Меч и лебедь - Роберта Джеллис

— Я вас не оставлю.

Кэтрин совсем не хотела защиты и не нуждалась в ней, но была настолько сбита с толку, что не смогла найти нужных слов.

— Нет, нет, — умоляюще проговорила она, — не нужно злить его. — И, увидев ужас на лице Мэри, добавила:

— Не бойся, он не причинит мне никакого зла.

Рэннальф, все больше мрачнея и не замечая, какое впечатление это производит на его дочь, произнес:

— Я всегда бил своих жен на людях. И не собираюсь оправдываться ни за прошлое, ни за будущее!

Он в прямом смысле вытолкнул дочь за дверь, коротко приказал: «Раздевайся», и теперь диким взором следил, как Кэтрин сражается со шнуровкой на корсете. Решив, что его пристальное внимание смущает ее, он отвернулся и стал раздеваться сам. Он уже освободился от своих одежд, а Кэтрин все еще не была раздета. Ее руки дрожали, и Рэннальф пожалел, что выгнал служанок, потому что Кэтрин была не в состоянии справиться сама. Ее страдание убило в нем радостный подъем. Теперь понятно, что она совсем не хочет его, а просто уступает ему.

— Позвать служанок?

«Нет! Если он их позовет, придет Мэри, которая не выносит своего отца. Если бы он только развязал шнуровку, я бы сама справилась».

Шелк был тонок, как паутинка. Рэннальф наклонился над ней. Ее запах, тонкий и приятный, аромат лилий и роз, ударил ему в голову. Он нервно сглотнул и огромным усилием взял себя в руки. С каким удовольствием он разорвал бы эти шнурки, но не хотел пугать Кэтрин еще больше.

— Теперь ты видишь, что мои руки не приспособлены для такой работы.

Кэтрин заставила себя в упор посмотреть на мужа. Внезапно с острой болью она увидела, сколько седины прибавилось в его волосах, как исхудало лицо. Он давно не брился, щетина торчала в разные стороны. Но у него было такое прекрасное тело, кожа, свежая и гладкая в тех местах, где не было шрамов. От него исходил немного терпкий запах, запах здорового мужчины. Узел, наконец, поддался, и Кэтрин повернулась другим боком. Поворачиваясь, она коснулась плеча Рэннальфа и с удивлением ощутила, что он тоже дрожит.

— Спасибо, — сказала она, когда он справился и с этими завязками.

— Я рад услужить тебе в любое время. — Рэннальф пытался шутить, но голос его предательски дрожал.

— Тогда, ваша милость, — сказала Кэтрин, стаскивая корсет и бросая на пол, — развяжите тесемки на рукавах.

Ее руки были холодны как лед.

— Ты все еще боишься меня, Кэтрин?

— Чуть-чуть, когда ты злишься. Мне не нужно тебя бояться? Да?

— Сейчас я не злюсь. Почему у тебя такие холодные руки?

Он закончил возиться с рукавами и отошел. Когда Кэтрин так близко, он не мог соображать.

— Давно хотел тебе сказать, но почему-то так и не сказал. Я убил его не по собственному желанию и не по злобе, просто он говорил много такого, что могло навредить королю.

— Кого? — удивленно спросила Кэтрин.

Рэннальф опять подошел к ней. Она сняла платье, и свет от множества свечей за ее спиной очертил контуры ее стройного тела под тончайшей сорочкой.

— Осборна. — Он говорил так тихо, что Кэтрин едва его слышала.

«Он действительно хочет меня, — подумала она, — и боится. Но чего?» Потрясенная этим открытием, Кэтрин не отвечала. Она не могла понять, почему он вспомнил о том, что произошло два года назад и потихоньку стало забываться.

— Если ты меня за это ненавидишь, — сказал Рэннальф жестко, — я ничего не могу исправить, но и сегодня я поступил бы так же.

— Ненавижу тебя из-за Осборна?! Я никогда о таком не думала. — Только сейчас она поняла, что ее муж думает, будто она любила сэра Герберта и лгала ему. — Если бы я ненавидела тебя, то совсем по другой причине. Никакого отношения к сэру Герберту это не имеет.

Рэннальф ужаснулся: значит, она симпатизирует бунтовщикам! Он не мог больше слышать о том, что разделит их с Кэтрин навеки.

— Хватит, не надо меня больше терпеть, успокаивать свою гордость и лелеять свои обиды. Иди в постель. Я лягу у огня.

— Нет! — совершенно измученная борьбой между желанием и гордостью, Кэтрин умоляюще протянула к нему руки. — Рэннальф, — прошептала она, — я действительно хочу ребенка. Я до сих пор скорблю о моей потере. У меня есть Ричард, но я очень хочу еще одного — маленького!

Эти слова затронули его самое больное место, он чуть было не спросил ее, правда ли она хочет ребенка именно от него, Рэннальфа. Он чуть было не напомнил ей, что он стар, а она молода. У нее еще все может получиться с одним из ее дорогих мятежников. Но Кэтрин разрыдалась, и он, к счастью, сдержал язык. Он обнял ее, прижал к себе и стал успокаивать, как когда-то успокаивал своих детей, когда они были совсем крохотными и все время плакали.

— Кэтрин, я выполню все твои желания: и это, и любое другое. Только попроси меня. Не плачь.

Рэннальф отнес ее в кровать и снял тонкую сорочку. Успокоить ее было гораздо труднее, но он не потерял терпения даже тогда, когда, вопреки всем его уговорам, она заплакала еще сильней.

Ее слезы не охладили его желания, но он не спешил удовлетворить его. Этой ночью, ведомая неистовой страстью — желанием иметь ребенка, — она хотела его и охотно отвечала на его ласки. В этом не было никакого сомнения: она прижималась к нему каждой своей частичкой и возвращала ему все жаркие поцелуи, которыми он ее осыпал. Он больше не торопился удовлетворить свою плоть поскорей и освободить ее от себя. Они могли отдаться наслаждению, ни в чем больше не сомневаясь.

Раскаты низкого голоса заставили лорда Соук открыть глаза.

— Тише, — говорила Мэри мягко, но настойчиво, — леди Кэтрин здесь нет, а отец еще спит.

— Я уже проснулся. — Рэннальф отодвинул занавеси и сел. Он увидел растерянное лицо сэра Эндрю. — Ты хочешь со мной поговорить?

— Ричард хотел поговорить с вами, милорд.

— Пришли его сюда.

Рэннальф удивился, потому что его непоседливый сын вошел как-то очень медленно и робко. Он казался до смерти напуганным, и Рэннальф громко спросил:

— Ну, что ты опять натворил?

— Я не хотел этого сделать, папа.

— Ну еще бы, ты никогда не хочешь! — Рэннальф нахмурился, стараясь не рассмеяться. — Ну, прекрати дрожать, как девчонка. Рассказывай, что случилось? А потом прими наказание, как подобает мужчине.

— Я изувечил буланого боевого коня и подстрелил двух крестьянских баранов. Один умер… Не понимаю, почему ты так сердишься? Меня и так уже наказали, заставив притащить этого барана на моем пони и разделать его, будто я мясник. Леди Кэтрин забрала мою любимую застежку для плаща, чтобы купить крестьянину нового барана.

— Ну, а что ты скажешь о коне?

— Мне пришлось самому ухаживать за ним и ночевать в конюшне, чтобы менять ему примочки и припарки. Меня следует наказать за лошадь. Но я, честно говоря, ничего не имею против работы в конюшне. Это гораздо приятнее, чем учиться писать и читать.