Женское счастье (сборник) - Наталья Никишина

— Можно, я подарю вам это платье?

Девушка с безотчетной поспешностью кивнула — так кивают своим мыслям.

— Да! — И тут же опомнилась, вынырнула из мира, центром которого было это белое платье. Разозлившись на себя, она покраснела от злости и решительно мотнула головой, так что волосы стукнули по плечам мягкой тяжестью. — Нет, нельзя!

Она гневно отвернулась и уже пошла прочь, когда мужчина тронул ее за запястье. Прикосновение было сильным и теплым. Девушка не выносила влажные, холодные ладони: такими руками ее вечно норовили схватить наглые отдыхающие, которым казалось, что вместе с крымским солнцем и морем они купили и всех, кто здесь живет. Эта рука была совсем другой, и девушка глянула в лицо мужчине. Лицо ей понравилось. Лицо было правильным, с серыми глазами, упрямым подбородком, не юное, но еще вполне молодое. И вся фигура мужчины была подтянутой, сухощавой, не накачанной, а просто сильной.

— Позвольте мне купить его вам, — просительно сказал он. — Честное слово, мне ничего от вас не нужно!

Конечно, она знала, что соглашаться нельзя: это могло привести к самым неприятным и непредсказуемым последствиям. Но что-то внутри нее уже пело, и лепетало, и радовалось возможности надеть это невероятное платье и хотя бы пройти в нем, ну самую чуточку пройти по улицам… А потом ведь можно будет вернуть его, просто вернуть в магазин… И она как завороженная вошла за ним в дверь под звон колокольчика.

Через четверть часа они вышли оттуда. На девушке было белое платье и легкие золотые босоножки, а всю свою одежду она несла в пакете. Платье выглядело так, словно было создано для нее, но она еще не знала этого и держалась скованно, чуть поеживаясь. Легкий ужас, смешанный с восторгом, играл в ней. Она провела всю свою восемнадцатилетнюю жизнь в приморском городке, куда летом наезжали толпы отдыхающих, а зимой отключали электричество и заработков не было. И она прекрасно понимала, что, согласившись принять это невероятно дорогое платье, ввязывается в некую сомнительную историю. Но молодость смеялась над ее страхами и твердила: «История, настоящая романтическая история — это замечательно!»

— Давайте знакомиться! — предложила девушка и протянула твердую узкую ладонь. — Дина.

— Артур, — отозвался мужчина.

— Артур… — повторила она, словно это имя сказало ей нечто важное.

— А я думал, вас зовут Ассоль или Фрези… — сказал мужчина, и все ее беспокойство вмиг улетучилось. Он был из тех, кто читал Грина, и ей показалось, будто уверенная рука погладила ее душу: все хорошо, девочка, тебя не обидят!

Она засмеялась белозубо и ослепительно.

— Я не умею бегать по волнам, но зато плаваю хорошо, как…

— …лягушка! — продолжил он.

И они засмеялись уже вместе, словно это была бог весть какая шутка. На сердце стало радостно и весело.

— А в вашем городе, вообще-то, кормят? — спросил Артур.

— Вообще-то, кормят… Даже неплохо. Пойдемте к нам. Бабушка скумбрию поджарила!

— Обязательно пойдем есть скумбрию, но сначала куда-нибудь, где очень шикарно и где будет видно море и вас в этом платье.

Они стояли в фиолетовой тени возле магазинчика, а дальше, вокруг и вдали, лежал приморский городок со всеми своими белыми крышами, розами и олеандрами, обветшалыми виллами и той невероятной, берущей за сердце голубой пустотой под скалистыми обрывами, где угадывалось море. Отдыхающие в шлепанцах и шортах уже выползли к базарчику и на пляжи, местные толпились возле прилавков, маленьких шашлычных и на автостанции, отлавливая белокожих приезжих. И сквозь легкий шум, утренние запахи и яркие цвета Дина повела Артура в самое шикарное, по ее мнению, место — кафешку над морем. Сюда однажды ходила ее подружка Медея и целый год потом рассказывала про небывалую роскошь заведения.

Там и впрямь оказалось роскошно: белые, накрытые накрахмаленными скатертями столики, цветы в вазочках, виднеющееся до горизонта море и паруса яхт… Динка пугливо поглядывала на Артура, думая, что он возьмет шампанское, — ей казалось, что именно его непременно нужно заказывать в таких вот роскошных местах, — а от шампанского у нее щекотало в носу. Но Артур заказал себе сухого, а ей сок… Когда она мельком увидела цену этого свежевыжатого сока, ей снова сделалось страшновато. Хотя по сравнению с ценой платья это уже были мелочи… Мидии ей не понравились: сама она готовила их лучше, а вот фруктовый салат со взбитыми сливками произвел впечатление. Пока ели, перешли на «ты». Плохо было только то, что из кухни выглянула тетя Жанна, которая, оказывается, в этом году здесь работала. Черт, если бы Динка знала, пошла бы в другое место… Она ждала, что тетка подойдет к ней и привяжется с расспросами: как да что, как себя чувствует бабушка, давно ли писала мама… Но Жанна лишь стрельнула глазом, а подходить не стала. Наверное, хозяина боится. Хозяину было, конечно, все равно, кто кого к нему привел, лишь бы платили…

Внутри Динки все еще пела утренняя мелодия: «Либерта, либерта…». Свобода наполняла ее, как воздух. Они разговаривали так свободно и жадно, словно знали друг друга тысячу лет, но последние пятьсот почему-то не виделись… И вот встретились наконец и спешили поведать все, все… Особенно много говорила Динка. Артуру казалось, что он заглянул в волшебную ивовую корзинку, где чудесным образом смешались в кучу малу сердолики, блокноты с оторванными листками, книжка забытого философа и прозрачная конфета «барбариска»… Он понимал, что к нему подступает дурацкое, невозможное счастье и необходимо остановиться, не подпустить его к себе, потому что Артур не имел никакого права приручать эту удивительную девушку…

Артур никогда не принадлежал к племени безнадежных идиотов, что вечно раздают знакомым книги, ездят в какой-то Домбай, грустят на могиле Александра Грина и верят в то, что далеко-далеко за морем… Грина он упомянул сегодня случайно, просто было какое-то созвучие момента и из памяти выскочили читанные в отрочестве строки… Он не думал, что современные девушки читают старого, забытого писателя. Но вот Динка, оказывается, читала! И его случайное слово превратилось в волшебный ключ к ее милой юной жизни. И, конечно, Артур не станет пользоваться этим совпадением. Тем более сейчас, когда в его собственной жизни все так неопределенно и зыбко.

Еще пару месяцев назад он был хозяином серьезного дела и все свое время посвящал работе. Жениться он как-то не собрался, хотя женщин вокруг него было немало. Всегда находилась красавица из модельного мира или певичка из начинающих, готовая полюбить состоятельного, молодого еще и приятного господина. Но как только дело доходило до претензий и выяснения отношений, Артур эти отношения прерывал: он с гораздо большим интересом занимался своими инвестициями, чем душевными порывами симпатичных, но совершенно чужих ему дам. Он был предан только своему делу. Собственно, он и был этим делом. Потому что вложил в него свои мозги, нервы, кровь, время. А главное — свой блестящий талант организатора. Иногда ему казалось, что он кожей, каждой клеткой организма чувствует, как работает замечательная машина из тысяч людей, денежных потоков и разнородных интересов, — машина, которую он создал сам. В крупный бизнес Артур пришел не из комсомольских дискотек и экономических отделов — он немало побродяжил с геологами по разным местам. Время, благоприятствующее мужчинам-клеркам, должно было бы отвергнуть его несовременно отважный характер, но талант оказался с этим временем в ладу Артур знал цену и людям, и жизни. Однажды его бросили в тайге товарищи, когда он повредил позвоночник, и только случайность сохранила ему жизнь. В другой раз друг спас его во время сплава на плоту, нырнув в ледяную воду… Он искал золото и торговал женьшенем, работал спасателем и наладил фирму по выпуску отечественной диагностической аппаратуры… Дважды разорялся, но начинал все снова.

В этот раз разорение оказалось катастрофическим: спасать было нечего и незачем. Уже прошли времена, когда он мог подняться с нуля, теперь требовались немалые начальные вложения. В принципе, можно было что-то отбить, но Артур выплатил все, что задолжал смежникам и пайщикам. В последние дни он сидел в офисе и выплачивал зарплату теперь уже бывшим сотрудникам. И, только отдав последние деньги уборщицам и секретаршам, закрыл за собой дверь и вышел.

Потом потекли недели странного и сонного существования, когда он валялся на диване в квартире, где так и не сделал евроремонт, и читал старые журналы… Можно было принять предложения приятелей и партнеров, но Артур привык сам себе быть хозяином и с трудом представлял, что кто-то будет им командовать. Один раз он всерьез задумался об отъезде в Америку, где жили его родители с сестрой, но от мысли об эмиграции ему стало еще тошнее. Казалось, что звук барабанов, звучавший в его мозгу, вдруг смолк и наступила тишина. На фоне этой внутренней тишины потянулась новая неясная жизнь. Он узнал, что почем и сколько стоит билет в метро… Сначала удивился тому, насколько все дешево в магазинах, а через две недели понял, насколько все дорого. Он быстро привык покупать себе кефир, но по-прежнему курил трубку с хорошим табаком. Имелись еще разные варианты, которые можно было прокрутить, остались вещи, очень дорогие, которые можно было продать. Звонили знакомые и предлагали помощь. Но он утратил «драйв», чувство, не восполнимое ни опытом, ни профессионализмом. Он больше не хотел ничего. Что-то тошнотворное и вязкое крутилось в мозгу и мешало думать. Ощущение поражения. Словно в драке его не просто побили, но сильно унизили. А потом, всего два дня назад, он нашел в книге забытую сотку. И, возможно, чтобы перебить это ощущение проигрыша, забрел в казино. Ему поперло. Трижды он ставил на «зеро» — и выигрывал. Вокруг все было так, словно он и не выпадал из этой атмосферы денег и шика. Нелепая, глупая и совершенно ненужная ему удача вдруг повернулась к нему, и он вышел из казино с пачкой долларов. Деньги, по его меркам, были небольшие — пара штук. И он вяло подумал, что можно прожить на них долго… А еще вспомнил, что сейчас лето, пора отпусков, и он вполне может махнуть куда-то на эти странные, ненужные, в сущности, деньги. Вспомнился Крым его студенческой поры, восхищение этими местами, вспомнилось, как он любил нараспев повторять: «Таврия и Гераклея»… И как ему все казалось, что вот-вот из рыхлой красной крымской земли вылупится, вырастет белоснежное мраморное плечо древней скульптуры. И он рванул в Крым. И вот встретил ее, Динку…