Симфония тьмы - Чингиз Абдуллаев

– Нет, конечно. Меня просто всегда возмущает несправедливость.

– Согласен. Просто я думал, что небольшая встряска Барбаре необходима. Она, кажется, несколько увлеклась вами, и я обязан был напомнить ей о долге.

– Вы чудовище, – очень спокойно заметил Дронго.

Якобсон, довольный таким замечанием, улыбнулся.

– Это смотря с какой стороны поглядеть. Так зачем вы пришли ко мне в столь поздний час? Или вас больше ничего не интересует, кроме душевного состояния Барбары?

– Интересует. Меня интересует в первую очередь безопасность мистера Осинского. Настоящего Джорджа Осинского, – сказал Дронго.

– Как и меня, – кивнул Якобсон. – Именно поэтому вы и находитесь здесь, чтобы обеспечить безопасность нашего маэстро.

– Очень трудно охранять человека, о передвижениях которого заранее сообщают все европейские газеты, – ответил Дронго. – Вы знаете, что о турне Осинского напечатано во всех газетах?

– Конечно, знаю. И очень это приветствую. В нормальных странах это называется рекламой. Что вас не устраивает?

– Меня не устраивает положение, при котором убийца точно знает, где, когда и с кем мы будем. Может, мы все-таки отменим турне?

– Это невозможно, – покачал головой Якобсон.

– Конечно. Вы ведь рискуете чужими жизнями. Рэнди, Барбара, Берт, Хуан, я. Все это для вас ничего не значит.

– Вы забыли, что я рискую и собственной жизнью, – напомнил Якобсон.

– Не забыл. Но вас будут убивать в последнюю очередь. Мне нужна ваша помощь, мистер Якобсон. У меня появился свой план.

– Как лучше обеспечить охрану Осинского?

– Как остановить и поймать Ястреба, – тихо вымолвил Дронго.

Якобсон вздрогнул. Это волновало его больше всего на свете. Даже больше собственной безопасности.

– Что я должен делать? – быстро спросил он.

– Где предполагается остановка Осинского в Амстердаме? В каком отеле?

– Уже забронированы апартаменты в отеле «Европа». А почему вы спрашиваете?

– «Европа», – попытался вспомнить Дронго, хорошо знавший столицу Голландии, – нет, это не подходит. Сообщите всем, что мистер Осинский остановится послезавтра в отеле «Пулитцер». Это тоже очень известный и популярный отель. Им владеет компания «Шератон». Там достаточно прекрасных номеров, чтобы наш Рэнди мог чувствовать себя не хуже, чем здесь.

– Какая разница? – не понял Якобсон. – При чем тут отель?

– Я пытаюсь просчитать логику действий Ястреба. Он уже понял, что нападение в Брюсселе не удалось. И сейчас его ищет вся бельгийская полиция. Поэтому следующее нападение он повторит обязательно в Амстердаме. И на этот раз уже не в аэропорту, а либо в отеле, либо во время концерта, который состоится с участием нашего друга. Но я лично выбираю отель. Именно поэтому и прошу вас немедленно сообщить, что вы остановитесь в отеле «Пулитцер». Запишите, чтобы не забыть.

– Но почему именно в этом отеле? – снова не понял Якобсон.

– Он лучше подходит. Здесь легче наблюдать за входами в отель и выходами из него. С обеих сторон каналы. Мне будет легче все проконтролировать, хотя в самом отеле будет, конечно, сложнее.

– Хорошо, – подумав, согласился Якобсон, – я сообщу об этом завтра. И заодно закажу нам номера в этом отеле.

– И чтобы это сообщение появилось во всех газетах, – напомнил Дронго, – сразу и во всех. Ну, в общем, как вы умеете.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожился Якобсон.

– Ничего, – поднялся Дронго, – просто я иногда завидую вашей оперативности. Вы так быстро сумели переубедить общественное мнение в Париже после неудачной премьеры оперы Осинского, что я почти поверил в ваше могущество. Спокойной ночи, мистер Якобсон.

И Дронго вышел из номера, подмигнув на прощание Якобсону. Тот остался молча сидеть в кресле. И лишь когда дверь за Дронго закрылась, пробормотал ругательство.

Глава 23

На следующий день должен был состояться концерт из произведений Джорджа Осинского. Около трехсот полицейских было выставлено для обеспечения безопасности композитора и музыкантов с самого раннего утра. Дронго, побывавший в концертном зале, убедился, что полицейские приняли беспрецедентные меры безопасности. И хотя ничего нельзя было гарантировать, тем не менее он считал, что главный раунд их противостояния с Ястребом состоится именно в Амстердаме. Он не сомневался, что после случая в аэропорту Шварцман и его сообщник уже покинули Бельгию.

Во всех газетах было напечатано сообщение, что после сегодняшнего концерта американский композитор Джордж Осинский собирается в Амстердам, где будет жить в лучшем отеле города – «Пулитцере». Особо подчеркивалось, что «Пулитцер» называют в Голландии «отелем для влюбленных». Там была своя собственная лодочная станция, позволявшая парам совершать прогулки по каналам, наслаждаясь красотой этого удивительного города. Правда, у этих сообщений была и неприятная сторона. В некоторых газетах откровенно намекали на Барбару.

Ровно в половине двенадцатого Дронго позвонил Якобсону.

– Я уезжаю в Амстердам.

– Вы так убеждены, что здесь ничего не случится? – спросил Якобсон.

– Все, что могло, уже случилось, – холодно заметил Дронго, – два трупа – это более чем достаточно.

– Вы считаете и труп того мерзавца? – удивился Якобсон. – По-моему, это вы его застрелили.

– Именно поэтому я так и говорю, – подтвердил Дронго. – Надеюсь, сегодняшний вечер пройдет благополучно. Банкет предусмотрен?

– Мы его отменили. После стрельбы в аэропорту сочли это не совсем этичным. Хотя там должны были присутствовать два бывших премьер-министра.

– Очень хорошо. В таком случае нашему другу «Осинскому» остается только сидеть в своих апартаментах. И наслаждаться ими. Можно даже вызвать к нему какую-нибудь массажистку. Пусть получает удовольствие, – не удержался от колкости Дронго.

Якобсон вместо ответа положил трубку. Дронго хотел было позвонить и Барбаре, но, подумав немного, решил этого не делать. Прошлая ночь была для нее своеобразным унижением, и она сейчас наверняка не в настроении.

Через двадцать минут он вышел из отеля с легкой сумкой в руках. Чемодан он попросил отнести в номер Хуана, которому поручил проследить за отправкой своих вещей в Амстердам. До Центрального вокзала было совсем недалеко. Через четыре минуты он был уже там. Войдя в здание, направился к кассам. С левой стороны две крайние были международными.

Дронго подошел к одной из них и, наклонившись, спросил, когда ближайший поезд на Амстердам.

– В двенадцать четырнадцать, – любезно сообщил кассир, – в Амстердам прибывает в пятнадцать ноль восемь [Все приведенные в романе цифры: расписание поездов, стоимость билетов, данные по отелям соответствуют действительности.].

– А следующий?

– Они идут через каждый час. Следующий в тринадцать десять. И так далее, до двадцати трех десяти. Есть еще другие поезда, которые идут с Западного и Северного вокзалов, не заходя в центр.

– Дайте мне один билет первого класса, – попросил Дронго, протягивая деньги, – но только в один конец.

– Тысяча шестьсот двадцать франков, – сообщил кассир.

– Сколько? – изумился Дронго. Он по привычке перевел французские франки, соотносившиеся как пять к одному, и получил сумму в триста с лишним долларов. Такой цены просто не могло быть. Очевидно, кассир его понял.

– Тысяча шестьсот двадцать бельгийских франков, – пояснил он.

– Простите, – извинился Дронго, – я подумал о своем.

Это было примерно пятьдесят четыре доллара. Бельгийские франки соотносились с долларами как тридцать к одному.

Он заплатил, получил билет и маленькую карточку с расписанием поездов Брюссель – Антверпен – Роттердам – Амстердам. Взглянул на часы. До отхода поезда оставалось еще около десяти минут. Раньше он часто бывал на этом вокзале и поэтому знал абсолютную точность европейских поездов, прибывающих и отправляющихся минута в минуту.

Дронго вышел из вокзала и, пройдя метров триста, подошел к конной статуе короля Альберта. Постояв немного у памятника, повернул обратно. Как он и предполагал, поезд прибыл точно по расписанию. Дронго поднялся в почти пустой вагон первого класса, войдя в свободное купе для некурящих, задернул шторы. Снял пальто и пиджак, повесил их на вешалку, подвинул к себе противоположное кресло, нижняя подушка которого пошла к нему, а верхняя вниз, и сел, вытянув ноги.

Каждый раз, когда он ездил в подобных комфортабельных поездах, испытывал непонятную грусть. Словно это была ностальгия по тем временам, когда его, совсем еще маленького мальчика, родители возили в Москву. Они ездили туда довольно часто. Отец не любил самолеты, предпочитая им исключительно поезда, тратя два дня на подобное путешествие. К этому он приучил и свою семью.