки… и не сделаю ничего, что ты не захочешь. Не нужно бояться, госпожа. Я буду тебе послушен, ты ведь в этом уже могла убедиться недавно.

Элиав вытаращил глаза и теперь смотрел на меня с нескрываемым удивлением. О стрелы Эрота! Когда же эти мужчины оставят меня в покое и уберутся восвояси!

– В услугах массажиста я не нуждаюсь. Так о чем ты хотел поговорить?

– Завтра с утра я пойду в город. Очень рано рано, пока ты еще будешь спать. Не думай, что сбежал, я не покину тебя, – миролюбиво заявил Дакос.

– И что ты собираешься на заре искать в Риме? – недоумевала я.

– Это мое дело. Хочу лишь предупредить.

– Да иди ты, куда хочешь, но… Послушай! Если ты затеял что-то плохое… Дакос! Даже не смей думать о том, чтобы кого-то ограбить или убить.

– Ты хочешь меня обидеть, женщина? По твоему я похож на вора или разбойника? – насупился он.

– Я тебя совершенно не знаю. Понятия не имею, что ты за человек. Но дерзости точно не занимать. Ты все сказал? Я тебя отпускаю на утреннюю прогулку, так и быть, походи, полюбуйся Римом.

– Я не ищу развлечений! А Рим я успел хорошо повидать в первые месяцы плена.

Он глухо произнес последние слова, и мое сердце дрогнуло. Вряд ли Дакос хотел разжалобить, но некоторое сочувствие его признание у меня вызвало. Оттого и речь дальше повела немного доброжелательней:

– Я тебя услышала. И не собираюсь держать взаперти. Я даже не знаю, как лучше подойти к этому вопросу. У меня никогда не было рабов.

– Это заметно! – хмыкнул наглец.

– Да ты, кажется, насмехаешься? Прочь с глаз моих! Оба! Выметайтесь отсюда, я хочу спать! И никакие помощники мне в этом деле не нужны.

– Я сейчас уйду, – буркнул фракиец и угрожающим тоном продолжил. – С завтрашнего дня именно я буду приносить тебе воду для вечернего умывания. Я! А не смазливый гречонок.

– Та-ак, интересно… а тебе не стыдно будет прислуживать женщине? Это не заденет твою мужскую гордость и воинскую честь? А?

– Ты помогла мне, и я умею быть благодарным, – увильнул он, сверкая глазами. – На моей родине принято уважать женщин, правда, ты еще не стала матерью, но когда-нибудь будешь ею. Мы поклоняемся Великой Богине, – она учит мужчин оберегать тех, кто дарят нам радость и продолжают род. Нет, служить тебе не будет для меня позором. К тому же ты вовсе не римлянка. И живешь очень скромно.

Мне осталось только руками всплеснуть и вознести негодующий взор к потолку с облупившейся краской.

– Чудесно! Просто чудесно! Всю жизнь мечтала о таком помощнике.

– Вот боги и послали тебе меня.

Он будто не уловил моей тонкой иронии, вот чурбан, еще возомнит о себе невесть что…

– Доброй ночи, Госпожа. Эй, ты, грек, ты тоже уходишь!

– Иди уже, Элиав! Ох… Всем доброй ночи.

Я строго посмотрела на Дакоса.

– Если узнаю, что ты обижаешь моего приятеля, если я только узнаю… Очень рассержусь и накажу тебя. Как-нибудь… эм-м… очень сурово! Не смей трогать парня! Ты меня понял?

– Если он больше не будет долго разговаривать с тобой, – продолжал настаивать Дакос.

– Нет, это уже не лезет ни в какие ворота! Ты что себе позволяешь? Ты здесь кто?

– Я – тот, кто теперь будет защищать и оберегать тебя. Со мной тебе не грозит никакая беда. Ни злые люди, ни голод. Я всегда сумею позаботиться о тебе, женщина.

Когда занавеси за