Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов

Южнее Тигровой балки

Наметилась крупная операция по «зачистке» сельской местности от душманов северо-западнее Кундуза. Там, отделенные полосой пустыни, прижимались к Пянджу кишлаки Кулухтепа, Багрикуль, Хош-тепа, рядом же заветный Кашгузар и рукой было подать до Сары-тепа.

Этот забытый богом край по замыслу афганских и советских провинциальных стратегов пора было прочесать. Дело в том, что моджахеды во исполнение своей клятвы перенести джихад в «Иттихаде шоурави», то бишь Советский Союз, и в отместку за БШУ, артобстрелы и «реализации разведданных» обстреливали пограничные заставы на советском берегу, и (неслыханная дерзость!) накрыли весьма успешно реактивными снарядами пограничный отряд в поселке Нижний Пяндж. Об этом, конечно, советская сторона молчала, как и о том, что ее пограничники уже в 1980 году стояли в большом количестве на афганской стороне, защищая южные рубежи Отечества. Тогда же в лексиконе пропагандистов появилось «южное подбрюшье страны», в которое могли вонзить нож. Кошмар какой-то! Нож – в нежное подбрюшье великой страны, в причинное место, то есть. О коварный Восток!

С обстоятельствами обстрелов приграничных населенных пунктов с афганской стороны Астманов решил познакомиться подробнее. И вот тут открылась интересная деталь: большая часть реактивных снарядов прилетала с тыла. Выходило, что неучтенные «партизаны» бродили по советской земле, да еще в приграничной полосе.

– Не ломай голову, – разворачивая «пятисотку», усмехнулся Бешеный буйвол. – Вот пустыня Хаджахрег. Войска туда не совались, ни наши, ни афганские. Песок сплошной, да? А на деле – базы. Но пойди определи, где? Они уходят в пески и атакуют наши посты с севера. Идем дальше, к реке. Маликей – местность пересеченная. Пяндж – плавни, тростник, не пролезть. С нашей стороны на этом участке подходят отроги Актау. А теперь смотри сюда. Вот эти три зеленых пятна по Вахшу. Что имеем? Заповедник Тигровая балка. И не знаю, есть там тигры или нет, но духов хватает.

– Афганских? – невпопад спросил Астманов, внимательно разглядывая извивы реки и густую штриховку голубого цвета – заболоченную местность.

– Устами младенца, – развеселился Павел, – в точку попал. Ты думаешь, в Таджикистане у моджахедов нет сторонников? Если не было, то купили. Места контрабандистские. Оружие, опиум, камешки бадахшанские. И во всех кишлаках до Курган-Тюбе – родственники. Это же мы их сюда выдавили. Видно, пришла пора репатриации.

Мрачные прогнозы Бешеного буйвола не встревожили Астманова. Отечество – одно, а государство – другое. Мало ли это самое государство наворотило на погибель отчему краю? А что касается любви к советской власти, то Астманов по опыту жизни в Дадастане знал – она кончается за горой Тарки-тау, в десяти километрах от города или еще ближе – на кухне. Власть веры, силы, денег, мудрости – вот это власть! Властительный беспощаден и щедр, предан Создателю и умен. Что это за власть, которая оставляет на расплод заклятых врагов?

– Благословение будешь брать у «старца горы»? Или все уже решил? – осторожно спросил Павел, когда Астманов, прощаясь по афганскому обычаю, прижался к его мохнатой щеке.

– Не буди лихо, Паша… Я все уже решил. Скажи только, что мне нужны два десятка царских червонцев и пара пистолетов: «браунинги», «астры», «вальтеры» – только не наши. Разумеется, рабочие. И по паре обойм к каждому. Еще афганская карта, кусок пятисотки с нашим участком, несколько бланков какого-нибудь комитета или партии. Это в обмен на мою археологию. Недорого, да? А теперь, как будто даешь мне закурить, передай такое зернышко, какое Хайру скормили… Паша, не тяни. Там, на горе, возможно, придется отключаться, другой голос слушать, понимаешь?

Бородач, заливаясь краской от напоминания о весьма неприятном моменте, торопливо достал сигареты, затем похлопал себя по карманам, ища зажигалку…

– С Хайром-то все в порядке? Где твой эликсир? – щелкнул крышкой «Зиппо» Астманов.

– Знаю, что жив. А как там дальше… Капсулы под фитилем. В воде теплой раствори. Действует моментально, часа на три хватает каждой. Если выводить быстро, то пару обычных антидотов следует вколоть. Так задумано было, чтобы штатными средствами. Потом, правда, печень ноет, пить надо больше. Когда подарки везти? Или сам заедешь?

– Нет, Паша. Сюда я больше не ходок. На майдоне остальное договорим. Пока, брат.

Вечером Арзаев обрисовал Астманову замысел действий десантников. На операцию от бригады был отряжен его батальон.

– Почему мы бьем по хвостам? Связываемся с афганцами – уже утечка. Поднимаемся на вертолетах – курс определен. Видел дымки по кишлакам? Сигналят, за тридцать верст видно по утрам. Вышли на технике – за пять километров слышно и пыль столбом. А вот смотри: сюда нас выбросят. Уйдем на глазах их разведки в пустыню, километров на пятнадцать. Оторвемся. Пересидим до ночи. А потом – сюда. Дело только в скорости. Успеть до рассвета. И тогда либо они на острова уйдут, а это ловушка, либо к границе прижмутся, к реке, там их тоже можно достать. Как?

– Хорошо. Убедил. А что, в этих кишлаках действительно есть «духи»?

– Афганцы клянутся, что есть. Пограничники заметили возню на этих точках. «Зеленые» подойдут на технике вот сюда, когда мы свое дело закончим. И не будут мешать. А время мы им не указываем. Начало их движения по нашему сигналу. Так вернее. Ты с нами или с разведкой?

– Сомневаешься? Я тебе сколько про этот участок рассказывал? Есть там что-то привлекательное. Старики в Кундузе мне говорили, что Утанбек все крутился возле этого холма. А современные беки чем хуже? Они ортодоксы! Если прячутся, то в одном месте, но так, что хрен увидишь. Проскочим на холм?

– Война план покажет, – уклонился от прямого ответа Марат. – Ты вот другое скажи, с чего это к нам особиста прицепили? Прислали юношу бледного, «со взором горящим», из дивизии.

– А где же штатный сероглазый?

– В Кабул отозвали, там, похоже, нам передислокацию готовят, на юг.

Астманов старательно разыграл равнодушие:

– Чего тут удивляться? К границе идете, все такое, пограничники – войска КГБ. И что он?

– Да ничего пока, сидит в штабе, знакомится с личными делами. Правда, предупредил, чтобы ни одного фотоаппарата на операции не было у бойцов, и несколько фотографий изъял, твоих, между прочим, из тех, что ты ребятам приносил с тренировок. Так что прячь свой «ФЭД» поглубже, и придется тебя маскировать под десантника. Тельник, эмблемы и прочее. Держи вот, – Арзаев протянул пакет. – Ранец у тебя есть.

Это был тревожный сигнал. У штатного особиста батальона вопросов к Астманову не возникало, по меньшей мере не задавал. Конечно, прощупал, получил сведения… Да и здесь не было беспокойства, если бы не Сары-тепа. Астманов подумал, что больше такой возможности не представится. И был недалек от истины. А что, если этот «юноша» в курсе его проникновенных бесед с начальником особого отдела? Тогда он становится третьим вероятным участником поисков клада Утанбека. Себя в данном случае Астманов в расчет не брал. За осколок ваджры он готов был отдать все золото мира.

Марат не назвал дня начала операции, но Астманов, вынеся справедливое заключение о том, что «жареный петух» уже пристраивается к заднице, приступил к сборам.

Уединившись в кунге автотипографии, он перешил на полевой форме петлицы, заменил «танки» на «крылатые парашюты». Остальное у Астманова было свое. В том числе и хорошие, разношенные итальянские ботинки: желтая кожа, ребристая упругая подошва. Ранец десантника, гениальное изобретение, ему подарили раньше, кажется, на 9 Мая.

«АКСУ», пистолет, четыре рожка (пятый пристегнут), две гранаты «РГД», граната «Ф-1», две сигнальные ракеты, дым красный, штык-нож, фляга. Это на себе.

В ранец: очки-консервы, кусок легкой прозрачной ткани, две пары хлочатобумажных носков, моточек парашютной стропы, нитки, иголки, спирт (граммов 50), пластырь, эластичный бинт, резиновый жгут, кусочек «черняшки» – небольшой, с вишенку размером, шарик опия-сырца. И еще саперная лопатка, с укороченной ручкой и тщательно обернутая, поскольку кромка ее была заточена до остроты хорошего ножа да еще выбрана углом внутрь.

Провизию: тушенку, сгущенное молоко, рыбные консервы в масле, две пачки чая – Астманов упаковал отдельно и предполагал сбросить в общий котел на первом же привале. А вот два тюбика ореховой пасты, индивидуальную аптечку (плюс еще два шприц-тюбика промедола) – по карманам.

Астманов понимал, что ему не нести мины, пулеметы, патроны. А со своим грузом он не отстанет от тренированной десантуры. Бойцам было по девятнадцать-двадцать лет, Арзаеву двадцать четыре, но войне какая разница, сколько тебе лет? И все же в тридцать два года Астманов был староват для десантной группы.

К вечеру в редакцию ввалился Бешеный буйвол, да не один, с двумя такими же бородачами. Надо отдать должное – гости принесли с собой все для душевной беседы. Так что Арзаев, и на сей раз появившийся с традиционным приветствием: «Опять водку пьете?», не ошибся – пили. И крепко пили. Арзаев, категорически презрев спиртное, отозвал Астманова к выходу: