Седьмая руна - Екатерина Каблукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да как вы смеете?! – взревел Копен.
Молния сорвалась с его пальцев, метя в девушку. Она отмахнулась от нее, словно от назойливой мухи. Заклинание отлетело и впечаталось в панель, оставляя уродливое пятно. Франсуаза надменно улыбнулась.
– У вас не хватает сил даже на это, профессор! – холодно заметила она. – И только что вы совершили покушение на дочь графа д’Эгре.
– Я… что… – от осознания того, что он натворил декан побледнел и рванул узел галстука. – Это был несчастный случай…
– Я так не думаю, а вы, Николя? – девушка обернулась к адепту, вжавшемуся в стул так, словно он хотел стать частью мебели.
– Я… я не знаю… но я думаю, господин декан… думаю вы… Можно я пойду? – Николя умоляюще посмотрел на Франсуазу.
Она усмехнулась.
– Идите, Николя. Вы достойный представитель этого факультета!
После этих слов юноша еще сильнее вжался в стул. Франсуаза с вызовом взглянула на мрачного как туча Копена. Он стоял, опираясь ладонями о стол, и молчал. Понимая, что разговор окончен, девушка холодно кивнула на прощание и вышла.
Собрав всю волю в кулак, она смогла с гордо поднятой головой пройти по коридору и спуститься с лестницы.
– Мадемуазель д'Эгре! Мадемуазель д'Эгре!
В ушах шумело, и она не сразу поняла, что обращаются к ней.
– Да? – как Франсуаза ни старалась, губы все равно подрагивали, но адепт этого не заметил.
– Профессор ле Шовен просил передать, что ждет доклад…
– Скажите ему, чтобы катился ко всем чертям!
– Но… – ошеломленно пролепетал юноша, шокированный не то отношением к профессору, не то словами, которые не должна употреблять женщина.
Смахнув так некстати набежавшие слезы, девушка резко отвернулась и устремилась прочь. Прочь из этого места, где штаны и то, что в них, ценят гораздо больше, чем ум!
Проходя через ворота, она подняла голову. В глаза бросилась старая, давно выцветшая надпись: "Здесь и всюду", – гласили руны мертвого языка.
Франсуаза горько усмехнулась. Действительно, всюду будут считать, что ее место в аристократическом салоне, а не за кафедрой учебного заведения. Самое большее, ей позволят преподавать в женской гимназии, обучая дочерей аристократов основам целительства.
Не сдержавшись, она всхлипнула.
Идущий рядом Бонни заскулил, преданно заглядывая в глаза.
– Ох, милый… – не обращая внимания на грязь и удивленные взгляды прохожих, она присела, обняла пса и разрыдалась, оплакивая свои разбитые вдребезги мечты.
– Мадемуазель д'Эгре?! – знакомый баритон прорвался сквозь пелену слез.
Франсуаза подняла голову и встретилась взглядом с темными глазами Этьена Богарне. В голове пронеслась мысль, что уж очень странное сочетание представляли собой эти глаза цвета расплавленного шоколада со светлыми, вопреки моде торчащими во все стороны волосами.
Сейчас на лице полисмага отражалось беспокойство.
– Что случилось? – он протянул руку, помогая подняться.
Франсуаза встала и по привычке отряхнула безнадежно испачканную юбку. Благо дождь давно прекратился, и жакет остался сухим, не считая нескольких пятен от слез.
– Ничего. Ровным счетом ничего, – девушка постаралась сказать это как можно более беспечно, но отчаяние все еще сдавливало грудь, и фраза прозвучала жалко.
– Вы плакали, вас кто-то обидел? – допытывался полисмаг, наплевав на приличия.
– Мне всего лишь указали на мое место, – при воспоминаниях об обиде Франсуаза всхлипнула, слезы опять брызнули из глаз. Она заморгала и спешно уткнулась в белоснежный платок, протянутый капитаном Богарне. – Простите, я не должна…
– Показывать свои чувства? – понимающе кивнул он.
– И это тоже, – девушка решительно вытерла слезы и задумчиво посмотрела на белоснежный батист, решая, стоит ли отдавать его хозяину в таком виде.
– Оставьте его себе, – великодушно разрешил Этьен.
– Спасибо, – Франсуаза спрятала платок за манжет. – Кажется, я вас задержала?
– Отнюдь, – на раскрытой ладони полисмага вдруг возникли два кубика льда. – Вот. приложите к глазам.
– О, – девушка осторожно провела по векам кончиками пальцев, – действительно опухли.
– Заверните лед в платок, – посоветовал Этьен.
– Спасибо. Хотя любой другой вместо того, чтобы создавать лед из воздуха, воспользовался бы заклинанием целительства.
– Я же говорил, что не силен в этом.
– А лед? Зачем он вам?
– Положить в бокал с виски, конечно! – Этьен улыбнулся. – Но вы так и не рассказали, что случилось.
– Ничего… – она осеклась, вспомнив, с кем разговаривает. – Впрочем, вы все равно узнаете… я… меня отстранили от работы.
Вот и все. Она произнесла это вслух, но гром не прогремел, а земля под ногами не разверзлась. Напротив, солнце наконец-то выглянуло из-за туч, отражаясь в многочисленных каплях воды.
– Что? – Этьен ошарашенно взглянул на девушку. Бонни удивленно взвизгнул, вторя ему.
– Да, меня выгнали из академии… – она вытряхнула из платка остатки льда. – Не могли бы вы…
Этьен усмехнулся, совершенно правильно истолковав ее замешательство. Взяв тонкую ткань, он дунул, высушивая батист.
– Держите.
– Это ваш платок.
– Я же сказал: оставьте себе!
– Боитесь, я опять разрыдаюсь? – Франсуаза наклонила голову на бок.
– Скажем так, мне будет приятно знать, что вы его храните.
Девушка невольно улыбнулась.
– А вы нахал, господин капитан!
– Не без этого, – Этьен покаянно склонил голову, но сразу же выпрямился. – Я могу обнаглеть еще больше и пригласить вас на чашечку кофе?
Франсуаза покачала головой:
– Послушайте,
