Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может быть, всё-таки, тот, о котором говорила Гребкова – предатель Горелов? За это ведь статья расстрельная… На что угодно пойдёшь, лишь бы не трибунал…
– Ну, расстрельных статей у нас и без этой хватает. Приедет Ерохин – расскажет всё подробно, но я склонен думать, что Горелов давным-давно предстал перед тем судом, – Дубовик показал пальцем вверх.
– Товарищ подполковник, – окликнул его в этот момент фельдшер, – осмотр я провел, положение тела, на всякий случай, очертил. Будем доставать?
– Ни в коем случае. Пусть всё остается на своем месте. Приедет следователь – сам всё решит. А пока… Денис Осипович, пригласите сюда Ситникову. У меня к вам двоим будет дело.
Баташов кивнул и вышел.
Люди ещё толпились, но шум понемногу стихал, некоторые уже направились по своим домам.
Баташов предложил и остальным расходиться.
– До утра всё равно никто вам ничего не скажет. В дом войти тем более не позволят. Идите отдыхать.
Пока он разговаривал с колхозниками, Ситникова вошла в дом.
Дубовик попросил её отвести Антонину и Галину Антоновну домой к Шушковой, а саму вернуться сюда.
– До приезда опергруппы вы мне нужны здесь.
Женщина ушла, а подполковник обратился к Забелину:
– Что скажете, Аким Петрович?
– Задушена. Руками.
– Та-ак… Но если я правильно понимаю, она должна была как-то сопротивляться?
– Вы хотите сказать, что могла оцарапать лицо, руки убийцы? – Дубовик согласно кивнул. – Нет, к сожалению, даже если она и сопротивлялась, то мы ничего не увидим. Дело в том, что у доярок ногти подстрижены, что называется, «под корень». Это чтобы не оцарапать случайно вымя, не занести инфекцию. Руки у них грубые, но чистые. За этим строго следят на ферме.
– На теле больше никаких повреждений?
– Нет. Только пуговицы на груди расстёгнуты.
– А ключика небольшого такого вы там случайно не нашли? Я имею в виду на теле?
– Нет. Я осмотрел всё очень внимательно. Понимаю свою ответственность.
– Хорошо… Спасибо… Приятно иметь дело с грамотным человеком, – Дубовик задумчиво потер подбородок. – Ну, что ж… Подойдем к поискам с другой стороны… Кстати, как Гаврилов?
– По-прежнему. Но сердце работает чисто. Думаю, что скоро придёт в себя.
– Вы можете идти. И отпустите Поленникова. Смысла дальше там сидеть нет.
– Значит так, товарищи, – Дубовик обратился к сидевшим на скамье у окна Баташову и Ситниковой. – Как я уже сказал, с опергруппой приедет следователь. Как пойдёт дальнейшее расследование, сказать не могу. Насколько оно затянется – тоже. Но у меня очень мало времени, поэтому я буду вести свои следственные действия, чтобы не допустить ещё одной ошибки. Я имею в виду Ботыжникова. Сейчас я проведу здесь обыск, а вы, пожалуйста, всё фиксируйте, потом подпишите необходимые документы, – он вопросительно посмотрел на обоих. – Но пока об этом никому ни слова.
– Хорошо, товарищ подполковник. Мы всё прекрасно понимаем и поможем вам, – кивнул Баташов.
Дубовик шаг за шагом, вновь и вновь, обходил избу, заглядывая в каждый угол. Он осторожно приподнимал сложенные в сундуке и комоде вещи, обойдя открытый подпол, просмотрел полочки с посудой, в сенях заглянул в каждую щель.
Осталось ещё шкатулка, в которой, как думал, подполковник, могли быть очень серьёзные улики.
Он подошел к комоду, намереваясь достать её, но внезапно нагнулся к плинтусу за ножкой комода и поднял какую-то вещицу, которая в тусклом свете лампочки, горевшей в полнакала, вдруг блеснула.
– Ого, вот это находка! – подполковник подошел к столу и преподнёс найденную вещь к свету. – Посмотрите, – обратился он к Ситниковой и Баташову.
– Что это? – с удивлением спросила Надежда Терентьевна.
– Перстень. Золотой. Если не ошибаюсь, с рубином. И даже с биркой. У Чуркиной один, второй тут… Денег стоят оба немалых… Интере-есно… – про себя пробормотал Дубовик. – Та-ак, ладно, отложим пока в сторону. Подумаю, как лучше с этим поступить.
– Откуда это у неё? Такая ценность!.. У нас ни у кого никогда не было золотых колец, даже обручальные – и те простенькие… Это как же так? Вера Антоновна и?..
– Надежда Терентьевна! Давайте будем беспристрастны. Все вопросы потом. Сейчас же смотрите и фиксируйте. – Женщина конфузливо кивнула. – Теперь мне необходимо вскрыть вот эту шкатулку, – с этими словами Дубовик вынул из комода резной ящичек и внимательно оглядел крошечную замочную скважину и вновь обратился к Ситниковой: – Не позаимствуете шпильку? – он кивнул на тяжелый узел её темных волос.
Согнув металлический стерженёк, поданный женщиной, подполковник, поковыряв немного в замочной скважине, наконец, откинул крышку шкатулки.
Все с интересом склонили головы над ней.
На дне лежали связанные тонкой веревочки фронтовые треугольники писем, рядом – два ордена, лежала также нитка бус и два простеньких кольца. Больше ничего не было.
– Откуда же тогда взялось кольцо? – спросил Баташов.
– Вопрос резонный. Думаю, что до поры полеживал перстень, и не один, именно в этой шкатулке. А вот как он оказался на полу, это уже другой вопрос. Ладно, буду думать. – Дубовик аккуратно опустил крышку шкатулки и с силой её придавил, пока она не защелкнулась. Потом платком тщательно протер её. – Вот так! Мы с вами не видели ничего! Это не просьба, – он твердо пристукнул ладонью по столу.
– Всё понятно! – кивнул Баташов. – Не дети!
В этот момент у Правления засигналила машина.
– Приехали! – председатель направился к двери. – Встречу?
– Да-да! Конечно!
Оперативники во главе с Моршанским вошли в избу.
Дубовик подошел к ним с приветствием. Крепко пожав всем руки, повернулся к последнему вошедшему. Это был Ерохин.
– Капитан? Ты как здесь? – подполковник от души обрадовался приезду своего подчиненного.
– Должен был приехать ещё вечером, да машина перед Энском сломалась. Думаю, сегодня починят. А ребята меня из гостиницы «выцарапали», когда вы позвонили.
– Хорошо. Оч-чень хорошо!
Моршанский с ироничной улыбкой наблюдал за этой встречей.
– Обмен любезностями закончился? Мы можем начать работать?
– Прошу, поле деятельности свободно, – спокойно ответил Дубовик, обведя рукой избу.
– Благодарю! Только, как я понимаю, вы тут уже поработали? Походили везде… Затоптали… Не могли аккуратнее? – Моршанский недовольно пыхтел, обшаривая глазами пол со сдвинутыми домоткаными половичками.
– Простите, крылья дома забыл, – с усмешкой произнес подполковник, вызвав у присутствующих улыбки.
– Вы себя позиционируете с ангелом? – следователь начинал злиться.
– С Гадиэлем.
– А я думал, с Люцифером, – пробормотал себе под нос Моршанский, по Дубовик услышал его и в ответ зло произнес:
– Ну, я не так низко пал, чтобы присваивать себе столь «высокое» имя служителя ада. Себя же я всегда оцениваю по достоинству. С самооценкой
