Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бисмарки возвратились в Шёнхаузен в конце сентября 1847 года, окунувшись в семейную жизнь. 24 октября Бисмарк отправил сразу два письма: сестре и брату. Сестре он сообщал о том, что доволен женитьбой, избавившей его от «бездонной тоски и депрессии», одолевавшей его, как только он оказывался «в своих четырех стенах»47. В письме брату Бернхарду Бисмарк жаловался на меланхоличную тещу: «Будущее она видит только в черном цвете». Он написал также о том, что свадебное путешествие, длившееся 57 дней, обошлось ему в 750 талеров, то есть каждый божий день он тратил по тринадцать талеров, и ему пришлось использовать свадебные деньги Иоганны, которые она хотела употребить на приобретение столового серебра. Заодно он с удовольствием пустил в дело старое отцовское серебряное блюдо. «Веджвуд нисколько не хуже», – резюмировал Бисмарк48. 11 января 1848 года король действительно пригласил Бисмарка на обед во дворец. Он сидел рядом с Людвигом фон Герлахом и, похоже, без Иоганны49.
Когда Бисмарк в тот вечер возвращался домой, на улицах Палермо в Сицилии уже было неспокойно. На следующий день вспыхнуло восстание против короля Неаполя, положившее начало революционному 1848 году. 23 февраля 1848 года разразилась революция во Франции. Людовик Филипп бежал, и в стране была провозглашена Вторая Французская республика с грубой якобинской фразеологией и напоминаниями о терроре. Вести о событиях в Париже быстро распространились по Европе, вызвав волнения во многих городах от Копенгагена до Неаполя. Везде шумные сборища и людские толпы. 27 февраля 1848 года в Мангейме состоялся массовый митинг с требованиями свободы прессы, справедливого судопроизводства, создания ополченческой армии и парламента. Восстания и митинги охватили все германские города. Взбунтовались крестьяне, нападая на помещичьи усадьбы. 13 марта 1848 года началось восстание в Вене, обратившее в бегство князя Меттерниха. Символ репрессивности старого режима покинул столицу, уподобляясь перепуганному беглецу. 17 марта вспыхнуло восстание и в Милане, после того как здесь стало известно о бегстве Меттерниха.
Гарнизоны европейских городов не владели тактикой парижских уличных боев. Они не знали, как сражаться против баррикад, перегородивших узкие и кривые улицы скученных городских центров, как справиться с льющимся из окон верхних этажей кипятком. Армии паниковали, видя братание между солдатами и гражданами. В Северной Италии маршал Радецкий располагал внушительной силой – более десяти тысяч вооруженных людей, и у него стояли гарнизоны во всех крепостях вокруг Милана, но и он не смог взять под свой контроль город. За один день после сообщений о падении правительства Венеции и бегстве Меттерниха Милан оброс рукотворными баррикадами50.
В Берлине беспорядки начались сразу же после получения вестей из Парижа. Удерживала толпы людей на улицах и прекрасная погода. Кристофер Кларк так описывал сложившуюся в городе ситуацию:
...
«Встревоженный нарастающей решимостью и своеволием толп, запрудивших улицы, начальник полиции Юлиус фон Минутоли распорядился ввести 13 марта в город свежие войска. В ту ночь несколько граждан были убиты в схватках, завязавшихся вблизи дворца. Толпы и солдаты состязались друг с другом за контролирование городского пространства»51.
Несколько дней король Фридрих Вильгельм IV пребывал в нерешительности, раздумывая, чью сторону занять: «голубей», предлагавших пойти на уступки, или «ястребов», возглавлявшихся генералом Карлом Людвигом Притвицем (1790–1871), командовавшим в Берлине бригадой гвардейской пехоты и настаивавшим на применении силы. 17 марта король, потрясенный бегством Меттерниха, наконец сдался и согласился отменить цензуру прессы и дать Пруссии конституцию. Минуло всего лишь одиннадцать месяцев со времени бравурной тронной речи, и король все-таки понял, что есть сила, способная трансформировать «естественную связь между государем и народом в обыкновенные конституционные отношения», и этой силой является не что иное, как страх. На следующее утро, когда ликующие толпы собрались на Дворцовой площади, произошли серьезные столкновения между армией и демонстрантами. По всему Берлину выросли баррикады. Армия уже была не в состоянии контролировать город.
18 марта 1848 года чуть ли не в полночь генерал фон Притвиц, которого его биограф характеризует как человека «сурового, решительного и замкнутого»52, прибыл во дворец и попросил у короля позволения отдать приказ об эвакуации города, с тем чтобы открыть по мятежникам артиллерийский огонь и принудить их к капитуляции. Дэвид Баркли так описал их полуночное рандеву:
...
«Смущенный монарх выслушал, поблагодарил Притвица и вернулся к письменному столу. Притвиц отметил то, с «каким удобством его величество уселись за стол, сняли сапоги, носки и натянули на ноги меховые гетры, собираясь, видимо, писать длиннющий документ». Тогда он составил, пожалуй, свой самый знаменитый документ – обращение «К моим дорогим берлинцам» ( «An Meine lieben Berliner» )»53.
К рассвету обращение было расклеено по всему городу. В нем король призывал граждан:
...
«Верните нам мир, уберите баррикады… и я даю вам государево слово, что улицы и площади будут очищены от войск, они останутся только в нескольких самых важных зданиях».
Приказ о выводе войск был отдан уже на следующий день перед полуднем. Король доверился революции54.
Для большинства солдат, для принца Вильгельма, брата короля, для кронпринца король Фридрих Вильгельм казался трусом, спасовавшим перед чернью. Роон, находившийся в Потсдаме, настроился на то, чтобы эмигрировать. Бисмарк, как обычно, схватился за шпагу. Через два дня, 20 марта, в Шёнхаузен заявилась делегация из Тангермюнде и потребовала водрузить на колокольне черно-красно-золотистый флаг Германской республики. Бисмарк вспоминал потом, как он тогда спросил своих крестьян: «Готовы ли они защищать себя?»:
...
«Они ответили горячо и единодушно Ja , и я посоветовал им выдворить горожан, что они незамедлительно и сделали при охотном участии женщин»55.
21 марта Бисмарк спешно отправился в Потсдам, желая выяснить: есть ли смысл в том, чтобы двинуть на Берлин вооруженных крестьян. Бисмарк повествует о своих впечатлениях в мемуарах, и они в основном совпадают с описаниями Галля, Энгельберга и Пфланце:
