Один в поле воин - Михаил Нестеров

Валентина молча наблюдала за своим пленником. Она будет наносить удар за ударом его отцу. И Максим вольно или невольно станет помогать ей. Как Илья послужил Курлычкину орудием мести, так и младший Курлычкин предстанет в таком же качестве. Только один умер, а второй останется жить. Он уже проявил себя как подонок, изнасиловав девушку. Но Ширяевой почему-то казалось, что в глубине души этого симпатичного парня осталось что-то доброе. Наверняка осталось. Или ей просто хотелось, чтобы так было.

А Максим так и не смог вспомнить эту женщину, напрасно напрягая память. Вчера он предположил, что она – мать той девушки, сегодня понял, что нет. Отверг и ту мысль, что она является ее родственницей. Он пытал свои мозги, вспоминая, что же он еще мог натворить, чтобы оказаться в таком положении. И хозяйка этого дома не могла не знать, кто он и кто его отец, который в кратчайшие сроки найдет ее и накажет. Вот только найдут ли его, Максима... вовремя?

Валентина по-прежнему молчала, Максим продолжал тренировать свои мозги. Наконец женщина вышла из комнаты, вернувшись с жестяным ведерком. Его она поставила в ногах Максима, подтолкнув бутылку с водой ближе к пленнику. Указав на ведро, сказала:

– Сюда ты можешь отправлять свою нужду – как маленькую, так и большую.

Максим растерялся только на мгновение, поведение хозяйки было для него унизительным. Он пнул ведро и ожег ее ненавистным взглядом.

– Убери от меня эту парашу подальше!

– Взбрыкнула гордость? – равнодушно поинтересовалась Валентина, поднимая ведро. – Можешь мочиться под себя. И вообще, эта комната теперь твоя. Есть еще одно помещение, которое тебе может не понравиться.

Она снова поставила ведро к ногам пленника, но продолжала держать его. Когда парень снова попытался отпихнуть его, Валентина приподняла ведро, и нога Максима ударила в пустоту.

Женщина насмешливо цокнула языком.

– Это единственная емкость, которая будет в твоем распоряжении. Таза для стирки собственных штанов не будет, не жди. Так что будь послушным мальчиком.

– Я же сказал, чтобы ты убрала от меня эту парашу!

– Тюремный жаргон на меня не подействует. Его я знаю гораздо лучше тебя. Скажешь, если тебе понадобится туалетная бумага. В этом случае, прежде чем приступать, налей воды из бутылки в ведро.

Женщина в третий раз поставила ведро и вышла.

– Сволочь, – сквозь зубы процедил парень. Но терпеть он больше не мог. Едва рассвело, а он уже мучился, машинально оглядываясь на дверь в надежде, что кто-то отведет его в туалет. Позвать кого-нибудь он не решался.

Оглядываясь на дверь, Максим встал на колени, долго возился с брюками и, стараясь не шуметь, взялся за ведро. Как назло, оно отозвалось дребезжащим звуком, ударившись краем об пол. Парень сморщился и, проклиная все на свете, торопясь справил нужду. Так же поспешно застегнул "молнию" на брюках и чертыхнулся, когда в "молнию" попала майка и он долго возился, высвобождая ткань.

Его руки подрагивали, организму стало полегче, да и душа немного успокоилась. Когда женщина заберет ведро, он попросит ее побыстрее вернуться, чтобы поговорить начистоту, узнать о ее планах, а взамен просветить ее относительно ее перспектив. В конце концов они могут помочь друг другу.

38

Тимофею хватило одного дня, чтобы изучить место проведения операции. Задание не казалось сложным, как всегда, важен был отход, поэтому время было определено на поздний вечер, когда в огнях сотен машин потеряется та, которую будут разыскивать. Опять же исходя из легкости задания, вряд ли возможна погоня.

Костерин оставил себе "вал", или "винторез", как еще называли этот автомат, а товарищу пистолет Стечкина. В комплекте со "стечкиным" шли два ствола и магазины под девятимиллиметровые патроны "макарова" и "парабеллума", но Рожнов оставил их у себя, сохраняя "стечкин" в базовой модификации – под патрон 7,62 миллиметра. В дальнейшем "чистый" комплект стволов мог пригодиться, применительно к другому оружию. Практичность Рожнова виделась Тимофею обычной жадностью. "Как бы не погорел полковник на замене стволов", – подумал Костерин.

Они один раз проехали мимо коттеджа Саркитова, расположенного в поселке Кирзавод, чтобы убедиться, что ни во дворе, ни рядом нет припаркованных автомобилей, следующий заход будет последним.

Поселок находился в черте города, а статус загородного населенного пункта приобрел от обилия частных застроек, в основном из облицовочного кирпича.

Данные на Саркитова говорили о том, что он редко выезжает из дома, не придерживается системы, срубовую баню, стоящую особняком, топит когда вздумается. Окна дома зарешечены, входная дверь металлическая, вместо обычного глазка – круглое смотровое окошко; уверенность, с которой Саркитов подходил к оконцу, говорила о крепости и надежности стекла.

Мой дом – моя крепость. Но если внутри здания Саркитов был неуязвим, то во дворе становился беспомощным. В задачи Костерина не входило выманивать клиента из дома. В одиннадцать часов вечера Саркитов откроет дверь, чтобы впустить человека, пришедшего по рекомендации от их общего знакомого. Именно этот момент порадовал Рожнова.

Костерин нажал на кнопку звонка, расположенного рядом с калиткой. Калитка была решетчатой, в человеческий рост, из дома через нее хорошо просматривался небольшой участок улицы и собственно звонивший. Ворота же были массивные, из листового железа, лишь верх венчало ажурное хитросплетение армированных прутков.

Плотные шторы не выдали передвижений хозяина, темным осталось и смотровое оконце. Но вот оно вспыхнуло светом: открывая дверь, хозяин зажег свет в прихожей.

Саркитов оказался худым, высокого роста, в какой-то степени его облик подходил к образу жизни затворника. Люминесцентная лампа на столбе хорошо освещала все пространство двора, несколько хуже – Костерина, стоящего к калитке вполоборота. Когда хозяин протянул руку к задвижке, Тимофей высвободил из-за спины автомат и быстрым движением просунул массивный ствол между прутьями.

Первые пять-семь пуль прошили Саркитову живот. Его отбросило от калитки, и Костерин, тщательно прицелившись, разрядил магазин, рассчитанный на двадцать патронов, в грудь и голову наркоторговца.

Попало и собаке, бросившейся на защиту своего хозяина. Она лежала у него в ногах и дергала лапами. Судя по всему, долго не протянет.

Тимофей перебросил автомат через забор и поспешил сесть в машину.

Левый заказ пришелся как нельзя кстати. Костерин поиздержался, купив иномарку, его товарищ также сидел на бобах.

Хорошая работа, платят вовремя, а когда совсем прижмет – можно попросить у начальника аванс. Но это касалось только двух человек из группы Шустова. Остальные бойцы о левой работе не подозревали.

Часто Костерин думал: сколько берет себе Рожнов? Если бы на раздаче стоял Тимофей, половину оставлял бы себе, а другую половину делил между боевиками. Наверное, полковник так и делает.

39

– Я слушаю тебя. – Валентина появилась не так скоро, как ожидал Максим.

Парень несколько раз кивнул головой – да, да, сейчас. Непосредственная близость разговора еще больше взволновала его. Едва справляясь с волнением, забывая о том, что еще недавно он готов был выдвинуть обвинения этой женщине, он заговорил. И не мог отделаться от неприятного чувства. Слово "обвинение", пришедшее ему на ум, подкатило к горлу слабую волну адреналина, от чего дыхание стало чуть учащенным, воздух проникал только в верхнюю часть груди, и парню казалось, что он дышит одними бронхами. Еще чуть-чуть, и он узнает, где видел эту женщину. Но собственный голос отвлек его от навязчивых мыслей.

– Давайте разберемся, – предложил он, предпочитая подолгу не смотреть на собеседницу. – Что я мог сделать такое, чтобы... – Максим потряс закованной рукой.

Звук наручников побудил в нем желание заговорить о своей молодости, что все его опрометчивые поступки можно оправдать возрастом... Вместо этого он сказал:

– Мне кажется, я вас знаю. Давно знаю.

Валентина медленно кивнула головой.

– Да, мы встречались в зале суда.

Дышать Максиму внезапно стало легче, он хватанул сразу столько воздуха, что едва не задохнулся от его избытка.

Судья...

Народная судья...

Точно, это она.

Он почувствовал, как зашевелились на голове волосы. Он отказывался верить своим глазам, слуху, который различил знакомые интонации властного голоса. Одно только слово навело на него столько ужаса, что справиться с ним было почти невозможно. Оно несло в себе неотвратимое возмездие.

– Я вижу, память возвращается к тебе быстро. Если ты не забыл, меня зовут Валентина Петровна. Вот так и называй меня. – Видя, что парень не реагирует, она продолжила: – У тебя есть еще вопросы?

Вопросов у него накопилось множество, но он не в силах был произнести ни слова. Он молча проводил судью взглядом.