Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов

– Есть еще такие? – небрежно спросил он дуканщика, перебирая крупные небесно-голубые зерна с блестящими звездочками самородного золота. Хозяин, таджик, отчего-то напрягся и пробормотал:

– Редкий товар. Это индийские мастера. Последние….

– Да, брат, из самого индийского ущелья Панджшер. Если будут еще присылать – сохрани. Я дам настоящую цену. – Астманов задержал взгляд на дуканщике, давая понять, что говорит вполне серьезно.

– Часы зачем взял? – недоуменно спросил Иволин, когда они покинули дукан и двинулись по пустынной улице к крайнему в квартале двухэтажному дому. – На Грязном можно вдвое дешевле купить.

– Нам еще с тобой по Грязному пошататься, для полного счастья. Часы твоим орлам, вместо именных, за охрану важной персоны. А четки – тебе. Это не Индия – Панджшер. Не тот, в который нас еще пропускают с боем. Из сердца, можно сказать. Куда нас никогда не пустят.

В дукан заходил Астманов с одной целью – убедиться, что чиста улица от соглядатаев. Так и было. Теперь не спеша к дому. Да «застенчиво» так, поближе к стенам. В поле – земля, в городе – стена защита.

На двери жилища Хайра, выходящей в узкий дворик, желтел китайский навесной замок.

– Андрей, что делать будем? У меня ключ от внутреннего. Об этой «гирьке» он ничего не говорил.

– Спокойно, Леша… Пошли. Сейчас разберусь. Дерьмо это, а не замки. Пока буду возиться – прикрывай.

Иволин прихватил Астманова за плечо, выдвинулся вперед и в два прыжка оказался у двери. Астманов не успел выхватить из-за пояса пистолет, как гигант повернулся, держа в руках замок вместе с петлями и искривленными гвоздями.

В полутьме комнатенки первым делом оба налетели на хлипкий столик, и тот рухнул. Зазвенел пустой чайник, еще какая-то посуда.

– Бл…. Полная конспирация! Леха, закрой дверь изнутри. Ключ только не вынимай. Все, у нас пять минут. Броник по времени уже должен подойти. Давай, копай свои клады.

Астманов тщательно прощупал бугристый матрас… Ничего похожего на чашу там не было. А вот аккуратный, в ладонь, разрез сбоку имелся. Так… Это не обыск. Кто-то очень мягко доставал захоронку. Астманов перевернул набок деревянную кровать. Правая ножка в изголовье… Ты смотри! Хорошо замаскировал, и грязью залепил. В надежде расшатать деревянную пробку Астманов не рассчитал, загнал ее еще глубже и озадаченно посмотрел на Иволина.

– Что нужно?

– Ножка… Там тайник. Не могу отвернуть.

Иволин протянул Астманову пистолет:

– Дверь паси…. Сейчас открою. Сезам, отворись! – С этими словами Иволин молниеносно ударил по кругляку ребром ладони, и ножка отвалилась от подголовника.

– Все. Забираем и пошли. Время вышло, Леша.

Астманов кивнул и уже положил руку на ключ, как в дверь уверенно и настойчиво постучали. В тот же миг оба оказались по разные стороны дверного проема, готовые открыть огонь и прорываться наружу. Но стук стуку – рознь. Это барабанил в дверь человек, знающий, что в комнате кто-то есть. От такого не отвертеться. Ну и мать его… будет здравствовать! Иволин кивнул, наводя ствол «стечкина» на дверь, и Астманов повернул ключ.

– Хайр? Ты где? Замок зачем сорвал? Хайр-Мамад? – В проем сунулась кудлатая голова, на которую обрушилась толстая кроватная ножка. Несвоевременный посетитель мягко осел на Астманова.

– Леха, втащи его быстрее. Там, за ним, никого нет? – Иволин приник к щелке: – Ни хрена не видно… Был кто во дворе? Уходить надо.

Астманов тем временем пытался определить, жив ли афганец. Ага, дышит. Так, теперь посмотрим, что за поясом. Чисто. В карманах. Пусто. Слава богу, шевелится. А это что? Кровь на шее? Откуда? Тьфу ты, родимое пятно.

– Андрей, ты, кажись, его угрохал. Похоже, это друг его. Безоружный…

– Да живой он! Угрохал! Так, приложился слегка. Не паникуй, выживет. Пошли, пока не очнулся. Тебя не запомнит, а меня увидит – точно придушить придется. Выходи!

Астманов похлопал афганца по щекам, тот застонал и начал трясти головой.

– Ты ему еще в рот подуй! Интеллигент чертов. Живой, успокойся. Говорю тебе, слегка приложился, – Иволин рывком поднял Астманова.

– Постой… Выяснить надо кое-что… Эй, брат, ты меня слышишь?

– Ой-е, о-о… Моя голова… Что случилось?.. Кто ты?.. Хайр, ты здесь?

– Хочешь жить, лежи тихо целый час. Мы рядом и все слышим, – эти слова Астманов произнес на пушту.

Вышли не торопясь, делано спокойно, но в полной готовности открыть огонь. Резная кроватная ножка в левой руке Иволина подозрительно напоминала складной гранатомет…

К бронетранспортеру выскочили без всяких препятствий. Глухое место, хоть трасса, виллы, совпосольство и Минобороны рядом. Да весь Кабул – вертеп разбойников, если не можешь за себя постоять.

Тайничок они взломали штык-ножом по пути в аэропорт. Два перстня и двадцать золотых монет хранила кроватная ножка. Иволин протянул руку к перстню:

– Леша, этот перстенек отдай мне, а?

– Перстень я тебе не дам. От него, кроме смертельной опасности, ничего не жди. Ты и с монетами будь осторожнее. В том-то и дело, что их в Союзе ни продать, ни показать. Храни до лучших времен. Мало ли что после Афгана будет?

– Нет, Леша, ты в этих делах разбираешься. Давай сам. Мне, если можно, чем-нибудь попроще. Сколько той жизни осталось…

В аэропорту Иволин с нескрываемым удовлетворением рассовал по карманам банковские упаковки афгани.

Почтовик закручивал над Кабулом крутую спираль, набирая высоту, отстреливая тепловые ракеты. Астманов попытался расслабиться, но события дня не отпускали. Хуже всего – этот невинный афганец, чудом избежавший смерти.

– Хайр, среди твоих знакомых не было такого: прическа, как у тебя была, на шее, справа, большая родинка.

– Это мой земляк, хозяин квартиры. Я ему обещал заплатить за полгода вперед. Вот, не успел. А что, он вас видел? – забеспокоился Хайр.

– Нет. И хорошо, что не видел. Сейчас дыши ровно и глубоко. Начинается настоящий полет.

Через час с небольшим они спустились из грузового отсека, еще хранившего прохладу, на раскаленный асфальт перрона. И очень хорошо, что в 1980-м еще не проверяли документы у прибывших. Это началось намного позднее. Ну, примерно когда настала пора оставить Афганистан афганцам.

Зернышко эля

Два дня Астманов честно посвятил работе в редакции «дивизионки». Кабульской писанины хватило бы на десять номеров вперед, а мелкие неурядицы, вроде сбоев в снабжении, нехватки строительных материалов и прочее, были улажены с помощью неправедных афошек Хайр-Мамада, разумеется, без его согласия.

Что делать с нелегалом дальше, Астманов знал еще в Кабуле, но Хайра в планы свои не посвящал. Утром третьего дня Астманов и Хайр выехали с колонной УНР, идущей за строительным песком в Кундуз, и выскочили у поворота на «Спинзар». Памятуя о рекомендации Сеид-ака не появляться в дукане Исахана, Астманов направился к Бешеному буйволу – бородатому псевдожурналисту. Он куратор – ему и карты в руки.

Предусмотрительно оставив подопечного на скамеечке, метрах в двадцати от входа, Алексей прошел в здание партийного комитета, предъявив охране грозный кабульский пропуск. Пухлая красная книжица на двух языках предписывала гражданским и военным органам оказывать всяческое содействие ее предъявителю. Оформление, цвета и шрифт ксивы были содраны с удостоверения афганской безопасности. На младших чинов царандоя действовало безотказно, а большего и не надо было.

Павла Астманов застал за символическим для журналиста занятием – он красил ленту для пишушей машинки. Пальцы бородача были вымазаны жирной черной краской, поэтому дружеское рукопожатие заменило объятие с растопыренными руками.

– Типографская? Долго же твои сводки сохнуть будут! Она на рыбьем жире замешана, – засмеялся Астманов.

– Не пугай. Ты, конечно, спец в этих делах, но и я тоже кое-что смыслю. Во-первых, краска офсетная, во-вторых, я туда спирт добавил. Вот видишь, как в том анекдоте: наш продукт уже мажется, но есть пока нельзя.

– Приезжай на майдон, я тебе угольной ленты дам. Оттиск четкий. Мы давно приспособились. А красить… Не знаю, может быть, штемпельной пастой лучше…

Пока вился этот никчемный разговор, Астманов набросал на клочке бумаги следующее: «Срочно. Свяжи с Сеид-ака. Горим».

– Ну вот. Пусть сохнет до завтра. Если не получится, то к тебе приеду за угольной. Говорят, ты пленку с объективного контроля научился использовать? Правда? Она же без перфорации.

– ФЭД, Паша, не такое протянет. Там звездочка, как вилка, все наколет и зацепит. К тому же основа у нее лавсановая, – отвечал Астманов, внимательно следя за рукой бородача, которая выписала на запыленной поверхности столика следующее: «Джунайд мехмонхана. Завтра к полудню».

Такой расклад Астманова не устраивал, и он пошел ва-банк:

– Паша, чего мы тут сидим, краску нюхаем. Мне через два дня назад, в Кабул, давай посидим, шашлычку поедим. Я нынче богат, за повестушку афонями заплатили. Тут рядом где-нибудь можно покушать? Я не один, со мной новый переводчик из отряда. Ну, собирайся. – А на четвертушке бумаги взмолился: «Нет. Быстрее».