Южане и северяне - Хочхоль Ли

Для человека, который более 70 лет был связан с землей, эта реформа была страшнее, чем удар молнии. Дедушка носил очки для дальнозорких. Когда он получил извещение о конфискации имущества, его руки задрожали, как осиновые листья на ветру, а колени подогнулись. Он даже не обратил никакого внимания на человека, который доставил приказ о конфискации. Лишь сказал единственному сыну, поддерживающему новый режим:

— Почему ты так поступаешь?

Обстановка круто изменилась. Теперь даже Ан Саниль, когда-то руководивший земельной реформой, оказался в числе бывших уважаемых старших. Ими уже не интересовались, их не замечали. Приспосабливаясь к новой обстановке, Ан Саниль переметнулся на сторону парторганизации южного уезда Пхёнган.

В этот день я — ученик старшего класса средней школы — сидел в большой комнате вместе с тетушками. Как мог, я старался убедить их в необходимости происходящих перемен, говорил о благе страны… Затем я вышел по надобности на улицу и случайно за воротами увидел парня крепкого телосложения, стоявшего с винтовкой. Это оказался Пхунён из дома Квандон. Я заметил, что вид у него был очень печальный, даже жалкий. Увидев меня, он смущенно отворачивался. Я был потрясен увиденным, мне даже хотелось приободрить его в тот момент. Вечером того дня я снова и снова вспоминал нашу встречу, а образ Пхунёна все время мелькал перед моими глазами. И это не случайно.

Когда я впервые пошел в первый класс, Пхунён уже переходил в 6-й класс народной школы. Тогда ему было примерно четырнадцать лет. При первой же возможности он всегда помогал нам, младшим ученикам. Когда начинался сезон дождей, в нашей деревне убирали деревянный мостик через реку и переходили её вброд. При сильном наводнении обходили реку через дальние поля. Бывало так, что иногда нас, первоклашек, Пхунён перетаскивал через бушующий поток на своей спине. Я никогда не забуду теплую спину этого заботливого человека, который, видимо, тоже получал большое удовольствие от своего благородного поступка.

Несколько позже я узнал, что в ужасное время, когда зверствовали такие люди, как Сучан, Пхунён некоторое время оставался в тени, не знал, что делать. Но после 1949 года, осенью, пошел в армию в качестве офицера.

Что касается меня, то я не стал офицером спецотряда в Нансоне и был направлен в резервный батальон — проводить воспитательную работу. Затем вместе с новобранцами этого батальона в качестве заместителя командира взвода добирался до Ульчжина. Я не был произведен в офицеры, потому что являлся всего лишь выпускником средней школы повышенной ступени, а не студентом. Но главная причина, по-видимому, заключалась в том, что кадровая служба бригады узнала о моем социальном происхождении.

Я был удивлен тем, что в сложной обстановке военного времени они так быстро докопались до самого дна моей биографии. Впрочем, у меня были кое-какие предположения на этот счет. Когда нас отправили из Нансона в резервный батальон города Тансалли, мы ненадолго останавливались в строевой части бригады. Здесь я неожиданно встретился с Ан Чжупхилем — лейтенантом, служившим писарем в воинской части. Откровенно говоря, особой радости от этой встречи я не испытал, но для проформы сухо поздоровался. Полагаю, мой знакомый чувствовал то же самое.

Кстати, он не принадлежал к местной родовой общине нашей деревни. В отличие от других, кто также не являлся родственниками местного клана, после долгого скитания на чужбине он не вернулся на родную землю, а поселился в верхней деревне Помяги, где в основном жили родственники по фамилии Ан. Так случилось, что она объединилась с нашей, и он стал жителем объединенной деревни. В последние годы японского колониального господства в Корее по просьбе его матери мой отец устроил его посыльным в канцелярию Ан Саниля. С тех пор я, можно сказать, знал его лучше других. Возможно, лейтенантом, которого в строевой части встретил господин Чо Сынгю, был тот самый Ан Чжупхиль.

Много воды утекло с тех пор, в деревне произошли существенные изменения. Однако эти перемены особо не затронули бедных крестьян, например таких, как Ёнбёнский Товарищ, Ёнхынский Папаша и Ковонский Дядюшка, не коснулись они и человека по прозвищу Батат из Чонпхёна, мунчхонского Камень-картошки и других бедняков. Несмотря на происходящие вокруг перемены, эти люди не расставались со своим старым, привычным укладом жизни. Следует отметить, что в результате аграрной реформы они получили свою долю земли, но в партию так и не вступили.

Если говорить по существу, то первое впечатление господина Чо Сынгю о Северной Корее сложилось, когда он прибыл туда и увидел всё своими глазами. Мое же сложилось в последние пять лет, когда я сам все видел и испытывал непосредственно на себе. И у господина Чо Сынгю, и у меня данное «впечатление» сложилось в результате знакомства с реальной действительностью этой страны.

Наши впечатления были одинаковы, хотя сложились в разных условиях. Думаю, мое безразличное отношение к выступлениям против командиров со стороны Но Чжасуна из Янъяна, Енбёнского Товарища и других можно объяснить идеологической позицией. Полагаю, что поведение Чо Сынгю в той обстановке объясняется также его разочарованием увиденным.

5

Тем временем, в начале шестого лунного дня, исчезла луна, наступили темные ночи. Казалось, из темного неба звезды пускают вниз острые, как кинжалы, лучи. Высоко в небе висело слегка покосившееся созвездие Большой Медведицы, излучая свой холодный синий цвет.

Словно преследуемые невидимым противником, люди шагали всё быстрее и быстрее. Пока мы шли двумя длинными рядами по разным сторонам дороги, мы могли видеть друг друга и даже различать мрачные лица соседей. Но в кромешной темноте порядок движения был нарушен, все смешалось — ряды исчезли, все устремились к центру дороги. Одним словом, начался такой хаос, что сам чёрт ногу сломит.

Создавалось такое впечатление, что люди куда-то очень спешат, каждый шел сам по себе, изо всех сил стараясь не обращать внимания на других. Те, у кого были длинные ноги, оказались впереди, а солдаты с коротким шагом сильно отставали. В результате полностью расстроились ряды — как впереди, так и сзади. Шедшие впереди командир и гид под напором догоняющей их разъяренной массы вынуждены были также двигаться значительно быстрее. В какой-то момент с ними поравнялись новобранцы, шедшие далеко позади них. Уже невозможно было отличить офицера от рядового, младшего от старшего.

И я вместе с другими также шел быстрее, а иногда почти бежал, догоняя впереди идущих. В тех условиях никто не мог объяснить и показать, что делать, как искать выход из создавшегося положения. Все это напоминало общее хаотическое состояние в стране. Никто не мог объяснить, почему происходит такая неразбериха.

Интересно отметить, что Ёнбёнский Товарищ видел во сне нечто подобное. Стоя у дороги «на тот свет», вначале он видел сумерки перед заходом солнца. Но когда пошел по этой дороге, все больше натыкался на кромешную темноту. Ему казалось, что в конце концов она приведет только в ад. Он заметил, что спасался как мог, то ускоряя, то замедляя шаги. Люди надеялись, что в конце концов они все же увидят в царстве повелителя мертвых — Ямы — сине-фиолетовый огонек.

Пройдя примерно десять ли в такой суматохе, начальство пришло в себя; был отдан приказ о втором привале. И тут же до смерти уставшие бойцы растянулись на земле кто где. Ночь была темная, но, если сильно постараться, все же можно было увидеть находящихся рядом людей. Здесь было так же темно, как в запертом вагоне в ту ночь, когда мы ехали в Косон. На отдыхе колонны также смешались и превратились в массу неорганизованных людей. Чтобы отделиться от них, начальство расположилось недалеко впереди.

Подул свежий ветерок со стороны моря, которое находилось внизу, за тёмным сосновым бором. Моря не было видно, но можно было догадаться о нем по запаху соленой воды, который вместе с ветерком доносился до нас. Казалось, что и море, и сосновый бор находятся где-то далеко-далеко в бескрайнем пространстве. Никто не хотел нарушать эту тревожную тишину, все оставались на своих местах. Лишь несколько человек пошли к краю дороги, чтобы справить свои естественные потребности.

До местности Муннамни оставалось совсем немного. Те, кто знал дорогу, почему-то шептали на ухо соседям, но на это никто не реагировал. Казалось, этим усталым людям было все равно, где они находятся. Можно было услышать негромкий разговор между главным начальником и проводником колонны. Капитан спрашивал:

— Наверно, прошли около пятидесяти ли?

— Да. Должно быть, даже больше, — ответил проводник. Капитан снова спросил:

— А где будет следующая остановка к утру? Наверно, не доберемся до Сокчхо?