Субъект власти - Чингиз Абдуллаев

— Не подойдет, — весело ответил Курылович. — Мне нужна другая реклама. Скрытая. На телевидении и в газетах. Нужны статьи, передачи, сообщения, замечания, новая информация.

— О какой рекламе идет речь? — деловито осведомился Холмский. — Какой-нибудь залежалый товар? Электроника? Продукты? Лекарство?

— Спектакль. Обычный спектакль в театре.

— Неужели спектакль? — поморщился Холмский. — Наверное, кто-то из ваших соотечественников — спонсор этого спектакля? Тогда понимаю. Но любой спектакль стоит меньше, чем нужно денег на скрытую рекламу. Поверьте мне, дорогой пан… кажется Курылович. Спектакли просто не стоят таких денег.

— И тем не менее мне рекомендовали именно вас, — твердо повторил Курылович. — Мне нужна ваша помощь, господин Холмский.

Холмский пожал плечами. Этот странный поляк его забавлял. Наверное, он просто не знает московских цен. И не совсем понимает, куда приехал.

— Скрытая реклама стоит не меньше ста тысяч долларов, — снисходительно пояснил он. — И это только начало. Чтобы провести хорошую кампанию, нужно заплатить в несколько раз больше. Неужели ваш спонсор захочет платить такие деньги? Он ведь не продает бриллианты или самолеты. А за спектакль такие деньги еще никто не давал. Можно заплатить десять тысяч долларов хорошему журналисту за одну статью. Или за две. Это дорого, но журналист сам договорится с главным редактором. И если хотите, я вам даже помогу. Но рекламная кампания будет стоить очень дорого.

— Назовите окончательную сумму, — выдохнул Курылович, облизывая сухие губы.

— Четыреста тысяч долларов, — усмехнулся Холмский, — а лучше пятьсот. У вашего доверителя есть такие деньги?

— Вы можете немного подождать? Я должен поговорить с моим другом.

— Десять минут достаточно?

— Вполне.

— Тогда я подожду.

Курылович поднялся и пошел в мужской туалет. Он заметил, как Нина отчаянно флиртует с каким-то бородатым молодым человеком.

«Шлюха», — зло подумал Курылович, входя в туалет и доставая аппарат. Он прошел в кабинку, закрыл дверцу и набрал номер. Дзевоньский ответил сразу.

— Я вас слушаю, — Курылович не мог знать, что это был аппарат Дзевоньского, номер которого знал только он один и который был специально куплен для разговора с единственным собеседником — Ежи Курыловичем.

— Я встретился с нашим знакомым, — сообщил Курылович, — он просит нереальную сумму. Четыреста или пятьсот тысяч. Мне кажется, что нужно найти другого специалиста…

— Соглашайтесь, — сразу велел Дзевоньский, — на пятьсот тысяч.

— Вы меня не поняли, — занервничал Курылович, — речь идет не о рублях, а о долларах.

— Я еще не идиот Курылович, — раздраженно заметил Дзевоньский, — конечно, в долларах. Скажите ему, что мы согласны. Завтра получите деньги наличными. Пусть даст расписку.

— Пятьсот тысяч долларов, — ошеломленно повторил Курылович, — за рекламу какого-то спектакля?

— До свидания, — Дзевоньский отключился.

Курылович вышел из кабинки, подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. У него был явно растерянный вид. Он умылся, чтобы немного успокоиться. Достав платок, вытер лицо и вышел из туалета. Нины нигде не было. Она уже получила свои пятьсот долларов и вполне резонно решила, что проведенные три часа в обществе Курыловича вполне окупили эти деньги. В эти три часа вошли совместный обед и поездка в джаз-клуб. Она даже немного «переработала», дожидаясь клиента еще полчаса за столиком. А теперь уехала с другим. Курылович подошел к Холмскому.

— Кажется, ваша дама вас не дождалась, — меланхолично заметил тот.

— Возможно, — согласился Курылович. — Мы согласны.

— Я позвоню вам и сообщу имя журналиста, кому вы сможете заплатить десять тысяч, — сказал Холмский, собираясь подняться.

— Нет, — остановил его Курылович. — Вы не поняли. Мы согласны вам заплатить. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, — он решил, что десятипроцентная скидка ему просто положена. И эту разницу можно будет положить в карман.

Холмский изумленно посмотрел на своего собеседника. Привыкший к любым цифрам, он впервые в жизни столкнулся с человеком, готовым заплатить невероятные деньги за скрытую рекламу спектакля. За такие деньги в городе можно было поставить два или даже три спектакля. Но этот непонятный поляк, кажется, не шутил.

— Четыреста пятьдесят тысяч, — деловито повторил Холмский, — хорошо. Будем считать, что мы договорились. Завтра подпишем соглашение, и вы переведете деньги. Стопроцентная оплата, никаких авансов.

— Договорились.

— Какой спектакль? Это «Кошки» или «Чикаго»?

— Нет. «Чайка» Андрона Сончаловского в Московском Художественном театре.

— Это шутка? — спросил изменившимся голосом Холмский. — Зачем это вам нужно?

— Вы согласны или нет?

— Вас прислал его брат Никита? Хотите меня скомпрометировать? Или искусственно поднять ажиотаж вокруг спектакля? Я ведь понимаю, что вы никогда не заплатите таких денег.

— Завтра получите всю сумму, — решительно заявил Курылович, — целиком.

— Не нужно меня дурачить. Такие деньги в Москве еще никто не платил.

— Завтра я привезу вам деньги, — упрямо повторил Курылович.

— Вы или провокатор, или сумасшедший, — решил Холмский. — Хорошо, встретимся завтра у меня в офисе. Хотя завтра воскресенье, но ради вас я приеду на работу. Если вы заплатите такие деньги сразу, я возьму мои слова обратно и признаюсь, что сам сумасшедший. До свидания. Что-то мне подсказывает, что завтра в два я вас не увижу в моем офисе.

— Дайте ваш адрес, — потребовал Курылович.

Холмский протянул ему карточку и быстро вышел из зала. За ним потянулись двое молодых людей, очевидно его телохранители.

Курылович посмотрел на визитную карточку и улыбнулся.

РОССИЯ. МОСКВА. 19 ДЕКАБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

По выходным дням в городе было гораздо меньше машин. Гейтлер вызвал Салькова и поехал с ним к Центральному универмагу, словно для того, чтобы сделать покупки. На Неглинной он остановил машину и вошел в здание универмага, чтобы выйти с другой стороны, сесть в машину и назвать другой адрес. По дороге он еще раз поменял автомобиль и вышел за квартал до встречи. Риту он узнал издали. Она шла к нему легкой, стремительной походкой.

— Как дела? — спросил он. В Москве они говорили только по-русски.

— Прекрасно, — радостно ответила Рита. — Я уже сняла квартиру и заплатила на полгода вперед.

Он увидел, что она опять изменилась — разгладились черты ее лица, исчезло задумчиво-тоскливое выражение глаз. Ему было приятно сознавать, что он причастен к этим хорошим переменам. Они вошли в небольшое кафе, уселись за столик.

— Ты мог бы подняться ко мне, — предложила Рита, — я живу совсем недалеко отсюда.

— Я помню, — улыбнулся Гейтлер. — Сколько ты заплатила за полгода вперед?

— Шесть тысяч долларов, — озабоченно призналась она. — Ты не поверишь, но здесь цены выше, чем в центре Берлина.

— Я знаю, — ответил Гейтлер. — Вот тебе еще двадцать пять тысяч евро, — он протянул ей конверт, — плати в евро. Старайся не менять крупные суммы. Это привлекает внимание.

— Ты их печатаешь? — улыбнулась Рита.

— Пока нет. Но нужно подумать, может, из меня получится неплохой фальшивомонетчик. Ты все помнишь, о чем я тебя просил?

— Конечно. Я привезла все, что нужно.

— Хорошо. Я постараюсь достать необходимые документы, но это пока очень сложно. А ты должна сделать все так, как я тебя просил.

— Я помню, помню. Когда мы с тобой увидимся?

— Через неделю, на Рождество. Я сниму номер в каком-нибудь отеле, чтобы мы с тобой могли провести там ночь.

— Ты останешься со мной на всю ночь? — не поверила она. — Если действительно останешься, то я поверю в чудеса.

— В Рождество чудеса иногда случаются, — загадочно улыбнулся Гейтлер и взглянул на часы. — Мне пора. Не вставай, пока я не уйду. И помни, о чем я тебя просил. Никому не доверяй. Ни одному человеку. Из дома выходи только за продуктами. Мы еще успеем с тобой нагуляться в другом месте.

— Хорошо. Я буду ждать Рождества.

— До свидания, — он поднялся и, не оглядываясь, вышел из кафе.

Она проводила его долгим взглядом. И подумала, что до Рождества еще много дней.

РОССИЯ. МОСКВА. 19 ДЕКАБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Ровно без пяти минут два Ежи Курылович появился в офисе Аркадия Яковлевича Холмского. Нужно отметить, что впервые за много лет Холмский испытывал некоторое беспокойство, поглядывая на часы. За это утро он успел навести справки и выяснить, что никаких зарубежных спонсоров у спектакля нет. Это вызывало еще большее изумление. Какой-то неизвестный готов заплатить невероятные деньги, чтобы провести скрытую рекламу этого спектакля. Холмский решил, что его разыграли. Возможно, в джаз-клубе была установлена аппаратура и их разговор засняли скрытой камерой. Такие телевизионные передачи практиковались сразу на нескольких каналах, и самым смешным был «Розыгрыш» на первом. Холмский наводил справки, чтобы узнать, как именно его разыграли и уже собирался позвонить Курыловичу, выдавшему себя за поляка, когда этот господин вдруг появился с чемоданом в руках и действительно принес четыреста пятьдесят тысяч долларов наличными.