Лик избавителя - Наталия Ломовская

Жизнь его протекала относительно спокойно – вошла, что называется, в колею. Родители уже подыскивали ему там, в Осетии, скромную девушку из хорошей семьи, мечтали, чтобы он зажил своим домом… Но ему предложили другую работу, предложили настоятельно. Откровенно говоря, это был, скорее, приказ. Отказаться было невозможно, и Тимур Адамович согласился, подумав, что тут не обошлась без Семенца. Все эти годы старик не терял его из поля зрения, позванивал пару раз в год, «присматривал», как сам полковник выражался. Иногда этот ненавязчивый присмотр докучал Вагаеву, особенно после одного случая. Вагаев переехал на новую квартиру, у него изменился номер телефона. Он все собирался позвонить старику, да замотался и забыл. Но Семенец позвонил сам, на новый номер, который не мог знать, и разговаривал так, словно ничего особенного не случилось.

Вагаев не сомневался, что поступившее ему предложение связано с Семенцом. Он согласился и начал работать в МЧС. Скромная осетинская девушка из хорошей семьи подождала-подождала, да и вышла за другого.

Вагаев чувствовал себя нужным. Он спасал людей. Он повидал мир – правда, все страны были одинаковы. Повсюду страдали люди, и вокруг них клубились жадные до страданий невидимки. Тогда Тимур впервые задумался – а что, если латимеры сами подстраивают какие-то беды? В самом деле, бывают же совершенно необъяснимые происшествия, причины которых туманно объясняют «человеческим фактором»?

Он встретил Нину и жил, как жил до тех пор, пока Нина не потрясла его за плечо, называя по имени.

До тех пор, пока латимеры не выставили свои условия.

…Он просидел на кухне до утра, а утром вместо запланированной яичницы и сардельки получил холодный взгляд Нины. Ночью она, тоже, видно не спала, думала свои невеселые мысли и теперь донесла их до Вагаева в форме, не оставлявшей места надежде.

– Я думаю, нам лучше больше не встречаться, – сказала она, низко опустив голову. Вагаев видел только ее пробор, очень ровный, розовый в рыжеватых волосах. Ему уже казалось, что он всегда любил ее, что ценил ее мало, и еще казалось, что можно ее вернуть, удержать… Сейчас он что-нибудь придумает, что-нибудь скажет, и она рассмеется, станет прежней Ниной. Той Ниной, которая порой раздражала, но чаще забавляла его. Она любила сладкие духи, любила грызть семечки и соглашалась играть с ним в шахматы в обмен на игру в «дурака». В шахматы всегда выигрывал он, а в карты – она, приговаривая: «Вот тебе на погоны!» И прилаживала ему на плечи две «шестерки». Ему было тогда смешно.

А теперь она прогоняла его и молчала, упрямо склонив голову. Он не нашел, что сказать ей, не про погоны же, в самом деле! Она молчала до конца, и Вагаев, дослушав тишину, ушел. Навсегда.

А вечером того же дня ему позвонил Семенец. Голос старика звучал глухо, Вагаев подумал, что тот здорово сдал за прошедший год. Тимур не хотел рассказывать ему про встречу с латимером, но полковник ловко вытянул из него всю информацию. Старый лис крепко знал свое дело.

– Дурные времена наступают, любезный мой Тимур Адамович. Не могу не радоваться тому, что уже стар – и жить, как говорил поэт, в эту пору прекрасную, стало быть, уж не придется… Расстановка сил меняется. Время белой королевы на исходе, дни ее правления сочтены. А кто придет за ней? Можете вы мне сказать?

Старик Семенец говорил о белой королеве так, словно они с Вагаевым всю жизнь только о ней и толковали. А между тем Тимур Адамович слышал о ней первый раз в жизни.

– Впервые слышу о белой королеве. Может быть, мне пора кое-что узнать?

– Может быть, – согласился Семенец. – Хотя, на мой взгляд, вы и так знаете слишком много. И уж всяко больше того, что нужно, чтобы прожить жизнь спокойно и умереть в собственной постели.

– Так кто она, белая королева? – осведомился Вагаев, пропустив мимо ушей намеки относительно собственной безвременной кончины. – Вы, помнится, говорили, что латимеры не организованы? Откуда же взялась королева?

– Так и есть. Королева не взялась, королева есть. Королева не организует латимеров, не влияет напрямую на их жизнь и зачастую даже не знает, что она – королева. Но каким-то, пока неясным мне образом она задает стиль жизни всему роду латимеров. Впрочем, разве не то же самое мы видим на примере современных монархий? Страной фактически правит премьер-министр, а монарх пользуется неизменным поклонением и любовью населения, на него любуются, им гордятся, с него берут пример… Понимаете, что я имею в виду? Монарх задает обществу определенный настрой. У наших невидимых друзей все то же самое, так-то, дорогой…

– А кто она? – голос Вагаева дрогнул, он сам не знал отчего.

– Она? Представьте, я видел ее однажды. Она была прекрасна и добра. От нее исходил ровный свет, и этот свет охватил меня целиком. Я не могу предположить, знала ли она о своей природе, о том, насколько велико ее влияние на невидимый мир… Но свет, исходящий от нее, сказал мне яснее слов: она не способна причинить зла. В ней было столько любви, что даже у меня, стреляного воробья, повидавшего много в своей жизни, закружилась голова, как будто мне было шестнадцать лет… Немудрено, что при ней латимеры держали себя в рамках, даже соглашались сотрудничать с нами. Ее уход может принести людям большие неприятности. Быть может, первая претендентка на это место уже показала себя. Быть может, она не так лояльно настроена к людям, как ее предшественница. Даже…

– И что нам теперь делать?

– Ничего, – старик засмеялся, но смех быстро перешел в надсадный кашель. – Мы ничего не можем поделать. Просто принять это. И надеяться, что все как-то разрешится. Да: не стойте у них на пути. Ведь как мы с вами, дорогой мой, ни пыжимся, мы всего лишь люди, уязвимые, слабые, смертные.

И в самом деле – все как-то разрешилось, устаканилось. Как и предполагал тот гнилозубый латимер, отыскать новую работу не составило труда. Ему предложили место в клинике пластической хирургии. Разумеется, пришлось пройти курс повышения квалификации в академии и получить сертификат. У Вагаева быстро образовалась своя клиентура, объявились даже поклонницы, горячо благодарившие его в Интернете. Это было приятно, но ни к чему. Лучше же всего было то, что в клинике не было латимеров. Ни один долбаный невидимка не ступил на темно-зеленые дорожки «Импланта». Там не было для них пищи – кокетливые страдания толстушки, только что избавившейся от трех литров жира, не шли в расчет. Ни страха, ни мук – это Ваганов видел по нитям. Только чистая, незамутненная радость, ощущение превосходства, чувство выполненного долга.

Наконец он научился смотреть и не видеть. В конце концов, он устал и имеет право на отдых. Дар, полученный им в довесок к спасенной жизни, оказался неликвидным – так раньше, при советском строе, продавали в магазинах «наборы», где к товарам дефицитным были приложены залежавшиеся и просто никому не нужные вещи. Их заворачивали в хрусткий целлофан, украшали атласным бантом: вот вам к бутылке коньяка подгнившие мандарины; к духам – сомнительного качества расческу! Получите и распишитесь!

И снова все изменилось в день, когда к нему в кабинет вошла девушка с огромными глазами цвета меда.

С такими глазами она могла бы быть хромой горбуньей или карлицей. Все равно она была бы прекрасна. Но девушка этого, видимо, не понимала. Ей не нравилась форма ее носа, подумать только! Нос, кстати, очень ей шел, если можно так выразиться. Вагаев даже, кажется, и выразился, но девушка не вняла. Нити над ее головой полыхали упорством. Вагаева это обеспокоило. Он не хотел делать операцию Анастасии Алексеевне… И не хотел ее отпускать. Больше всего он опасался, что, получив от него решительный отказ, она уйдет искать другого врача и найдет… Хорошо, если честного ремесленника, который выполнит ее безумную просьбу, совершенно уничтожив своеобразие лица, убив его тонкий шарм… А если нарвется на шарлатана? Она такая хрупкая, такая доверчивая! И в любом случае он ее больше не увидит. Если только она не придет к нему исправлять разрушения, причиненные плохим хирургом. Но это боже упаси! Так не лучше ли все сделать самому?

Вагаев согласился. Хотя в последний момент чуть было не отменил операцию. Накатила вдруг под сердце какая-то мутная волна, закопошилось в душе дурное предчувствие. Но он не поддался.

Операция прошла хорошо, но Вагаев все равно оставил Анастасию в клинике на лишний денек. Ему не хотелось с ней расставаться. К тому же он не знал, как ей сказать… Как ее подготовить… В общем, он сделал немного не то, о чем они договаривались. Сработал, так сказать, на свой страх и риск. Вагаев уже решил, что, если Анастасия останется недовольна, он повторит операцию за свой счет. Сделает то, чего она хочет. Но в душе Тимур Адамович полагал, что в этом не будет необходимости. Ей должен понравиться ее новый облик. Но все же неплохо, если до снятия гипса она узнает об этом. Заодно, пожалуй, стоит осторожно разведать… Выяснить как-нибудь – есть ли у Вагаева шанс?