Судьба Лилиан Хорн - Мари Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– При этом гной должен был вот-вот прорваться. Хирург считает, что я чрезвычайно жизнелюбивая натура, и, пожалуй, он прав. – У нее был более ухоженный вид, чем в тюрьме, хотя она еще больше побледнела.
– Я рад, что вы благополучно перенесли операцию!
– А я, что вы пришли! Вы все-таки захотели поговорить со мной!
– Да, фрау Хорн, но только не о вашем деле!
– Фрау Хорн, как это звучит! Теперь меня все называют просто Хорн, а кто любит меня, те – Лилиан. Это как-то отражено в гражданских правах, что любой теперь может мне запросто тыкать?
– Да, пожалуй, так принято. Я очень сожалею, Лилиан.
– Как странно слышать такие слова из ваших уст! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, скажите мне, милый доктор, за что вы так затянули на мне петлю?
– Я не…
– Нет, затянули! Ваше заключение уничтожило меня. Мой адвокат тут же сказал мне об этом, но я никак не могла поверить, вы производили такое приятное впечатление.
– Если вы будете говорить только об этом, я вынужден буду, к сожалению, уйти.
Она не отступала.
– Ранки на моих пальцах могли же быть и оттого, что я порезалась, снимая с бутылки алюминиевый колпачок, разве не так?
– Да… так могло, конечно, быть, – сказал он с некоторым сопротивлением.
– Почему же вы тогда так решительно утверждали, что порезы возникли от пользования острым лезвием?
– С достоверностью, граничащей с уверенностью, – заявил он, – можно было так сказать, что вовсе не означало отсутствие других причин, по которым они могли появиться.
– А почему же вы тогда так не написали?
– Разработать данную версию было делом вашего адвоката.
– Ах, вот как. – Она криво улыбнулась. – Но, к сожалению, я слишком поздно смогла убедить его в своей невиновности. Он настаивал на моем признании.
– Вероятно, это было бы самое лучшее.
– Значит, вы по-прежнему все еще верите, что именно я это сделала?
– Лилиан, почему вы так мучаете себя и меня тоже?
– Если вы считаете меня убийцей, зачем тогда пришли сюда? Из жалости? К убийце?
– Как вам нравится в здешней больнице? – спросил он, пытаясь сменить тему.
– Отвратительно.
– Но… – Он огляделся в маленькой чистенькой палате. – …у вас здесь очень мило.
– Вы думаете, может быть мило там, где к вам относятся как к последнему отребью? Нет-нет, именно так все они тут на меня и смотрят – эти безупречные сестры и высокочтимые господа врачи!
– Не волнуйся так, детка… через пару дней поедем назад к себе, – сказала фрау Ширмер.
– Там, по крайней мере, никто не посмотрит на меня косо.
– Если вы хотите, – сказал Михаэль Штурм, – я мог бы навещать вас иногда и там, за городом.
– Зачем?
– Я думал…
– Не крутите, доктор, вам хочется переспать со мной – вот и вся ваша проблема. И не делайте такое обиженное лицо, мы взрослые люди и можем себе позволить называть вещи своими именами. Меня это нисколько не оскорбляет. Да и как может быть иначе? Только ничего из этого не выйдет, ведь благодаря вам я здесь надолго. А когда я окажусь на свободе, то буду уже старой.
– Не городите чепухи, – резко сказал он, не будучи, однако, до конца уверен, не видит ли она его действительно насквозь.
Однако ее резкая прямота была ему крайне неприятна, и когда он смог, наконец, распрощаться, то дал себе клятву никогда больше не видеться с ней.
А вот сможет ли он забыть ее навсегда – в этом он сильно сомневался.
26
Когда через несколько дней после посещения Лилиан Хорн Михаэль Штурм вернулся поздно вечером домой, его ждало письмо от городских властей города Касселя. Мать поставила конверт перед тарелкой сына.
– Пожалуйста, – взмолилась она, – вскрой его сразу, хорошо? Я умираю от любопытства. Ты даже не представляешь, какого труда мне стоило не прочесть его, когда оно пришло.
– Взяла бы и спокойно это сделала. – Он сел.
– Нет-нет, уж как-нибудь я знаю правила приличия.
Он стал изучать конверт и скроил потом преувеличенно недоверчивую гримасу.
– Что с тобой? – спросила она.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал он, – не поработал ли тут кто водяным паром. Лучше я возьму утром письмо в Институт и отдам на экспертизу.
Она со смехом потрепала его по волосам.
– Ах, какой негодник! Ты прекрасно знаешь, что я никогда так не поступлю. Все-то ты выдумываешь, чтобы только подольше помучить меня.
– Факт, – сказал он, улыбнулся и взял со стола в руки нож, – ну, сейчас поглядим, что там. – Он разрезал конверт.
Пока он читал, мать заглядывала ему через плечо. Официальная бумага содержала сообщение, что он назначен директором Института судебной медицины в Касселе.
– О-о, сынок! – воскликнула фрау Штурм. – Чудесно! Мои самые сердечные поздравления! – Она поцеловала его в щеку.
– Спасибо, мама, – сказал он сухо.
– Да ты, что же, совсем не рад? – спросила она удивленно. – Ведь ты получишь служебную квартиру! Все так великолепно складывается.
– Оно, конечно, так.
– Ты так долго ждал этого, Михаэль, и вдруг не радуешься такой новости! Нет, я на самом деле не могу тебя понять.
– Возможно, – произнес он задумчиво, – все оттого, что я слишком долго ждал.
Она наморщила лоб.
– Как это?
– Ну, ты же знаешь, когда очень долго ждешь, чтобы тебя покормили, аппетит пропадает.
– Ах, что за чепуха вдруг лезет тебе в голову! – Фрау Штурм пошла на кухню и принесла салатницу, доверху наполненную зелеными листьями салата.
– Мы всю жизнь жили вместе, мама, и всегда так хорошо понимали друг друга. Как же тебе не ясно, что расставание с тобой будет для меня очень тяжелым?
– Хотела бы тебе поверить! – Она отвернулась, чтобы он не увидел, как ее глаза наполнились слезами. – Но весьма сожалею, что не могу. Если бы это было так, ты бы не прилагал из года в год столько усилий, чтобы вырваться отсюда.
– Да, правда. – Он положил на тарелку салат. – Я и сам не знаю, что со мной творится. Верно, я долго мечтал только об одном – возглавить какой-нибудь Институт судебной медицины. – Он смотрел на нее так, как раньше, когда был маленьким и не знал, как поступить дальше, – тогда он бежал к ней за советом. – Но сейчас… сейчас мне этого больше не хочется.
Как ей хотелось воскликнуть: «Тогда оставайся, Михаэль! Не уезжай! Живи со мной!»
Но она сдержала эмоции. Ее сын – взрослый мужчина. Она не может приковать его к себе на вечные времена. Да и не хочет, она желает ему счастья. А ее мальчик не будет счастлив, если она будет мешать его карьере, если он останется здесь у нее под боком, будет вечным ассистентом и маменькиным сынком.
И все же! Как бы ей хотелось пожить с ним вместе еще годик или два! И как мучила ее неуверенность в том, что он будет счастлив с Евой.