Доживем до понедельника. Ключ без права передачи - Георгий Исидорович Полонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она встала и, не договорив, покинула класс.
— Видите? — сказала Нина Максимовна. — Она у нас по два раза в месяц бюллетенит: мерцательная аритмия, стеноз… — Досадливым жестом директриса дала понять, что диагноз длинный и плохой. — Пойти успокоить.
Теперь Виталий Дудин остался один. На лице его читалось: «Ну и влип!»
За стеной сотрясала коридоры большая перемена.
2
Вы не забыли, что это такое — большая перемена?
Резвится стихия, выходя из берегов. Все озабочены: все боятся недополучить, недоурвать плодов двадцатиминутной свободы! Скорей, скорей! Дети взмокли от страшной целеустремленности…
— Кх! Кх! Кх! — раздается из-за угла, и мальчишка лет десяти, бежавший мимо Виталия, закатывает глаза, шатается, сползает по стенке на пол.
— В чем дело? — спросил у него Виталий.
— Ранили, гады… — простонал тот, весь во власти самозабвенной сценической правды, когда актеру уже не до зрителей.
Двое других мальчишек деловито схватили беднягу под руки и тащат куда-то.
— Куда вы его?
— В плен, куда же. В штабе он развяжет язык!
— Держите карман шире. Ничего не скажу! — на секунду открывает глаза «раненый», и в этих глазах — безумство храбрых.
Откуда Виталию знать: прекратить это следует или позволить? Он, усмехаясь, глядел воякам вслед… Тут перед ним вырос десятиклассник:
— Виталь Палыч — это вы?
— Я…
— Вас Нина Максимовна просила подежурить по этажу.
— Меня?
Но объяснений не поступило, десятиклассника уже нет. Неужели бросаться в этот человеческий водоворот, изображать собою плотину?
…Орава преследователей (из четвертого, кажется, класса) мчится за пунцовым мальчиком, прижимающим к себе рулон ватмана.
— Скажите, чтоб они газету не лапали! — заклинает он, чуть не падая Виталию в ноги и хоронясь за его спину.
Участники погони остановились и тяжело дышат.
— Что за конфликт? — прищурился Виталий.
— А чего этот Монастырский неправильно карикатуры рисует? Что у Ляликова сплошные двойки по-русскому?!
— А на самом деле?
— Четверку он сейчас получил! Вот только что! Четверку!
Вперед выталкивается коротышка с плутовским выражением лица — это сам Ляликов.
— Опоздал он со своей четверкой! Я-то газету делал вчера! Скажите им, что надо вешать так! — взывает пунцовый Монастырский.
Как в этом гвалте и неразберихе принимать соломоновы решения?
— А по-моему, надо вешать таких редакторов, — пошутил Виталий. И, если бы даже он объяснил, спохватившись, что самосуд — не инструмент юстиции, это опоздало уже, все оговорки потонули в хоре восторженных и мстительных воплей. Газету силой отобрали, уволокли, чтобы навести в ней справедливость, и сам редактор был похищен именно для расправы…
Относительный покой Виталий нашел на лестничной площадке четвертого этажа. Примостился у окна, достал из своей тоненькой папки газету «Советский спорт», но увидел, что сюда поднимается его закадычный враг — тот самый доцент, руководитель педпрактики… Хорошо, что врага задержал щебет двух студенток. — Виталий успел заменить «Советский спорт» учебником педагогики. Но доцент проследовал мимо так, словно Виталий Дудин — пустое место!
— Филипп Антоныч! — жалобно окликнул Виталий.
— Да?
— Мне деканат на это дал, — он показал переплет учебника, — срок до конца месяца. Примите зачет, а?
— Все у вас наоборот, Дудин. У людей практика, а вы впервые взялись за учебник… Когда ваши товарищи были вожатыми в пионерлагерях, вы себе устроили каникулы! И эта курточка… в ней хорошо пойти на танцы, на ипподром, но не в школу! Будьте скромнее, Дудин, — дети вокруг вас.
Доцент ушел, с ним студентки, сочувственно глянувшие на Виталия, а он, взывая к высшей справедливости, поднял глаза.
Наверху плавало голубое облачко, прошитое насквозь лучом солнца. Облачко пахло табачком.
— Эй, конспираторы! Слишком нахально дымите, все видно, — сказал Виталий, сложив рупором ладони.
Молчание.
Он стремительно взбежал наверх и попал на тесную, прокопченную многими поколениями курильщиков площадку, ведущую на чердак. Четверо мальчишек — на вид им лет по тринадцать — давили подошвами чинарики, большого смущения не выказывая. Он, Виталий, был у них «подопытный»: интересно, как поведет себя, угрозами будет брать или задушевными рассказами о вреде табака…
— Я думал, это десятиклассники грешат, — сказал Виталий, разгоняя рукой дым, — а вы ведь, кажется, из шестого «Б»?
— Так точно!
— Городянский, ты же в обмороке почти, у тебя даже веснушки пропали…
— Я скоро брошу, Виталь Палыч, — сквозь мучительный кашель пополам со смехом говорит очень рыжий и тощий мальчик. — Только я — Грод-нен-ский.
— Извини. А ты — Коробов, верно?
— Я?! — изумляется беленький, очень хорошенький мальчик с лучистой улыбкой. После изумления он, впрочем, согласился:
— Коробов, да. А что?
— Сигареты мне.
Виталий протягивает руку.
— А у нас их нету, — невинно округляет глаза третий персонаж, толстощекий Курочкин.
— Ну папиросы.
— У нас сигара была гаванская, — сообщил Коробов. — Их мало кто покупает, цена — сами знаете — кусается. А мы подумали: туго ей одной, Кубе-то, в том полушарии… надо все-таки поддержать.
Виталий оценил эту демагогию:
— Из идейных, значит, соображений? Остряки… Ну пошли, пошли, дышать тут нечем.
Они стали спускаться.
— И чего он к вашей куртке прицепился? — пожал плечами Гродненский. А Коробов утешил:
— Вы зря волнуетесь насчет зачета. Сперва нервы подергает, а потом еще сам будет бегать за вами!
Виталий озадачился:
— Парни… откуда такая опытность?
— От жизни! Тут у нас — то же самое в конце четверти… А правда или брехня, что вы теперь наш классный руководитель?
— И это вы знаете? Послушайте, братцы… Я очень надеюсь на вашу мужскую солидарность. Про этот разговор подслушанный — никому, ладно? Сами понимаете: нельзя мне, вступая в такую должность…
— Ясно, Виталь Палыч, — весело подмигнул Коробов. — За себя и за этих двух я ручаюсь. А вот Пушкарев у нас недавно, он еще не проверенный…
Худенький невзрачный мальчик, не сказавший до тех пор ничего, вспыхнул:
— Как ты можешь, Андрей?.. — Ему от горечи слов не хватило.
Коробов погладил его по голове:
— Не плачь, беби.
— После уроков, — сказал Виталий, — я загляну к вам, потолкуем. Впрочем, ваш директор, может быть, еще передумает… не доверит вас мне.
В этих словах прозвучала слабая надежда.
Какая-то совершенно незнакомая женщина обратилась к Виталию:
— Кажется, вы дежурный по этажу? Смотрите, какая свалка у химического кабинета!
И он поплелся к химкабинету.
А мальчишки во главе с Андрюшей Коробовым шли по коридору, вторгаясь, как нож в масло, в образцовые ряды старших девочек, которые фланировали по кругу с книжками и зубрили. Старшеклассницы шипели, но расступались: лучше не связываться…
— А вообще-то, здорово, — высказал Гродненский, — если у нас будет мужик. Может, наконец, в поход сходим! Говорят, у него первый разряд по плаванию. Пускай
